– Ты же говорил, что тут сеть не ловит, – ядовито сказала женщина, обращаясь к Мужчине с богом.

– А она и не ловит, – вступился за Мужчину с богом Кочегар. – Этот из тех, кто дозванивается даже тем, у кого нет телефона. Ладно, мне тут тоже уже нечего ловить. Скучные вы. Не буду тратить на вас свою пустоту. Пойду к своим углям – они хоть и пачкаются, но делают это с искренним теплом.

Хлопнула дверь – в вагон вошел Спутник. Мимо него сначала прошел Кочегар, затем прополз пассажир, на котором раньше сидел Кочегар. Мужчина с богом и за ним его женщина побрели в противоположный выход, женщина активно что-то выговаривала бредущей впереди сутулой спине. Выговаривала явно в надежде воспитать мужчину в своем мужчине. Последний стойко держался, видно было, что не первый год, что уже в раннем детстве им был накоплен богатый опыт противодействия женским заговорам.

– Некоторые любят играть в игры, не так ли? – Спутник кивнул паре вслед.

– Некоторые думают, что игры и есть жизнь. – Ответил я, вспоминая свою семейную жизнь.

Повар принес мне суп и картошку. Нес аккуратно, боясь расплескать суп и раскидать картошку. Ситуация с Кочегаром закончилась. Спутник и я сидели в вагоне-ресторане, где кроме нас уже не было больше никого. И ничего не осталось от случившегося. Ничего и никого. Пустота. На мгновение показалось даже, что мы приехали, что в этой пустоте – наша конечная остановка, но… поезд активно стучал дальше по шпалам. We Have Arrived by Mescalinum United.

– Когда заоконные дали показывают в кино, там всегда зима. Там снег. В лучшем случае там солнце. Но это редкость. Чаще будет просто снег, еще дадут серость, ощущение безнадежности и катастрофы. А что мы видим за окном сейчас? Правильно – ничего. Ибо окно грязное. Солнце зашло. Даль должна быть где-то там, прекрасная, но мы не видим эту красоту, ибо грязь застилает глаза смотрящего. Грязное полотно повседневности, а не туманное будущее – вот что надо использовать в качестве фактуры. – Спутник сел напротив меня. – Ты заказал мне питание? Обещали ведь горячее питание на борту.

– Мы на поезде, не на самолете.

– Это мелочи. Знаешь, что самое опасное в поездах? Поездатые споры.

– Споры?

– Да. Они в белье, вот этих вафельных салфетках и занавесках. Смотри.

Он резко тряхнул салфеткой, и с неё мириадами посыпались белые пылинки.

– Поездатые споры. Ты их вдыхаешь, и поезд навсегда остается в тебе. Он поражает твое сознание терпимостью к окружающему миру. Нестыковки в процессах мира перестают тебя волновать и беспокоить, более того, ты начинаешь считать нормальной действительность вокруг.

– То есть ты считаешь, что все проблемы от этих спор? Не от лени или тупости, а от пыли на полотенцах?

– Нельзя недооценивать силу пыли.

Пауза. Осторожность вдоха. Лавирование между пылинками.

– Споры… ну эти споры ещё не так страшны. Намного опасней штуки иного рода.

– Например?

– Например? Ну хотя бы новости. Новости – страшней любого вещества, кстати.

– Хуже вещества?

– Конечно. Вообще вся тема с веществами создана как отвлекающий манёвр. Это я тебе как инсайдер говорю. С веществами все просто – вот плохие парни, которые торчат и всякими антисоциальными темами занимаются. А тем временем… вас сажают на реально злые штуки. Новости, религия, музыка. Барыги в этой структуре большую социальную роль играют. Мы – санитары городских лесов. Мы отвлекаем внимание.

– То есть это заговор?

– Никакого заговора. Это природа людей. Мы хотим спать. Мы хотим быть в трансе. Испокон веков шаманы и прочие активно этим пользовались. Что самое популярное в мире? Решения для отделения от реальности. Социальные сети теперь вот еще. Всю историю человечества мы продаём лишь один продукт – кокон. Мы готовы на многое лишь бы избежать максимально жизни. Кто-то жрет, кто-то в игры играет, кто-то просто встает и уходит, когда какой кочегар что-то пробуждающее говорить пытается.

– Кочегар?

– Ты пропустил тут… Ну не важно.

– Зачем ты в пути? – Вдруг спросил Спутник.

– В смысле?

– Ты задумывался о сути пути?

– Ну у меня не было особо выбора.

– Я не о выборе. Я даже не о сути, извини. Я – о направлении. Ты задумывался о направлении пути?

– Не уверен. Мне Сэм дал направление, мне так кажется.

– Странное у тебя направление.

– Почему?

– Ты идешь от сказанного. Твое направление – “от”. А должно быть – “к”.

Поезд продолжать стучать колёсами. Он дарил нам бесценное – стабильность стука – это обеспечивало уверенность движения в выбранном направлении. Стук – всему голова – так говорили в городе Машинистов, места, откуда родом все машинисты Странной страны.

Радио в вагоне-ресторане внезапно включилось, ворвавшись в пространство сначала визгливыми криками женщины, думающей, что она – та, которая поет, на суровый бас очень уверенного в себе мужчины. Очень уверенного в себе мужчины бас рассказывал о новом развивающем людей течении – Теории Нового Одиночества. Спутник помолчал, послушал говорившего, посмотрел на меня, и добавил:

– Раньше отказывались от богатства и положения в обществе. Новые просветленные – отказники от сетей и технологий. У меня было все – два умнозвука, три доски, два вычислителя – я все оставил, я вышел из сети, ибо осознал, что счастье не в этом. Я отбросил модем. Я стал свободным.

– Ну хорошо, хорошо. Я не против. Будь, чо… Можешь с Кочегаром кстати побеседовать на эту тему – ему будет что сказать тебе.

Спутник сделал вид, что не услышал. Зато я услышал, что сказал он…

– Зачем ты ищешь чью-то тень?

И потом:

– Может надо себя искать?

Вопрос

Утром. Забежал в кафе, перепрыгивая через служебных псов на входе, детей и старушек, кофейня, обычная, каких тысячи, даже миллионы, одинаковые стойки продажи, одинаковые хипстеры-продавцы, одинаковые судорожные поиски туалета, как ночью в мокрой холодной траве непослушными пальцами ищутся выпавшие ключи, как хватается воздух после выныривания из унитаза, где был ровно столько сколько надо пробыть, благодаря хорошо тренированным коллекторам, как ищется суетливо на антресолях памяти её любимый цвет… цвет её платья в день третьей и такой случайной встречи неожиданно приведшей к тому, где ты находишься сейчас…

Забежал в кафе, бросок налево, бросок направо, бросок через плечо – кто-то мешается на пути в комнату, где можно скрыться, ещё мимоходом удар ногой под дых карлику, карлице – не потому что против карликов, просто она оказалась в очень удобной позиции чтобы двинуть, наконец вот она – дверь, наконец вот она – ручка, брезгливо за неё, брезгливо даже с учётом напряжения ситуации, тревожного саундтрека, рука соскальзывает, рука летит вниз, не потому что закрыто, потому что кто-то закрывал мокрыми руками дверь, успеть возмутиться этому факту до того, чтобы понять – таки заперто, таки код, таки сказать могут только на кассе, таки мчать туда, в очередь, стоять, обходить всех, вспышки виноватости в потупленных в пол глазах, чтобы не слышать возмущённого цоканья ускорившегося уже три раза за утро брокера коммерческой недвижимости, чтобы не успеть отреагировать на него в стиле реакции на карлика, чтобы услышать прорвавшийся в твой зарешеченный события мир медленный голос вялого продавца:

– Тууууууууууууалет для клиииииииииииииентов тооооооолько.

– Я… я двадцать минут назад тут был клиентом!

– Выыыыыыыыыыы дддддддддддоооолжныыыыыы ввввввстааааааааать в очередь и при покупке напитка вам сообщат код.

– В очередь? При покупке?

– При покупке напитка сообщается код доступа. Все верноооооооооо.

– Бля… этот мне… как его… давайте мне кофе.

– Саааааааааахар?

– Нет.

– Молокоооооооооо?

– Нет.

– Лёёёёёёд?

– Нет.

– С собой?

– Нет. Да. Нет. Что быстрей?