В сумерках Герман вместе с другими работниками выходил из горы, выкладывал в аккуратные пирамидки дневную добычу камня на специальной площадке рядом с воротами. Потом вставал в очередь к ручью помыться. Люди монотонно сменяли друг друга под струями воды, совершенно не стесняясь своей наготы, заботясь только о том, чтобы не задерживать товарищей слишком долгой помывкой. В опускающейся на землю ночи все было безрадостным, унылым. Серый воздух. Серая вода. Серые тела.
Помывшись, Герман ужинал и ложился спать. Распорядок дня напоминал ему жизнь в лесном лагере, когда они рубили лес в паре с Олегом. Глядя же на гончара Деомида, Герман вспоминал погибшего учителя истории Анджея…
День за днем летели однообразно. Короткое серое утро в поселении. Серый рабочий день в горе. Быстрый серый вечер. Ночь. Да, только ночь была расцвечена всеми красками. Во сне Герман гулял с Евой в зеленом лесу. Они валялись на желто-белой ромашковой полянке. На венке, который сплела себе любимая, сидела красная божья коровка. И у Евы были алые губы. Герман тянулся, тянулся к ним…
Ни во сне, ни на яву он не мог себе представить, что Ева погибла. Герман был уверен, что они найдут друг друга. Обязательно найдут. Только вот когда и как, если он каждый день проводит в этой горе? Кто его и видит все это время, так это только две женщины-напарницы. И еще Деомид, который время от времени отвечает на возникающие у Германа вопросы.
– А чего все поселенцы неразговорчивые? С кем ни пытаюсь заговорить, все отмалчиваются…
– А о чем говорить? Новостей здесь нет. У многих попавших сюда действительно серьезные преступления за плечами, о которых никому вспоминать не хочется. Такие поселенцы свою жизнь у нас воспринимают, как искупление. Те же, кто попал сюда из-за нелепости правосудия, видят в других перемещенных настоящих преступников и общаться с ними не стремятся. Многие замыкаются в себе. Даже те, кто живет семьями, почти друг с другом не разговаривают.
– А дети? Они здесь тоже какие-то тихие. Не кричат, не балуются…
– Дети берут пример с взрослых… И потом взрослые просто запрещают им общаться со сверстниками, рассказывать, кто их родители, почему здесь, о чем говорят, чем занимаются дома после работы. Но, конечно, за детьми не уследишь. Все равно они в горе собираются вместе. И играют, и болтают. Только осторожно…
– Может они вырастут нормальными людьми? Не обремененными грузом совершенных преступлений…
– Вряд ли. У нас здесь нет ни школы, ни вообще чего-либо специального для детей. И им ведь нельзя жить в поселении, приходиться все время быть в горе, дышать вместе с взрослыми отравленным каменным воздухом. У нас много детей умирает…
Деомид показал Герману кладбище, находящееся невдалеке от поселения. Маленьких холмиков было предостаточно. Да и большие свежие тоже имелись. Деомид качнул головой в сторону двух:
– Очень хорошие парни были. Недоучившиеся врачи. К ним в наше поселение даже из других мест приходили. А вот судьба какая. Стольким людям помогли, а сами из-за болезни-лихорадки какой-то умерли. Оба в один день заболели, и в один же день богу душу отдали…
– А как их звали? – почему-то спросил Герман.
И услышал в ответ:
– Ярик и Славик.
Похоже, это были те самые ребята, про которых как-то рассказывала Ева. Их переместили просто из-за того, что они подшучивали над Эрастом…
После посещения кладбища Герман с особым чувством смотрел на встречающихся ему детей. Кто из них доживет до совершеннолетия? Кто станет будущим оплотом поселенцев?
Чаще всего Герман думал о Луизе. Этот подмастерье Деомида, безусловно, был очень талантлив. Герман любил заходить в гончарное помещение и смотреть, как работает Луиз. У него были очень тонкие и ловкие руки. Луиз тщательно, но вместе с тем и быстро, и красиво расписывал горшки, наносил на них затейливый орнамент. А еще на стене гончарного помещения прибавлялись новые странные животные. Зеленая собака с длинной пастью, усеянной зубами. Рыжая кошка с огромной гривой и кисточкой на хвосте….
Мальчик при появлении Германа замирал и опускал голову. Он как будто стеснялся. Герману от такой реакции подмастерья тоже становилось неловко и он, быстро полюбовавшись картиной на стене, уходил.
Имелся в поселении и еще один человек, который заметно нервничал при появлении новичка рядом с собой. Это был Джером. С ним Деомид познакомил Германа еще во время первого похода в гору.
– Весь в отца, – вздыхал глава поселения, глядя на крепкого юношу, – вот только к чему это приведет?
Джером был явно не рад появлению Германа в поселении. Он, очевидно, переживал себя наследником Деомида и ему совершенно не нужен был конкурент.
Глава поселения, как-то зайдя к Герману вечером, рассказал:
– За несколько дней до того, как пошел я в этот раз к мосту, рядом со мной в туннеле обвалился потолок. Упал огромный камень. Чудом не на голову мне. Я потом все там осмотрел. Никакого обвала не должно было быть. Кто-то специально подрубил выступ, чтобы от него отвалился большой камень. И еще кусок веревки там нашел. Кто-то дернул, чтобы камень упал в нужный момент. Ну, когда я по туннелю проходил… У меня нет доказательств, но устроить этот обвал, кроме как Джерому, некому. – Деомид внимательно посмотрел на Германа, – Я это тебе рассказываю для того, чтобы ты понимал все происходящее здесь, чтобы был осторожнее и в горе, и около. На тебя тоже может свалиться камень или что-то другое…
Да, взгляд Джерома во время его встреч с Германом не был добрым. Хотя, скорее всего, добрым он не был вообще никогда. Джером чем-то напоминал Герману Эраста.
В один из дней Герман предложил Деомиду:
– Слушай, может все-таки в поселении какой-нибудь выходной устроить. Или праздник. Думаю, людям плохо здесь не только от работы и плохого воздуха. Надо иногда их встряхивать, отрывать от работы и печальных размышлений. У нас, помню, в офисе после вечеринок всегда как-то веселее становилось. Жизнь казалась не такой однообразной и мрачной.
Деомид почесал затылок:
– Конечно, может быть ты и прав. Но только что делать-то в этот праздник? Нет у нас здесь никаких развлечений. Я когда-то пытался ввести выходной день, так люди просто провели его на территории поселения, потому что выходить за нее опасно. Все слонялись между горой и воротами, наталкивались друг на друга, ругались и в конце концов расходились по домам. Там от нечего делать тоже ругались уже внутри семей. И потом снова уходили в гору. Больше некуда. А там, в горе, просто так сидеть и холодно, и сам со своими мыслями начинаешь ругаться. Потому здесь все только и делают, что работают…
Герман тоже почесал затылок, но засыпая вечером, продолжил, тем не менее, думать о выходном дне. Он вспоминал игры, в которые играл в детстве с родителями и друзьями, и еще как они с Гиви и Сэмом развлекались после работы, и как веселились с Эликой на выходные. Когда она еще была с ним…
От игр его мысли перетекли к делу. Подумалось о том, что Арон был не таким уж и плохим начальником. И может быть не стоило так резко уходить из «ЛокИнформ»…
Потом Герман увидел Еву в голубом платье. Она шла на встречу по городской улице и что-то говорила, улыбаясь своими алыми. Герман напряг слух и проснулся. Хотел подосадовать, что такое чудесное видение прервалось в самый неподходящий момент, но услышал какой-то голос уже наяву:
– Так вот ты где?
Герман прислушался. Это был знакомый мужской голос:
– Наконец-то, тебя нашел. К себе почему-то после работы не пошла. А возле этого дома что делаешь? Наверное, меня ждешь?
Тут же взвизгнула и быстро, громко заговорила девушка:
– Пусти! Отпусти меня! Я Деомиду все расскажу! Все! Отпусти! Отпусти меня!
Мужской голос был спокоен:
– Иди, пожалуйся Деомиду. Да мне плевать и на него, и на всех здесь. А ты моя. Только моя. Так что давай лучше по-хорошему…
– Пусти!
Герман быстро встал, открыл дверь и вышел на порог. Увидел, как кто-то тут же бросился за дом. Еще один человек медленно поднялся с земли. Несмотря на темноту, Герман понял, кто это. Джером, ни сказав ни слова и только сплюнув, медленно пошел по улочке-тропиночке между домов. Как только его фигура скрылась из вида, перед Германом появился запыхавшийся Деомид:
