– Здравствуйте, – дама жестом указала маме и Анне на стулья. – Итак, – повернулась она к Анне, – вы хотели бы стать секретарем.
– Да.
Седовласая дама снова взглянула в анкету Анны.
– У вас очень хорошие оценки за итоговые экзамены. Но вы не захотели продолжить обучение в прежней школе?
– Нет, – ответила Анна.
– Позвольте узнать, почему?
– Мне не нравилась школа. Там мало кто остается после сдачи экзаменов на аттестат… И нельзя сказать, чтобы там меня многому научили, – добавила Анна после некоторых колебаний.
Дама опять погрузилась в изучение анкеты.
– Школа для девочек Лилиан Меткаф… Я знаю эту школу. Больше видимости, чем содержания. Жаль…
Считая школьную тему закрытой, дама перешла к вопросам, связанным с секретарскими курсами. Значит, Анна хочет попробовать? Сколько времени на это понадобится? И какую работу она рассчитывает получить, окончив эти курсы? Анну так подкупила сокрушительная оценка школы мисс Меткаф, что она отвечала подробно и стеснялась гораздо меньше обычного, и через довольно короткое время дама сказала:
– Ну что же, это весьма удовлетворительно.
На мгновение Анна подумала, что все уже позади, но тут дама повернулась к маме:
– Простите, но к нам за помощью обращается очень много людей. Поэтому я обязана задать вам несколько вопросов. Как давно вы живете в стране?
– С 1935 года, – ответила мама. – Но из Германии мы уехали в марте 1933-го…
Анна столько раз слышала эти объяснения, что знала их наизусть: шесть месяцев в Швейцарии… два года во Франции… Великая депрессия… сценарий фильма… полученные средства позволили им приехать в Англию… нет, фильм так и не был снят… это не связано с тем, что папа не говорит по-английски, потому что сценарий перевели… но сейчас, конечно, писатель без языка…
Возникла некоторая напряженность.
– Простите, – снова сказала дама, – я понимаю, что ваш муж – выдающийся человек. Но сейчас, пока вы находитесь в такой трудной ситуации, не мог бы он найти для себя какое-нибудь более приземленное занятие? Хотя бы на некоторое время?
Папа, подумала Анна, никогда не мог забить гвоздь, чтобы тот не согнулся, не умел сварить себе яйцо. Он ничего не умел, кроме того, чтобы складывать слова. Но это у него получалось прекрасно…
– Мой муж, – ответила мама, – не отличается особой практичностью. И потом, он намного старше меня, – и она покраснела.
– О! Конечно, конечно, – быстро заговорила дама. – Приношу свои извинения.
Забавно, подумала Анна, даму гораздо больше впечатлило упоминание о папином возрасте (а ведь при встрече с папой на его возраст никто никогда не обращает внимания!), чем признание в папиной непрактичности, которая сразу бросается в глаза. Однажды, когда они еще жили в Париже, папа потратил почти все деньги на швейную машинку, а та оказалась сломанной. Анна помнила, как они вместе с папой ходили к торговцу подержанными вещами, чтобы эту машинку вернуть. В Париже у них тоже было трудно с деньгами, но почему-то тогда ее это не сильно беспокоило. В Париже она не чувствовала себя беженкой.
Мама рассказывала даме о своей работе:
– Некоторое время я работала секретарем у леди Паркер. Может быть, вы о ней слышали. Но потом у нее умер муж, и она переехала жить в деревню. А я сейчас помогаю разбирать бумаги, связанные с его наследством.
Дама смутилась:
– И… э-э-э… сколько?..
Мама сказала, сколько ей за это платят:
– Видите ли, у меня нет должной квалификации. В детстве я обучалась музыке… Но благодаря моей работе мы способны оплачивать счета в гостинице «Континенталь».
Возможно, в Париже они чувствовали себя по-другому, подумала Анна, потому что мама тогда не работала и они жили в квартире, а не в гостинице. А может быть, Англия просто ей не подходит. Здесь она почти никого не знает, за исключением тех, с кем познакомилась в школе мисс Меткаф. И действительно, после того как они перебрались в Англию, многое пошло не так. Например, она неожиданно поправилась, причем в каких-то неожиданных местах, и теперь вся одежда сидела на ней отвратительно. Мама ее убеждала, что это «щенячий жирок» и он скоро сойдет. Через какое-то время «жирка» действительно поубавилось. Но Анна по-прежнему была склонна винить в своих неприятностях Англию.
В конце концов, до приезда сюда толстой ее никто не считал.
Другие девочки в интернате тоже были пухленькими. Анна помнит их жирные розовые ляжки в школьной раздевалке, помнит, как по замерзшей траве футбольного поля шумно двигались тяжеловесные фигуры. Но девочки почему-то совсем не стеснялись. Стеснительность, пожалуй, была одной из главных проблем Анны в Англии. Стесняться она стала неожиданно – вскоре после того, как у нее появился «щенячий жирок». А до этого Анна всегда легко общалась с людьми. Теперь же новоприобретенное качество порой вводило Анну в ступор. И когда английские девочки подсмеивались над ее неуклюжей игрой в лакросс или ее смешным акцентом, она чувствовала себя совершенно беспомощной. С американками Джуди и Джинни у Анны таких проблем не было.
– Хорошо, Анна, – обратилась к ней седовласая дама, как будто услышав ее мысли, – я надеюсь, на курсах тебе понравится больше, чем у мисс Меткаф.
Анна спустилась с небес на землю. Что бы все это значило?
– Завтра я переговорю об этом в комитете, – продолжила дама. – Но уверена, что трудностей не возникнет.
Анна забормотала слова благодарности, но та ее прервала:
– Не стоит! Я думаю, это будет правильное вложение денег.
Когда Анна и мама вернулись в гостиницу, вышло солнышко и потеплело.
– Как ты думаешь, сколько я смогу зарабатывать? – спросила Анна у мамы.
– Не знаю. Но думаю, с тремя языками – не менее трех фунтов стерлингов.
– В неделю?! – Анна не поверила своим ушам. Сумма казалась огромной.
Папа поздравил Анну, правда, не без грусти:
– Должен признаться, я никогда не видел тебя секретаршей.
Анна поспешно отмахнулась от мысли, что она тоже не могла себе этого представить.
– Папа, – воскликнула Анна, – меня считают перспективной!
– С этим сложно не согласиться, – сказал папа.
Он был одет в свой лучший костюм для выходов, точнее – в тот, который, по его мнению, в данный момент казался наименее заношенным.
– Встреча в Международном ПЕН-клубе[5], – объяснил он. – Не хочешь пойти? Торжественная часть не очень затянется. Зато потом будет чай.
– Я бы пошла, – ответила Анна.
На самом деле идти в писательский клуб Анне не очень хотелось. Но сейчас, когда ее будущее определилось, она чувствовала внутреннее беспокойство. Анна быстро шла вместе с папой к автобусной остановке, стараясь не думать, что скоро ей придется посвящать свои дни не рисованию, а скорописи[6].
– Это встреча секции немецких писателей, – объяснил папа (он был президентом секции). – Но чай, – улыбнулся он, объясняя преимущества происходившего, – будет настоящий, английский.
Писательский клуб находился на углу Гайд-парка. Когда папа с Анной пришли, все уже были в сборе – привычная компания эмигрантов с интеллигентными лицами, с потертыми воротничками и манжетами. Кое-кто из присутствующих вышел поприветствовать папу прямо в холл. Те, кого папа представил Анне, тут же отмечали, как она похожа на своего отца. Такое часто случалось и всегда радовало Анну: если ты похож на папу, то не можешь быть абсолютно безнадежным.
– Ваша дочь собирается пойти по вашим стопам? – полюбопытствовал невысокий человек в больших толстых очках.
– Хотелось бы, – вздохнул папа. – Хотя в последнее время ее гораздо больше интересовало рисование. А в настоящий момент, – он огорченно развел руками, – она планирует выучиться на секретаря.
Человек в очках тоже сокрушенно взмахнул руками:
– Что поделаешь! Надо на что-то жить!
Они отправились к небольшому подиуму, а Анна села вместе с остальными присутствующими. Темой клубной встречи была Германия, и несколько человек готовились выступать. «Как же много писателей! – подумала Анна. – Немудрено, что им сложно найти работу».
