Ночью Клаша снова принималась плакать, пыталась оттолкнуть Мишку и пинала его ногами. Но тот не обращал на это внимания, он даже храпел, как старый дед, лишь изредка вздрагивая и перебирая лапами, словно бежал куда-то, бежал, бежал. Видимо, и медведям снятся сны. Сны о далёкой молодости и таких стремительных и удачливых охотах.

                  ***

Новый день изменений не принёс. Только стало чуть теплее и весь оставшийся снег растаял. Но Клаше теплее не становилось. Она согревалась только тогда, когда медведь наваливался на неё, прикрывал своей шерстью. Но иногда он наваливался слишком сильно, тогда Клаша брыкалась, пищала, верещала и отталкивала лесного громилу. Он вставал, удивлённо смотрел на неё и укладывался по-другому. Днем он отходил, чтобы найти шишки и долго, сыто хрустел орешками, поглощая их вместе со скорлупой.

Клаша есть не хотела. Она уже вообще ничего не хотела, просто лежала и ждала. Ждала, когда Миша понесёт её домой, или не понесёт. Однажды ей показалось, что и не стоит уже возвращаться домой. Наверное, там уже все забыли про неё, конечно, забыли. Если бы не забыли, то уже давно бы нашли, вот, даже Миша нашёл её, а больше никто не ищет. Становилось обидно, и она снова беззвучно плакала.

Проходили ещё дни, тянулись ночи. Очень хотелось пить, постоянно хотелось пить. Приходя в себя на короткое время, девочка дотягивалась до края своей лежанки и дрожащей рукой собирала снег, выпавший за ночь и ещё не успевший растаять. Тянула этот снег к лицу и прижимала ладошку к распухшим, растрескавшимся губам. Клаша была совершенно обессилена, она уже не сопротивлялась, когда медведь придавливал её, ложась рядом, что бы согреть. И вот пришло время, когда она больше не приходила в себя, всё спала и спала. Она не просыпалась даже тогда, когда медведь начинал скрести по курточке своими огромными когтями, а потом, вытянув трубочкой свои тёмные, почти черные губы, издавал какие-то странные звуки, направляя их прямо в лицо девочке.

Клаша не просыпалась.

Медведь начинал сильнее скрести когтями по курточке, принимался лизать лицо, потом прихватил её зубами за руку и потянул, потянул. Опять вопросительно заглядывал в лицо. Клаша не просыпалась. Он отошёл в сторону и стал прыгать на одном месте, сильно ударяя передними лапами по земле, при этом громко ухая, словно хотел кого-то напугать. Клаша не просыпалась.

Медведь снова приблизился, полизал девочку в лицо, выпрямился, даже привстал на дыбки, озабоченно глядя по сторонам и, не оглядываясь, стремительно куда-то ушёл, убежал.

Спустя несколько часов, медведь снова появился возле девочки. Он опять прыгал рядом, сотрясал землю и громко рявкал. Убедившись, что человеческий детёныш не реагирует на все его выпады и рычания, медведь ещё раз оглянулся по сторонам и осторожно, обнажая зубы, прихватил ими куртку девочки и потянул. Перехватил удобнее и приподнял ребёнка. Клаша повисла вниз лицом, безвольно распустив руки и ноги. Она и не чувствовала, что её куда-то несут, что она плывёт и плывёт, через тайгу, через леса, через горы. Совершалось какое-то волшебство, и было невыносимо жаль, что Клаша не видит этого, не присутствует при этом, ведь она так верила, что именно добрый волшебник спасёт её. Именно добрый волшебник. И вот, возможно ли такое, возможно ли? А случилось….

                  ***

Возле зимовья снегу было больше, чем глубоко в тайге, он здесь уже не таял несколько дней. Зима придвинулась совсем близко.

От удара огромной лапой, Клаша очнулась и заплакала от прокатившейся по телу боли. Удар лапы пришёлся по спине, там же, на курточке, образовались четыре дырки от когтей. Вытерев застилавшие глаза слёзы, Клаша увидела прямо перед собой знакомый лесной домик. Продолжая плакать, она, почти на коленках, добралась до порога, поднялась, придерживаясь за бревенчатую стену, с трудом открыла дверь и перевалилась в сумрак зимовья. Уже сидя на нарах, поняла, что в домике произошли какие-то изменения, это заставило её окончательно проснуться, внимательно оглядеться.

На столе стоял чайник, наполненный холодной, просто ледяной водой. Клаша припала губами к носику чайника и напилась. Увидела, что рядом, на самом краешке стола, лежат две новенькие коробки спичек. Сразу посмотрела в сторону печки, дверка была открыта, а внутри лежали дрова, между поленьями белела береста. Девочка торопливо, пока не исчезло это волшебство, поднесла горящую спичку и береста сразу занялась, затрещала, стала плотнее скручиваться, выдавливая из себя всё больше и больше пламени. Закрыла дверку и снова осмотрелась.

На потолке, как и прежде, висел мешок и, кажется, опять с сухарями. Даже дотронулась до него рукой. На нарах тоже лежали мешки и какая-то коробка. Клаша поняла, что случилось чудо, что медведь, который нашёл её в этом диком лесу, оказался добрым волшебником. Он принёс в домик много продуктов, наготовил дров и оставил спички, подвесил к потолку мешок с сухарями. Сухарей там было так много, что можно было их грызть, не считая, не думать, что может не хватить на завтра, но Клаша совсем не хотела есть. Даже если бы сейчас, по мановению волшебника, на столе зимовья появились бабушкины караваи, Клаша не стала бы есть, не хотелось. Она ещё попила ледяной воды, подержала руки над печкой, которая уже начала нагреваться и наполнять домик теплом, залезла в свой дальний уголок, накрылась фуфайкой и сразу провалилась в глубокий, болезненный сон.

Конечно, Клаша приписала всё случившееся волшебнику. Откуда она могла знать, что домик этот, вовсе не домик гнома, а зимовьё охотника. И в то время, когда Клаша отсутствовала, когда она убежала по следам, думая, что догоняет какого-то человека, а возможно и папу, тогда охотник и приехал в своё зимовьё.

Приехал он на конях, привёз продукты для того, чтобы жить здесь и охотиться всю зиму. Охотник сразу понял, что в зимовье долгое время кто-то жил. А зная, что в соседнем районе, в лесу, потерялась маленькая девочка, подумал, что это может быть именно она. Девочку искали почти два месяца, но все поиски были напрасны. И вот теперь, когда на пороге уже была зима, возникла новая, хоть и чуточная, надежда. Приготовив всё необходимое, на случай появления девочки, охотник торопливо выехал в посёлок и поднял людей, сообщили и, убитым горем, родителям.

Когда много охотников, лесовиков, приехали сюда, к старому зимовью на конях, с собаками, с ружьями, нашли рядом с зимовьём следы огромного медведя. Все были очень рады, что медведь не успел навредить, не добрался до девочки. Обнаружили Клашу в том же уголке, прикрытую старой телогрейкой. Она была жива, тяжело, хрипло дышала простуженными лёгкими и не просыпалась, как только её не тормошили. Так и вывезли из тайги спящей, только в больнице она пришла в себя. Первым человеком, кого Клаша увидела возле себя, конечно же, была её мама, вся заплаканная, но очень счастливая.

                  ***

Женщина опять закрывала лицо ладонями, замирала так, словно вспоминала какие-то детали, просматривала их снова и снова. Смущалась чему-то. Загадочная улыбка блуждала на её губах.

– И вот уже столько лет прошло, а меня всё тянет и тянет туда. Мне кажется, что я смогу найти, встретить того волшебника – медведя. Только я об этом ни кому не говорю, засмеют, или скажут, что чокнутая. Нет, не говорю. А вы как думаете: он бы меня узнал? Глупо, да? Сама знаю, что глупо, а хочется.

– Наверное, сложно было восстановиться, вернуться в мир людей?

– Особой сложности я не чувствовала, просто жизнь для меня раскрылась более широко, многогранно. Через несколько лет после происшествия, родители водили меня в зоопарк. Не поверите, возле клетки с медведем со мной такая истерика случилась, что вызывали скорую. Сама не понимаю. И до сих пор не могу на это смотреть.

– А ребят…. Ребят так и не нашли?