– Никогда им не прощу того, что они бросили меня одну в ночном лесу.

Коленко болело, по всему телу, от ночного холода пробегали неприятные, колючие «мурашки». Глаза слипались, слипались…

Витьки не было.

                  ***

Открыв глаза, Клаша несказанно обрадовалась, что уже светло, уже утро и что она не умерла ночью от холода. Где-то над головой, невидимые, щебетали синицы. Щебетали так активно, что даже заглушали недалёкий шум реки. Девочка даже улыбнулась этим невидимым щебетуньям. А ещё подумала, что вот теперь, когда заявятся мальчишки, она примет гордый вид и совсем не покажет, как ей было страшно и плохо ночью. Как страшно. И плохо.

Она снова поднялась, пробуя ногу с разбитой коленкой. Приступать можно, но ещё очень болело. Осмотрелась кругом, вспоминая, в какую сторону вчера ушёл Витька. Совсем не понятно: идти в ту же сторону, или оставаться на месте и ждать. Не могут же они забыть о ней. Может быть, они уходили в деревню, чтобы позвать на помощь кого-то из взрослых? Тогда они обязательно скоро появятся. Только бы не забыли захватить чего-нибудь поесть. Очень хочется есть.

Клаша пыталась пожевать какую-то мягкую травку, но она оказалась горькой, противной, что даже пришлось спускаться под берег, чтобы прополоскать рот и напиться. Вода в реке была холодной, просто ледяной, недаром она вчера так промёрзла.

Бродила поблизости, припрыгивая на одной ноге, колено ещё очень болело, боялась отойти подальше, чтобы не разминуться с ребятами, когда они придут и принесут ей еды. Она уже и не сердилась на них, совсем, совсем не сердилась, лишь бы они быстрее приходили.

Но ребята так и не появились.

Проведя ещё одну ночь возле той же шершавой ёлки, с нависающими до самой земли колючими лапами, Клаша решила, что надо выбираться самой. Нечего ждать помощи от таких предателей. Они, наверняка уже и забыли про неё, а она всё ждёт, всё верит. Ещё ночью, между сном и просто забытьём, между тем, как горько плакала и просто лежала, свернувшись клубочком, прислушиваясь к ночным шорохам, она вспомнила, что учительница, рассказывала, как выбраться из лесу, если заблудился.

Тогда ещё все смеялись и думали: где его найти, тот лес, в котором можно заблудиться. И вообще, зачем забивать голову ненужной, пустяшной информацией, которая никогда в жизни не пригодится. Теперь она поняла, что было бы лучше, если бы она тогда внимательно слушала и запоминала. Вспомнилось, что она рассказывала о солнышке. Да, да, наверное, надо идти на солнышко и тогда всё получится. Вот же! Вот как просто! Так и решила, и, вздохнув с облегчением, уснула, твёрдо уверовав в то, что уже завтра, двигаясь за тёплым солнышком по натоптанной лесной тропинке, она выйдет к деревне и обнимет бабушку.

– Первым делом попрошу её, чтобы ничего не рассказывала папе.

Снова утро. Прохладное, сырое утро. Над рекой, с её неугомонным, непрекращающимся шумом, висел густой, плотный туман. Он не висел, он лениво, нехотя двигался, плыл навстречу течению. А там, на той стороне реки, угадывалось солнышко. Оно было ещё совсем невысоко и проглядывало сквозь туман расплывчатым, ярким пятном, но Клаша сразу поняла, что это солнышко и тут же огорчилась. Ведь она ещё ночью решила, что будет идти за ним, а теперь оказалось, что оно на другом берегу. Чтобы перебраться через реку, нечего было и думать. Она снова уткнулась лицом в ладошки и тихонько заплакала.

Наплакавшись досыта, утёрла слёзы и почти сразу увидела гриб. Гриб вызывающе торчал коричневой шляпой над лесной подстилкой, а нога у него была толстая, просто пузатая. Казалось, что он стоит как бы боком и внимательно следит за плачущей девочкой. Клаше подумалось, что, может быть это и не гриб вовсе, может быть это лесной гном, который явился, чтобы спасать её. Она придвинулась ближе, склонилась и стала его разглядывать, даже шептать что-то стала, уговаривая помочь ей выбраться из этой глупейшей ситуации. Ведь бабушка, наверняка уже переживает.

Но гриб молчал. Как стоял, надменно выставив раздувшиеся бока, так и стоял молча. Клаша вспомнила, что грибы едят, не зря же бабушка собирала их. Она вытащила его изо мха, чуть, чуть отряхнула корни и снова принялась рассматривать. Нет, это не гном. У гномов есть глаза и борода. Правда, они могут и притворяться вот такими грибами, но это мы сейчас проверим. Клаша впилась зубами в край шляпки гриба и стала откусывать, ещё прислушиваясь, ещё ожидая, что гриб сейчас вскрикнет от боли и превратится в маленького человечка. Но гриб молчал и она откусила. Здесь же выплюнула:

– Какая гадость! Как можно их есть?

Размахнувшись, швырнула гриб далеко в лес. Он отлетел, кувырнулся и замер там, на полянке, придавив какую-то знакомую веточку, с висящими на ней синеватыми ягодами. Клаша, прихрамывая, подошла ближе и увидела знакомые кустики черники, присела на коленки и стала с жадностью поглощать ягоды.

Туман рассеялся и солнышко, пробираясь сквозь деревья, ласково припекало, а сытость стомила девочку, глаза слипались, хотелось спать. Ёлку, где она провела две ночи, Клаша не нашла. Видимо, в поисках ягод, она отошла далеко, даже шум реки теперь доносился совсем слабо и, будто сверху. Разморившись, она прижалась к другому дереву, со светлой, гладкой корой и стремительно провалилась в сытый и спокойный сон.

Она снова плыла на носилках, которые несли её верные друзья Витька и Виталька, а она нежно обнимала их за плечи, улыбалась и раскланивалась на стороны, где стояли все её подруги и, почему-то, аплодировали. В глазах у подруг было столько зависти, столько зависти…

                  ***

Проснулась оттого, что всё лицо съели комары. Эти комары! Их, комаров, то совсем нет, то откуда-то налетят и кусают, кусают. Лицо покрылось волдырями от многочисленных укусов и теперь сильно чесалось.

Снова стала собирать в ладошку ягоды и ела, не замечая, что вся измазалась, словно жидкими чернилами. Ягод стало попадать всё меньше и чтобы насобирать горсточку, приходилось переходить дальше и дальше. Шум реки теперь вообще не слышался, но это даже обрадовало Клашу. Ведь когда ребята придут и станут её искать, станут кричать, она сразу услышит их. Не то, что там, у реки, где кроме шума воды вообще ничего не было слышно.

Ещё одна ночь прошла под ёлкой, на краю черничной полянки. Холодная, страшная ночь, когда совсем недалеко, на дереве кто-то ухал и щёлкал зубами. Клаша так испугалась, что боялась шевельнуться, чтобы её не заметили. Она сразу поняла, что это злой колдун подыскивает себе жертву, уж она-то в этом разбиралась, понимала, где добрый волшебник, а где злой колдун.

На следующий день, когда она снова собирала ягоды и насыщалась, ей встретилась тропинка. Девочка очень удивилась, что так близко от места её ночлега, где она то и дело плакала от страха и безысходности, проходит такая хорошая тропинка. Наверное, мальчишки и воспользовались ей, чтобы выйти из этого ужасного леса, чтобы уйти в деревню. Клаша пошла по тропе, потом о чём-то задумалась и, развернувшись, пошагала в другую сторону. Такое решение она приняла по той причине, что солнышко-то было в этой стороне, хоть и не строго по направлению. Колено ещё болело, но уже не так сильно, уже можно было шагать и шагать по тропинке.

Видимо, многие пользуются этой тропкой, местами из земли торчали гладкие, обшарпанные корни, а местами земля была выбита до голых камней. Начался какой-то спуск, и тропинка разбежалась в разные стороны, превратившись сразу в три, четыре тропки, только уже менее заметные, а потом и вовсе исчезла. Клаша прошла дальше, услышала нежное журчание и нашла маленькую струйку воды, образующуюся из замшелых камней. Долго пила, подставляя ладошку.

Перейдя ручей, стала снова подниматься и вскоре опять встретила попутную тропинку. Обрадовалась, пошла быстрее, надеясь, что уже вот там, вон за теми деревьями станет видно крыши деревенских домов. Но домов там не было. Тропка, то появляясь, то снова исчезая, обогнула пологую сопку, сбежала в очередной распадок и совсем пропала. Откуда же Клаша могла знать, что тропинка эта была зверовая, что ей пользовались олени, медведи и другие лесные обитатели для перехода из одной поймы реки в другую.