– Скайдо Хезли арестован, он сейчас даёт признательные показания. В самое ближайшее время будут проведены необходимые следственные действия, будет собрана мощная доказательственная база, и тогда мы сможем по всей строгости наказать этого страшного человека, который годами наводил на людей смертельный ужас только своим именём. Если вина Хезли будет доказана, а в этом я не сомневаюсь, ему грозит высшая мера наказания, то есть публичная смертная казнь через повешение, – спустя небольшую паузу он завершил, – остальные участники также уже дают признательные показания о своей преступной деятельности в «СРС».
На этом репортаж бесславно закончился, но у Гедеона тут же возникли серьёзные подозрения к правдивости всех сведений, которые передали с экрана. Ведь ни живого Хезли, ни даже того места, где его задержали, не показали!
«А не грамотно ли это выстроенный политический ход?– тут же задался вопросом Гедеон. – А жив ли вообще наш герой? И стали бы патрульные задерживать его, зная, как много проблем он может принести? Скорее бы убили – да 90 процентов, что так и сделали! Скайдо явно не был безоружен и уж, конечно, стал бы сопротивляться. Да и спать в таком небезопасном месте он бы не стал – не его это уровень. А значит – точно убили. Сейчас… А может давно, но объявили о задержании сейчас, сделав мощный рекламный ход. Но почему именно сейчас?»
Плешивый мужчина в очках с глазами на выкате, сидевший рядом с Гедеоном, в это время неистово торжествовал:
– Поймали, наконец, негодяя. Теперь можно хоть спокойно ездить на поезде и за жизнь свою вовсе не опасаться.
Но вот Гедеона эта новость нисколько не успокаивала; и даже не столько из-за своего скептического отношения к ней, сколько по причине того, что деяний своего старого приятеля Скайдо и его организации, он никогда нисколько не опасался. Почему-то Гедеон никогда не боялся, что его жизнь может изменить или вообще забрать какой-нибудь акт террора; он к этому относился как-то проще, будто бы вовсе игнорируя вещи, которые происходят не по его воле и одновременно веря в то, что судьбу по большому счету изменить нельзя, а поэтому стоит просто с ней смериться. Из-за этого Гедеона зачастую терзали не переживания насчёт того, что его жизнь вдруг может прервать злобное действо «СРС», а думы о каких-либо незначительных мелочах. Однако сам он относился к таким мелочам или пустякам очень серьезно и считал их чрезвычайно важными хотя бы из-за связи исключительно со своей персоной. Поэтому подумав немного о Скайдо, он с тревогой переключился на размышления об отношениях со своими родителями; как будто это было намного важнее, чем такое историческое событие, как поимка Скайдо. И так ведь было на самом деле, по причине того, что отношения со своими «пращурами» были для него сугубо личными, а вот Скайдо уже давно отдалился…
О предстоящей встрече с родителями Гедеон думал с тревогой, а иногда он даже впадал в оторопь от своих дум; только он представлял, как его отец, а ещё хуже мать узнают, что его отчислили из Академии по подготовке кадров для КР, то сразу внутри него что-то переворачивалось. Но Гедеон, как всегда, это стоически терпел – на лице его эта боль не проявлялась. Хотя, пожалуй, взгляд его был чрезмерно напряжен, а брови так сомкнуты, что поверх них появились ровные морщины. Но все это было мелочи по сравнению с тем, что происходило в его душе.
А тем временем поезд летел с бешеной скоростью, сотрясая пыль со стальных рельс; уже через пять минут он должен был добраться деревеньки, где проживали родители Гедеона. А пока из окна поезда виднелись маленькие симпатичные домики приятных тонов на фоне желто-зелёной листвы и деревьев. Весь осенний пейзаж излучал спокойствие, безмятежность и эту опасную дьявольскую пустоту.
Когда поезд остановился у платформы, Гедеон быстро вырвался из душного вагона и сразу почувствовал всей своей широкой грудью свежий воздух своего детства, напоминающий о незабываемых моментах прошлого, которые уже невозможно вернуть.На Гедеона нахлынули воспоминания о детстве, родном доме, родителях, а вместе с этим он почувствовал не только блаженную радость, но и в тоже время грусть и едкое разочарование. Чуть расстегнув свою рубашку, он словно заезжий скиталец пошёл, осматриваясь по сторонам.
Казалось, ничего в этом городе не изменилась: все те же белые двухэтажные домики, украшенные превосходными ставнями и аккуратными садами, узкие переулки и сплошные пешеходные улочки. Здесь, как и много лет назад царила атмосфера сельской местности: жители предпочитали машине велосипед, а стильной элегантной одежде удобную и практичную. Но всё же определенные изменения в жизни города были внесены – Гедеон это заметил, как только вышел из вагона. Это были всё те же вездесущие дроны, рассматривающие своим всевидящим оком каждого приехавшего. Гедеон отнёсся к ним абсолютно индифферентно, так как не счёл, что они не смогут омрачить своим присутствием такую прекрасную атмосферу, которая царила в этом милом городке.
Не торопясь, пройдя минут десять, Гедеон оказался на большом пересечении дорог, посреди которого величественно стоял большой фонтан, который являясь главной достопримечательность деревушки, низвергал из множества каналов прозрачную чистую воду. Гедеон жадным взглядом посмотрел на роскошно льющуюся воду и задумавшись о том, насколько же мучает его жажда и насколько это прозрачная вода не пригодна для питья, он зашёл в темный переулок и через минуту вышел к небольшому двухэтажному домику с каменной облицовкой, ограждённому невысоким деревянным забором. Это и был родной дом нашего героя, в котором он прожил аж до 17 лет.
Пройдя через забор и тусклый газончик, Гедеон постучался в старую, деревянную дверь, а потом увидел в окно свою мать, одёргивающую штору.
Она открыла ему дверь, а потом скупо сказала:
– Здравствуй, сынок.
Мать никогда не была щедра на радость, восторг и улыбку, а поэтому встретила сына лишь словесным приветствием; при этом своим худощавым лицом она нисколько не выразила никаких эмоций.
– Привет, как поживаешь?– отвечая таким же бедным на эмоции выражением лица, спросил Гедеон.
– Неплохо, совсем неплохо, – ответила мать, невольно сделав совсем грустное лицо.
Никаких объятий, поцелуев, нежных родственных приветствий после этого не последовало. Так уж было заведено в их семье – холодность и бесчувственность текли по их венам.
Когда Гедеон зашёл в дом и посмотрел сверху вниз в лазоревые глаза своей матери, то увидел в них усталость, слабость и тоску. Сама мать выглядела не так хорошо как раньше. Все-таки сказывался возраст, к тому же у неё появились новые морщинки. Но при этом она оставалась в хорошей физической форме: у неё не было, ни лишнего веса, ни больших мешков под глазами.
Мать улыбнулась и весьма серьезно, но без лишних эмоций произнесла:
– Мы давно тебя ждали. Думали, ты приедешь неделю назад. Я каждый день сидела у окна, ожидая, что ты появишься. Ждала так дня три и каждого, кто приходил к нам, я принимала за тебя. И теперь ты вернулся, когда мы уже не надеялись, что ты приедешь, – мать сделал небольшую паузу, – ты не представляешь, как я по тебе соскучилась… Сложно было без тебя.
Она проговорила такие сентиментальные, чувственные слова и при этом не показывала свою эмоциональность ни интонацией, ни выражением лица.
– Мне тоже было сложно, я тоже скучал, – сказал Гедеон, выдавливая из себя эти слова, будто бы насильно заставляя свой рот говорить.
Возможно, так было потому, что на самом деле по своей матери он вовсе не скучал. Гедеон вообще не знал, что значит скучать по своим родителям и даже наоборот, вдали от них чувствовал себя намного лучше. Он и сам так считал, что истинная любовь к родителям появлялась у него, когда он с ними расставался.
– Пойду, разбужу отца, а ты иди на кухню. Будем пить чай, – сказала мать и тотчас поскакала по деревянной спиральной лестнице на второй этаж.
Гедеон пошёл на кухню, осмотрелся, присел, а потом налил из прозрачного графина стакан воды и тотчас утолил свою жажду приятной жидкостью.
