Ко всему прочему, у нашего героя сложилось о своем соседе впечатление, как о безработном тунеядце, который получает свои средства ни за что. Ну родил он детей и отслужил в вооруженных силах – для Гедеона это не было показателем человеческой значимости для общества.
Гедеон налил воды в большой прозрачный чайник, а после поставил его на синее пламя, низвергающеёся из конфорки плиты. Вдруг он услышал негромкий стук в дверь и сразу, не торопясь, пошёл из кухни в прихожую, дабы посмотреть на того, кто там так ломится. Слева от железной входной двери, на уровне пояса, располагался небольшой монитор, отображающий всю площадку, напротив квартиры; в этот-то монитор Гедеон и увидел Томаса, а потом со злостью произнёс:
– Да что всё надо этому тюфяку? Достал он уже меня.
С большой неохотой Гедеон открыл дверь и сделал недовольное лицо человека, которого попусту побеспокоили.
– Господин Крул, вы не позволите мне получить именно сейчас литра три воды,– проговорил Томас, почесывая свой короткий тонкий нос, – помню прекрасно, что занимал ещё неделю назад, но поймите… Сейчас мне своего сына вести в садик, а мне даже кофе не сварить.
Про долг недельной давности и напоминать не стоило, ведь Гедеон все это желчно помнил, но при этом говорить на протяжении недели своем непутевому соседу не видел надобности; да и было бы такое напоминание для нашего героя ниже собственного достоинства.
– Сейчас, – согласился Гедеон, понимая, что лучше быстрее отдать воды и не видеть раздражающего соседа, – вы только мне немного кофе дайте. А то я и не против кофе выпить, но его то как раз у меня и нет.
Произнося это, Гедеон с хитринкой посмотрел на плотное тело Томаса, который в последнее время сильно разжирел и нисколько этого не стеснялся; из под светлой майки его торчало большое пузо, а лицо его уже с большие щеками стало шириной чуть ли не с плечи.
– Так вы берите пару бутылок и идите к нам, – сказал Томас, шевеля своими толстыми губищами, – Роузи и я всегда рады гостям… Посидим, да позавтракаем вместе, пообщаемся, а заодно увидите моего сынишку Томасика – младшего. Он невероятно подрос в последнее время.
После этих слов, произнёсенных с очень позитивной интонацией, на лице Гедеона появилась доброжелательная улыбка, а прежняя злость сменилась на радость. Даже презрительное отношение Гедеона к физическим недостаткам соседа вдруг куда-то исчезло.
– Хорошо, сейчас я подойду. Минуток через пять, – подмигнув своими вострыми глазами, сказал Гедеон.
Томас тут же ушёл, долго не поворачиваясь спиной и как бы пятясь назад, а Гедеона посетила мысль, что не так уж плох его сосед.
– И как можно было назвать сына своим именём? – проговорил Гедеон, когда Томас уже убрался из виду,– совсем нет никакой фантазии у человека.
По прошествии пяти минут Гедеон уже садился за большой стеклянный столик овальной формы, расположенный в уютной и весьма просторной кухне семьи Томаса. Гедеону, как гостю, было позволено сесть за очень приятный диванчик, прямо напротив большого экрана; правда экран Томас предпочел не включать, возжелав больше пообщаться с соседом, чем наполнить тишину монотонными речами телевизора.
Пока все располагались вокруг овального столика, возле плиты возилась Роузи – миниатюрная жена Томаса очень приятной внешности. Это была худенькая блондинка с тонкими чертами лица. Она аккуратно кипятила воду и готовила завтрак. Потом прибежал Томас- младшенький, четырехлетний мальчишка со светлыми солнечными волосиками и ангельским, весьма умным лицом. На Томаса старшего он был похож только формой некоторых частей лица, но вот глаза говорили о совершенно другом менталитете этого мальчугана.
Роузи начала подавать кофе с риторического вопроса, обращенного непонятно кому:
– И как они могли допустить такую аварию?
– Аварию значит? – с удивлением сказал Гедеон, взяв на себя бремя ответа, – а я то слышал, что никакой аварии не было. Просто запасы пресной воды заканчиваются, поэтому такие вот меры.
Роузи искренне захохотала и произнесла:
– И как вы могли в такую чепуху поверить? Это же очередные бредни всяких там конспирологов и сторонников теорий заговоров.
– Ну, я слышал это от одного хорошего знакомого, он явно не является сторонником конспирологии, – немного обидевшись на такое возражение, сказал Гедеон.
– Да не может этого быть! – воскликнула Роузи.– Такие слухи очерняют правительство, а значит это вздор и ничего общего с действительностью не имеет. Мои родители ещё прекрасно помнят, как все протестовали против чипизации. Говорили мол: «Будем все под колпаком, под контролем», раздували всякие необъяснимые слухи…А что теперь? Никаких ненужных бумажек: ни паспорта, ни денег, ни другой ненужной ерунды. Весь этот анахронизм ушёл в небытие и теперь всё в одной штучке, размером с зерно. А ведь это ещё помогло справиться с вирусом, который мог уничтожить нашу планету! И самое главное: мы не замечаем его – никакой бюрократии томительной уже нет. Это ведь сплошное удобство, а многие глупцы, верящие во всякую чушь, до сих пор поют песенки о тотальном контроле и порабощении человечества. Вздор, – уже с каким-то нелепым отвращением, сказала она, – наш младенец Джейсон. Ему всего пять месяцев, а у него уже есть чип – так я полностью уверена, что наше правительство о нём сможет позаботиться. И никаких нелепых мифов, высосанных из пальца я не страшусь.
Гедеон слушал речь Роузи с умилением, одновременно поражаясь тому, как обычная домохозяйка с бледно-розоватым лицом так хорошо разбирается во всех тонкостях таких сложных политических вопросов и, насколько в её словах виднеется преданность правительству и режиму.
Поднеся чашечку кофе к своему рту, Гедеон с иронией произнёс:
– Тут и добавить нечего: всё сказанное очень логично и справедливо.
Томас кивнул головой, а Роузи, удовлетворившись такой реакцией, снова помчалась к плите выкладывать на тарелки приготовленный завтрак; она именно помчалась, так как слово «пошла» не может стоять рядом с этой энергичной импульсивной женщиной.
За столом никто не смел говорить и Гедеон от скуки начал осматривать хорошенькую кухоньку Томасов. Больше всего ему понравилось не столько современный интерьер и красивая отделка, сколько панорамное окно, открывающеё прекрасный вид на утренний Метс и на лазоревое небо, накрывавшеё сверху городок. Ещё наш герой заметил на стене большой семейное фото в рамке, на котором в прекрасном одеянии были изображен Томас с супругой и двумя детьми.
Вскоре Гедеону от нудной тишины стало не столько скучно, сколько неловко и он вдруг решил, что единственной кто из этой семейки сможет его повеселить это домохозяйка Роузи.
– Я извиняюсь, а всё-таки не могли бы вы выполнить мою очень странную просьбу, разъяснив очень интересующий меня вопрос, – повернувшись к упругим бёдрам Роузи, проговорил Гедеон, – насколько помню, ведь раньше детей чипировали с 3 лет, а теперь же…
– Вышла поправка, – махом ответила Роузи, отвернувшись от плиты и повернувшись к Гедеон своим приятным лицом, – теперь можно хоть с самого рождения его вшивать, прямо в роддоме. Конечно, требуется разрешение родителей, но…
– Ясно, – сказал Гедеон.
Когда Роузи, наконец, поднесла к столу завтрак из хлеба с яичницей, Гедеон с улыбкой на лице принялся завтракать, а вот семья Томаса к еде сначала не притрагивалась; они закрыли глаза, а спустя секунд тридцать Томас произнёс:
– Аминь.
– Аминь – подтвердила Роузи.
– Аминь, – уважительно покачивая головой, произнёс Гедеон, – молитва перед едой?
– Да, – ответил Томас, приступая к разрезанию яичницы на две части.
А вот – Роузи есть не спешила; перед этим ей хотелось выговориться:
– Теперь мы всей семьёй ходим в Храм и вы не представляете, как изменилась наша жизнь. Это же такое благое деяние ходить к священникам и учиться у них такой значимой вещи, как жизнь во имя торжества закона Божьего. А ведь наше правительство и особенно наш благороднейший Верховный Правитель, которого так часто ругают в маргинальных кругах нашего города, такие духовные начинания поддерживают. Значит Благороднейший заботится не только о нашем материальном благополучии, но и о духовном тоже… прямо святой, – без доли иронии сказала она.
