Отец Жени, напротив, внешне жену свою как будто не простил, то есть старался быть гордым и демонстрировал время от времени своим поведением, что как прежде уже не будет. Но со стороны было видно, что, внешне оставаясь холодным, в нутре своём этот человек очень переживал и как раз-таки стремился к тому, чтобы всё было так, как было когда-то, но только, вероятно, ждал чего-то, очень может быть – ждал поддержки и взаимной реакции от жены. Реакция эта была, но, по-видимому, не такой, какую он ожидал, впрочем, мужчина и сам до конца не понимал, чего он, собственно, ожидает. Словом, обида прочно засела в нём; несмотря на все его старания восстановить то духовное составляющее своей семьи, которое и является оплотом всякой счастливой семейной жизни и материальные блага которому служат лишь дополнением и праздничной обёрткой.
Так до конца простить жену этот человек и не успел, во всяком случае, не успел сделать это, когда жена сама к тому прощению стремилась, – вскоре мама у Жени заболела, на обследовании у неё в голове обнаружили злокачественную опухоль, и с этого времени жизнь этой семьи уже и вправду стала похожа на показушничество, под которым скрывается раскаяние всеми во всём содеянном. Точно бы жизнь уже прошла н ничего нельзя поправить. Теперешнее их счастье разыгрывалось и отдавало фальшью.
***
Роману было девять, когда его мать уже совсем похоронила его умершего от пьянства отца в своём сердце. Рома был смышлёным парнем, он видел, как матери тяжело, и понимал, что ей надо строить жизнь с новым, другим мужчиной. Не понимал он только, как это его мать так скоро забыла его отца, ведь не прошло и года, как она стала искать себе новые отношения.
Пыталась ли эта угнетённая девушка действительно найти себе спутника в жизни и отца своему ребёнку или пыталась просто утешиться и забыться, Роман тогда, да и теперь, по прошествии лет, не знал. И догадок строить не хотел. Хотя после смерти его матери его тётки – сводные сёстры мамы – любили задаваться этим вопросом и вдруг заинтересовались вопросом жизни своей сестры за её последние годы перед смертью. Люди же всегда становятся наиболее интересными тогда, когда их с нами нет. Потому что не получишь уже точные ответы на свои вопросы, ибо и вопросы-то станет не кому задать. И тогда уже сам выдумывает себе о том человек бог весть что, и это-то и подогревает интерес. Но, к слову заметить, Несправедливость к ближнему всегда рождается из Незнания. Из Незнания или Непонимания его мотивов. Полное понимание предполагает проживание понимаемого материала и, следовательно, определённое душевное видоизменение. Это противоречит нашей данности. Ведь у каждого человека есть характер и его Альтер-эго. И они сопротивляются, ибо жаждут бунта и завоевания. Всепонимание есть то, к чему стремятся всякая религия и всякое хорошее философское учение. Всепонимание предполагает невольное всепрощение, которое, в свою очередь, будет уже лишь маской. Прощать будет нечего. Как сказал Сартр, злых людей не бывает, просто у каждого своя цель. А если ты принимаешь эти цели, проживаешь их в себе и изменяешься под их влиянием, то ты становишься их рабом или, если тактичнее, их служителем. Тогда ты уже не смотришь на мелочи и готов верить сразу и во Христа, и в Аллаха, и в Будду, и во все прочие божества, ибо они для человека становятся уже лишь разными путями к чему-то Единому, что в этом мире неизбежно выражается в аспекте Любви.
Но наш случай почти совсем ничего такого высоконравственного не предполагает:
Мать Романа умерла, и сёстры болтали о её жизни всякое. Видно, так человек и устроен – всё, о чём он высказывается, вмиг становится для него понятым, а значит, и пройденным. Логика, достойная восьмиклассника.
Елена – мама Романа – не знала мужчин кроме своего единственного мужа. Она в молодости была очень красива; и молодой парень, Михаил, только что вернулся из армии в свой родной и любимый городок. В этот же вечер, успев только ванну горячую после двух лет службы принять, Михаил отправился на вечеринку к знакомой, где и познакомился с Еленой. Вообще говоря, на этой вечеринке Михаил ожидал увидеть только своих знакомых. Но вокруг него полно было незнакомых ему людей, которые даже бесили его своим весельем, и он хотел сорвать на них всю армейскую злость, хотел бить по мордǎм, чтобы все они, во-первых, обратили на него внимание, а во-вторых… поняли бы, что к чему…
Михаилу тогда ещё и двадцати не было.
Но вот кто-то из ребят, заметив его некоторую неловкость и даже скованность, решил свести его со всеми, кто доселе был ему неизвестен, а потому вызывал у Михаила подозрение, а следовательно, и неприязнь. И тут-то Михаил и увидел эту девушку – мать своего будущего сына. Он так и обомлел. Его познакомили с Еленой. И тут уж он оставил свою неловкость и, вспомнив, как он обольщал сотрудниц военного госпиталя и поварих в столовой, стал лезть из кожи вон, чтобы понравиться Елене.
Елене тогда едва было восемнадцать; как бы то ни было, она казалась немного старше. Во всяком случае, так уверял себя в этом Михаил. Елена была темноволоса, бледна и во всём её образе Михаил видел какой-то шарм, пленявший как его, так и других ещё ребят. Но из-за ревности-то этой и сказалась его армейская прыть.
Елене этот армейский задор Михаила как будто нравился. «Как будто» – потому что она тогда ещё, в силу возраста, не умела всегда правильно истолковать себе свои чувства, – качество, вырабатываемое женщинами годами посредством всякого, между прочим, опыта. Но Елена чувствовала какое-то, отнюдь не пошлое, влечение к этому парню. Потому что он напоминал ей отца.
Её отец был офицером и на фотографиях и в её памяти так навсегда и остался молодым и задорным. Он погиб во время второй Чеченской кампании.
В тот же вечер Михаил проводил Елену до дома. Ещё через неделю Елена стала с ним женщиной. А через месяц они поженились и, в тайне ото всех, обвенчались, хотя венчаться в то время было непринято. (Это для ярой коммунистки Альбины Игоревны – бабушки Евы – то время было лучшим…)
Через десять месяцев родился Ромка.
Они жили в квартире, оставленной Михаилу его крёстным, который сам в то время отбывал срок в тюрьме. Других родных у Михаила не было. А у Лены, кроме погибшего на войне отца, была ещё бабушка Варя по отцовской линии, – единственный, пожалуй, человек, с которым она делилась всеми своими тревогами и заботами.
Через три года Михаил запил. Ещё через три года умерла бабушка Варя. И теперь, когда муж напивался, Лена брала на руки шестилетнего Рому и уходила в квартиру отца, ибо это он, ещё в первой половине своей службы, купил и подарил матери эту квартиру в городе Жуковском.
Михаил, бывало, наведался к ним – в пьяном угаре барабанил он по двери, то умоляя, то требуя, чтобы ему открыли. И орал матом, кляня свою жену во всём, на чём свет стоит.
Тогда Лена сажала Рому к себе на колени, затыкала ему уши ладонями и, уткнувшись лицом в его затылок, сидела так, плакала и молилась. А со стола напротив, рядом с иконой Божьей матери, смотрел на неё с фотографии её любимый и вечно молодой отец, которого ей когда-то так напомнил Михаил.
Когда Михаил скончался, Лена осталась совсем одна с девятилетним сыном, которому пыталась теперь посвятить всю себя. Но у неё это не получалось. Потому что, как всякая мать знает, его нужно было одеть, обуть, воспитать и дать ему достойное образование, чтобы он вырос хорошим человеком. А делать всё это одной, совершенно, то есть, без всякой поддержки, – было тяжело. От сестёр помощи не было, у каждой из них – а их было трое – была своя жизнь. Жили все в Екатеринбурге, только кто-то в области, а кто-то в самом центре. У каждой были свои заботы и треволнения, своя насущная семейная жизнь, да и не общалась с ними Лена как будто бы даже не с той самой вечеринки, на которой познакомилась с Михаилом.
Лена вертелась как могла, но всё чаще стала задумываться о том, что надо что-то менять, и, уже будто бы научившаяся с годами объяснять себе свои чувства, она стала искать отца своему сыну. Во всяком случае, так она себе это объясняла, а на самом же деле её просто тянуло к мужчине. Ведь Михаил был у неё как первым, так и последним, других мужчин Лена не знала. И её сёстры потом нелицеприятно выскажутся об этом, что девка просто не нагулялась.