Оглядевшись, различаю в толпе немолодого мужчину с камерой, а напротив, прямо перед объективом, та самая Кудряшка с телевидения, что дала нам вчера адрес Анжелики. Тараторит что-то в микрофон, завитые пряди покачиваются на каждом слове. Белоснежная блузка и брючная юбка обтягивают изгибы тела так плотно, что, кажется, вот-вот порвутся. Это так сейчас привлекают зрителей к телевидению.

Осторожно ступаю вдоль стены, опустив голову. Кудряшка точно явилась по мою душу, готовит какую-нибудь сенсацию – лучше не попадаться ей на глаза. Надо найти Сажина и увести отсюда, чтобы сходить в музей. Остальное пока неважно.

– Вон она! – кричит Кудряшка, и я невольно вздрагиваю, поднимая взгляд, чтобы увидеть, как тонкий пальчик с наманикюренным ногтем указывает точно на меня.

Все оборачиваются – малышня, учительница, старшеклассники. Десятки пар пытливых глаз сверлят меня насквозь, просвечивают будто рентгеновскими лучами. Такое чувство, будто я совсем голая. Такое чувство, будто каждый видит, как я обеспокоена музеем и своей влюбленностью в Максима Багрова.

Кудряшка настойчиво машет рукой:

– Подойди!

Все расступаются, давая дорогу, и я шагаю будто во сне, пока стеклянная линза камеры не упирается прямо в лицо.

– Диана Белова, – представляет Кудряшка будущим зрителям. От нее пахнет помадой и дешевым дезодорантом. – Одна из пропавших подростков.

Все смотрят так, будто я вышла на сцену и вот-вот дам лучший рок-концерт в истории.

– Девочка призналась, что ее похитили инопланетяне! Прямо сейчас мы узнаем подробности! Возможно, существование внеземных цивилизаций наконец обретет реальные доказательства!

Воцаряется такая тишина, что слышно, как на втором этаже уборщица отчитывает кого-то за разбитый цветочный горшок. У меня ком в горле размером с небольшую необитаемую планету. Кто ж мог подумать, что невинная шутка может обернуться таким представлением?

– Ты помнишь момент похищения, Диана? – спрашивает Кудряшка.

Микрофон прямо у моих губ, можно даже различить крохотный волосок, приставший к металлической сетке.

– Я… – выдавливаю.

Тут Кудряшка замечает в толпе Мишу Сажина и прямо подпрыгивает от восторга:

– Там второй! Ведите его сюда!

Малышня подталкивает Мишу ко мне, и вот уже мы двое стоим перед камерой с одинаково растерянными физиономиями.

– В смысле инопланетяне? – шепчет Миша, а я только виновато пожимаю плечами.

– Расскажите все, что произошло на прошлой неделе! – хорошо поставленным голосом требует Кудряшка, глядя то в объектив, то на нас по очереди. – Вы уже все вспомнили? Кто еще причастен к похищению?

Она наклоняется к камере и доверительно добавляет:

– Есть информация, что тут замешаны другие жители города. Кое-кто из нас помогает пришельцам похищать детей!

Не знаю, что более невыносимо – второклассники с широко открытыми ртами или абсолютно ошарашенный взгляд Сажина на моем лице.

Тяжело сглотнув, я хриплю в микрофон:

– Все не так, на самом деле…

– Вот именно! – подхватывает Кудряшка. – Все совсем не так, как мы думали! Прямо сейчас Диана Белова даст ответ на главный вопрос, мучающий весь город!

Боже, пусть она просто заткнется.

Кто-то большой возникает на горизонте – это Макс расталкивает толпу, чтобы подойти ко мне.

– Расскажи нам правду! – не унимается Кудряшка.

От Багрова до меня не больше двух метров, когда весь бетонный пол вестибюля вздрагивает, будто на него обрушилась огромная гиря. Макс делает еще шаг, и линза камеры с громким щелчком дает трещину. Тонкая, будто леска, она делит стеклышко на две почти равные части. Я оборачиваюсь на Мишу, пытаясь выговорить хотя бы один из тех вопросов, что крутятся в голове.

Макс рядом, хватает меня за руку для поддержки, и в этот момент камера начинает дымить. Серое облако поднимается вверх, запах паленого пластика бьет по ноздрям. Оператор вскрикивает, отдергивает руки, и камера с грохотом валится на пол, разлетаясь мелкими осколками пластика, стекла и микросхем. Теперь нас не покажут по телевизору.

Я успеваю заметить, как малышня разбегается в разные стороны, Кудряшка с ужасом прижимает ладони ко рту, выпущенный микрофон падает на пол вслед за камерой. Оставшиеся ученики пятятся, глядя на меня широко распахнутыми глазами, а пытавшаяся всех успокоить учительница, белее мела, сползает по стенке. Все здание мелко дрожит как замерзший котенок. По известке на потолке расползаются трещины, штукатурка осыпает мои плечи, пыль забивается в горло.

Поворачиваюсь к Сажину:

– Что происходит?

А он, поправив рюкзак на плече, молча удирает в сторону выхода. Стоит ему отдалиться, все приходит в норму – землетрясение тут же сходит на нет, трещины на потолке замирают, будто кто-то поставил их на паузу.

Макс прижимает меня к себе, чтобы уберечь от чего-то неведомого, словно вся эта толпа напуганных школьников может броситься на нас, чтобы растерзать.

– Ты понял? – спрашиваю.

– Что понял? – Багров действительно ничего не понял.

– Какая-то сила рушит все вокруг! Совсем как Анжелика рассказывала!

Кудряшка вся напрягается, прислушиваясь. Будто не она сейчас была при смерти от страха. Оператор растерянно собирает осколки камеры обожженными ладонями. Остальные так и замерли с раскрытыми ртами.

– Я догоню Мишу, – говорю.

– Зачем? – спрашивает Макс.

– Он точно что-то знает. Он должен все рассказать.

– Тогда я с тобой.

– Ты что, не видел, что сейчас было? Нам нельзя собираться вместе.

Высвобождаюсь из крепкой Максовой хватки:

– Я позвоню, когда все узнаю.

***

Мишу догоняю только у выхода с территории школы. Нервно оглядывается, когда дергаю его за рукав.

– Ты одна? – спрашивает.

– Одна.

Он мгновенно расслабляется, пальцы деловито поправляют очки на переносице.

– Что происходит? – спрашиваю.

– Это лучше ты мне расскажи. Какие еще инопланетяне?

Пытаюсь изобразить беззаботную улыбку, но она, наверное, больше похожа на паралитический оскал:

– Не думала, что так выйдет. Мне нужно было только узнать адрес Анжелики.

– Какой еще Анжелики?

Пока я рассказываю, Миша то и дело осматривается. Небо сегодня такое же серое, как вчера, даже еще гуще налилось сталью. Ветер, сильный и ленивый, то и дело накатывает на высокие кроны, чтобы сбросить горсти ржавой листвы.

– Она так и сказала, музей? – спрашивает Миша, когда я заканчиваю. – Ты знаешь про Колю Морковина?

Все знают про Колю Морковина. Это тринадцатилетний мальчик из другой школы. Года три назад он поспорил с друзьями, что переночует в заброшенном музее и ничего с ним не случится. Так и сгинул Коля Морковин, никто его с тех пор не видел. Помню, были панические поиски, совсем такие же, какие, по рассказам, устроили для нас. Но все без толку. В самых запустелых уголках города до сих пор еще висят выцветшие объявления с фотографией Коли.

– У нас нет ничего другого, – говорю. – Мы должны сходить и посмотреть.

– Твоя Анжелика сказала, что ничего там не нашла, – отвечает Миша. Кажется, он напуган не меньше тех, кто остался сейчас в школьном вестибюле. – Думаешь, мы сможем увидеть что-то, чего не увидел опытный журналист?

– Хочешь просто сидеть и ждать? Посмотреть, что будет дальше?

Миша снова поправляет очки. Дыхание вырывается паром изо рта и оседает крошечными мутными капельками на редких усиках.

– И вообще, – щурюсь, – ты точно что-то знаешь! Не поделишься?

– Ничего я не знаю. Только то, что нам нельзя всем собираться вместе. Эта… Эта энергия скапливается. Те, кто за нами, становятся так сильнее. Кажется, у них какие-то недобрые намерения.

– Значит, ты тоже их видел?

Миша осторожно кивает:

– Только в зеркале.

Он снова оглядывается. Прыщавый лоб собирается складками – мерзкая иллюстрация к слову «тревога».

– Нам надо туда сходить, – говорю. – Это все, что сейчас есть.

***

Старый музей стоит на самой окраине. Высокая деревянная ограда покосилась и поросла мхом, ворота висят на одной проржавевшей петле поперек входа, поэтому приходится их перешагивать, чтобы попасть внутрь. Деревья кругом разрослись так, что из-за листвы почти не видно почерневшего крыльца. Везде пожухлая трава и унылые кусты смородины с застывшими на оранжевых листьях отблескивающими каплями влаги. Мы отводим ветки от лиц, и брызги летят во все стороны.