– Постойте тут пока, не двигайтесь!

Когда она исчезает в спальне, мы с Максом растерянно переглядываемся.

– Ты кому-нибудь сказал, куда мы пошли? – спрашиваю.

– Неа, – говорит. – Думаешь, мы с ней не справимся? Ну, если что?

Анжелика возвращается с простыней и, прежде чем у меня возникает хоть один вопрос, накидывает ее на большое зеркало в коридоре. Оглядывается на нас с опаской:

– Пока не заходите, я остальные не завешала!

Скрывается в недрах квартиры, слышно шум, звуки шагов и негромкий бубнеж под нос. Покосившись на Багрова, я бесшумно подхожу к зеркалу, дрожащие пальцы отворачивают край простыни.

Серебристая поцарапанная гладь отражает мою бледную физиономию и растрепавшиеся волосы. Прямо над плечом нависла голова, сотканная из черного тумана – тоже смотрит в зеркало, будто подражая мне. Бездонные провалы глаз буравят бездонные провалы глаз из зазеркалья. Едва сдержав вскрик, я отшатываюсь, нога цепляется за одну из разбросанных туфель. Макс ловит меня почти у самого пола, помогает подняться.

– Что там? – шепчет.

Ответить не успеваю – Анжелика снова в прихожей, улыбается как ни в чем не бывало:

– Вроде все. Чаю?

Мы следуем за ней в кухню. Пока закипает старенький электрический чайник с треснувшим носиком, Анжелика закуривает сигарету. Тонкая длинная палочка дымится меж тонких длинных пальцев.

– Чего пришли-то?

– Хотим узнать больше, – говорю.

Еле сдерживаюсь, чтобы не оглянуться в сторону прихожей – кажется, это лицо все еще висит в зеркале, закрытое простыней.

– Все хотят знать больше, – отвечает Анжелика. – Понимают, что в знаниях только боль, но все равно хотят знать.

По спине ползут мурашки – оно ведь не в зеркале, это лицо. Оно у меня прямо за спиной, вот только если обернуться, ничего не увидишь.

– Мы не хотим знать так много, чтобы было больно, – говорит Багров. – Только то, что нас касается.

Чайник щелкает, Анжелика разливает кипяток по кружкам. К запаху курева примешивается запах апельсина и мяты.

– Вы садитесь, – кивает на свободные стулья. – Я расскажу.

Когда усаживаемся, она наклоняется над столом. Сигаретный дым вьется кольцами вокруг лица, путается в растрепанных рыжих прядях волос. Сейчас, когда нет макияжа, можно разглядеть глубокие морщинки-паутинки в уголках глаз и рта. Кожа желтая и тонкая, как пергамент.

– Это было ровно двадцать лет назад, – говорят потрескавшиеся губы. – Точно такой же дождливой осенью. Точнее, она стала дождливой сразу после того случая.

Миша тоже считает, что погода испортилась после нашего возвращения.

– Ученики старших классов пропали без следа среди бела дня. Их искали всем городом по закоулкам, оврагам и лесам. Во всех газетах только объявления о пропаже с фотографиями. Любимые дети, хорошие мальчики. Шумиха поднялась страшная. Только без толку – никого так и не нашли.

– Пока сами не вернулись? – спрашиваю.

– Именно, ровно через три дня. Они были удивлены всеобщему вниманию. Думали, все их разыгрывают, потому что никуда они не исчезали. Сказали, для них эти три дня не существовали, просто прошли и все. Им никто не поверил.

Переглядываемся с Максом.

– Вы там были? – спрашиваю. – Сами все видели?

Анжелика кивает:

– Один из пропавших был моим одноклассником. Все происходило на расстоянии вытянутой руки. Я успевала выслушать все сплетни и слухи, что рождались ежеминутно.

– А какие слухи рождались? – спрашиваю.

– Почти все были уверены, что они просто решили привлечь к себе внимание. Развлекались.

Снова переглядываемся с Максом.

– Но это только поначалу, – продолжает Анжелика. Сигарета истлела почти до фильтра, дым теперь пахнет паленым пластиком. – Пока не началось все это мракобесие.

– Какое? – шепчу.

Тонкие пальцы расплющивают сигарету о пепельницу, крохотные искры летят во все стороны. В кухне тихо, только Макс осторожно прихлебывает горячий чай, рассматривая обои с цветами, пожелтевшие от никотина. За окном – бесконечная серая мгла.

– Ну, погода, – говорит Анжелика. – Дождь моросил без конца и края. Хорошо хоть не ливни, а то бы весь город затопило.

– Это совпадение, – возражаю. – Нельзя же обвинять детей в плохой погоде.

– Нельзя. Вот только все были уверены, что это из-за них. А в последний день, ну, в тот самый, разразилась настоящая гроза. Тучи черные, ветер, кромешный мрак. И знаете, что?

– Что? – спрашиваю осторожно.

– Ровно в ту минуту, когда все спрыгнули с моста, когда упали в реку, гроза сошла на нет. Еще минут пять – и прояснилось. Солнце, небо синее, как будто ничего такого и не было.

Здесь возразить нечего. Я молча разглядываю сухое лицо Анжелики, когда Багров находит под столом мою ступню своей, чтобы ободряюще погладить.

– Вы там были? – спрашиваю. – Ну, когда они прыгали?

Мрачно усмехается:

– Там почти вся школа была. Они просто встретились посреди урока на уличной спортивной площадке и направились к мосту под дождем. Конечно, мы все пошли за ними. Посмотреть, что будет.

– Почему не остановили?

– Ты смутно представляешь, что там творилось. Вокруг них разве что пламя не плясало.

– В смысле? – хмурится Макс.

Анжелика вздыхает:

– Трудно объяснить… Это все было как торнадо, ураган какой-то. Вокруг них все рушилось и ломалось, подойти невозможно. В тот момент все точно поняли, что это какие-то сверхъестественные способности. Или что-то вроде того. Если честно, я и сама толком мало помню – перепугалась до чертиков, ревела и закрывала глаза.

Макс прихлебывает чай, я крепко сжимаю кружку, не сводя глаз с Анжелики. Она достает новую сигарету из пачки, задумчиво вертит в пальцах, потом убирает обратно.

– Страшнее всего то, что все про это забыли буквально лет через пять, – говорит. – Кроме родителей и близких, конечно. Я думала, это будет переходить из поколения в поколение, как страшная легенда, но ничего подобного. Сейчас, когда история повторяется, мало кто расскажет, что двадцать лет назад было точно то же самое.

Я холодею:

– Вы уверены, что повторяется? И что мы тоже с моста… ну…

– Не знаю. Но все слишком уж похоже.

Она снова вытаскивает сигарету. Чиркает колесико зажигалки, тонкая струйка белесого дыма плывет к потолку. Макс прихлебывает чай.

– Почему зеркала закрыли? – спрашиваю.

Анжелика опасливо косится в сторону прихожей, будто боится, что простыня соскользнула. Тем временем стеклянная дверца шкафчика прямо над ее головой отражает что-то темное и едва различимое, что парит за нашими с Багровым спинами.

– Нельзя смотреть в зеркало, если рядом кто-то из тех, кто исчез, – негромко говорит Анжелика.

– Почему? Что там можно увидеть?

Подозрительно щурится:

– Ты прекрасно знаешь, что. Ты ведь что-то увидела в моем зеркальце тогда, на мосту?

– Возможно. Просто хотелось, чтобы вы описали это своими словами.

– Понятия не имею, что там.

Чай в кружке остыл, и я отнимаю ладони, чтобы спрятать их в карманы. Неожиданный озноб прошибает тело, хочется залезть под одеяло, прижать колени к груди и заснуть.

– Если не имеете, то почему так боитесь? – спрашиваю.

– Тогда, в прошлый раз, каждый, кто видел, очень пугался, – отвечает Анжелика. – Они видели там что-то такое, чего не могли описать.

Я молчу. Она выдыхает дым и спрашивает:

– А что там? В зеркале?

– Тени, – тяну задумчиво. – Чужие тени.

Чай в кружке идет рябью, когда Анжелика нервно давит сигарету об пепельницу.

– Простые тени так не напугают, – говорит. – Там что-то намного страшнее.

– Наверное, – киваю. – Как нам выяснить, что именно ходит за нами?

– Не представляю. Я хотела начать расследование сразу после вашего возвращения, но информации и зацепок слишком мало. Их вообще нет, честно говоря. Просто случилась какая-то неведомая чертовщина на ровном месте.

– На ровном месте ничего никогда не бывает, – возражаю. – У всего должны быть причины.