Высокий, худощавый, с вьющимися русыми волосами и зелеными глазами, он выглядел обаятельным шалопаем, чем время от времени беззастенчиво пользовался. Но сейчас этот образ не вязался с ситуацией.

"У вашего мужа была последняя стадия рака, вы знали об этом?"

Изящно откинув волосы со лба, Берта повернула голову к доктору. В глазах легкая досада.

"Догадывалась".

"Кто был его лечащим врачом?"

"Он ни у кого не наблюдался".

"Вот как?! А почему?"

Моргнув пушистыми ресницами, женщина быстро отвернулась. Теперь она смотрела на стойку регистратуры. Молоденькая медсестра разглядывала вдову с нескрываемым восхищением. Приняв, как должное, волны черной зависти, исходившие от медсестры, Роберта глубоко вздохнула.

"Потому, что… его лечила прабабка", – сказала в сторону, едва слышно.

"Какая бабка?" – не понял доктор, заглядывая в лицо вдовы.

"Его прабабка, Агриппина Маккиш", – выдохнула сквозь сжатые зубы в докторский нос.

"Послушайте, Роберта. Если вы не хотите говорить – не надо. Я просто пытаюсь понять истинный мотив отказа вашего мужа от квалифицированной медицинской помощи, и без вашего участия мне не разобраться, да вам самой станет легче, уж поверьте…"

"Мне не станет легче! – неожиданно огрызнулась вдова. – Я не любила его и мне все равно жив он или умер. Да и в чем я могу вам помочь?! Умирающий сам отказался от госпитализации, это его право и его осознанный выбор!"

Неожидавший подобного отпора, Кронбик молча смотрел на женщину. Опустив вниз голову, она хлопала ресницами, исподтишка косясь в сторону регистратуры. Гордон проследил ее взгляд – медсестры на посту уже не было.

"Но вы, наверное, правы, – с горестным придыханием проговорила вдова, поднимая на доктора красивое заплаканное лицо. – Я на грани нервного срыва, – опять горький всхлип, опять непрошенная слеза, опять глаза в пол".

"В самый раз достать кружевной платочек…" – равнодушно подумал Кронбик, разглядывая подрагивающие женские плечи. Сидя рядом с ней, он чувствовал скорее усталое безразличие, исходившее от согнутой спины, чем истинное горе от потери близкого человека. – "Значит, не любила…"

"У меня маленький сын… – услышал ее глухой голос. – Я не должна истерить при нем…"

"У вас сын?! И сколько ему лет?"

"Восемь. Мы живем в Старом доме, в тупике улицы… может, знаете?"

"Ведьмин дом! – воскликнул доктор, хлопнув себя по лбу. – Так вот почему мне знакома ваша фамилия!"

Идеальные брови вдовы изумленно поползли вверх. На ее щеках выступил легкий румянец.

"Боже, какой я идиот! – спохватился, но поздно: его непрочный образ зрелого мужчины уже пошатнула глупая детская непосредственность. – Простите великодушно!"

"И вы туда же, доктор? – язвительная усмешка в его адрес. – Общаетесь с любительницами желтой прессы? Или сами почитываете на досуге?"

"Нет, – Гордон почувствовал, как запылали мочки ушей. Так стыдно ему еще никогда не было, – я не читаю подобной прессы, и в то же время я не глухой – медсестры любят поболтать в ординаторской, не обращая внимания на спящих докторов".

"И что же они болтают? Может быть, поделитесь свежими подробностями? Даже любопытно узнать, чью кровь я пью по утрам: козлиную или приваживаю несчастных сироток?!"

Уши доктора горели пламенем. Какая досада! Она прекрасно видит его замешательство и еще больше издевается.

"Значит, покойный предпочел бабкины пиявки вместо лекарств?" – вялая попытка сменить тему.

"Пиявок?! Если бы! Вот ее "панацея", – она осторожно дотронулась тонкими пальчиками до желтого камня. – Мне он достался от свекрови, а свекрови – от Агриппины… если его нагреть на открытом огне и приложить к затылку, боль проходит, а сознание проясняется… я не могу вам объяснить механизм действия, но это, как ни странно, работает. Правда, камень не излечивает, но значительно продлевает жизнь… таких больных, как мой муж… и свёкор, насколько я знаю".

"Ну, да, ну, да… – тихо пробормотал Кронбик, старательно втягивая и без того впалые щеки, чтобы не рассмеяться в ухоженное лицо вдовы. – А что за камень? Алмаз? Позволите, я взгляну?"

"Не зачем, – вдова отклонилась в сторону от протянутой руки доктора. – Да, это алмаз! Редкий желтый бриллиант".

"Литий…"

"Что – литий?"

"Цвет желтому алмазу придает примесь лития. В медицине препараты с его содержанием применяются для профилактики и лечения психических расстройств, в том числе шизофрении. Соли лития препятствует развитию болезни Альцгеймера, ишемии головного мозга и апоптозу клеток, а в перспективе – борьба с раком крови".

"Не поняла… про клетки…"

"Процесс самоуничтожения клеток называется апоптозом, – охотно пояснил Кронбик. – Возможно, ваша Агриппина, увлеченная литотерапией, свято верила в чудодейственные силы желтого алмаза".

"Вообще-то она больше по ядовитым травам, а алмаз – он как оберег семейный, что ли".

"Фармакогнозия, значит. Самоучка? Или имела образование?"

"Я не знаю", – пожала плечами Роберта.

"Хотя вряд ли образованный человек станет лечить больного родственника камнем, пусть и драгоценным".

Немного помолчали.

"Вы сказали: "таких больных, как мой муж и свёкор", значит, это не единственный случай онкологии в вашей семье?" – спросил доктор.

"Нет. Аполлон, ее внук, тоже умер, не дожив до сорока лет, а накануне смерти с ним случился странный приступ, возможно, это была галлюцинация…"

"Галлюцинация?! – заинтересовался доктор. – А что же именно ему померещилось? Может, вы слышали от бабки или свекрови…"

"Ха! – усмехнулась вдова, – не только слышала, но и принимала непосредственное участие!"

"Вот как?" – позабывшись, он опять подался вперед, нарушая приличествующую случаю дистанцию.

"Доктор, если вас настолько привлекает аромат помады, я так и быть, назову ее артикул, но вовсе не обязательно вытирать ее с моих губ своим длинным носом".

Недовольно наморщив лобик, вдова откинулась на дерматиновую спинку кушетки.

"Да ладно, Роберта, вы сами спровоцировали меня на подобное – я жажду услышать ваш рассказ".

"Боюсь вас разочаровать, но я могу сказать немного… Я тогда работала в одном милом заведении, не стану упоминать его название, так вот, стою я в дамской комнате у зеркала, прическу поправляю. У меня заколка была с красными камушками, яркая такая, но замок погнулся, никак застегнуть ее не могла, а дверь открыта… Вижу в зеркало, как в туалет Аполлон заходит – наш постоянный клиент, то есть, гость, то ли пьяный, то ли укуренный – я сначала не поняла, взгляд мутный, смотрит на меня и вроде, как не видит, тянет руки и мычит: "ма-ма-ма-ма". Я жутко перепугалась, хотя не из робкого десятка, а он вдруг кинулся на меня, повалил на грязный пол и начал душить. У меня в глазах уже звезды завихрились, как он вдруг дернулся и обмяк. Я его с себя сбросила, перевернула на спину, зрачки под его веками дергаются, изо рта слюна течет, а на ширинке пятно мокрое: то ли недержание, то ли… ну, вы понимаете… не помню, как бабка с Квинсом прибежали, отволокли его в люксовый кабинет. Мне Агриппина молчать велела, за деньги, разумеется, – вдова так увлеклась воспоминаниями, что не заметила, как из-под маски светской дамы выползло наружу уличное воспитание, – а через год Аполлон умер".

Она почесала свой безупречный носик и продолжила:

"Его сын, Альберт, тоже стал к нам захаживать, – Роберта невесело усмехнулась. – Здесь уж Агриппинка конкретно подсуетилась – купила меня с потрохами, посулив красивую жизнь в обмен на замужество. Тогда я уже знала, что наследственность у Маккишей подгнившая, да верила, что мои гены сильнее, и когда внезапно забеременела, не стала аборт делать", – она нервно облизала коралловые губы.