– Мортус, – одними губами прошептала ворожея.

Тот, ничего не говоря, неожиданно схватил её за руку и вложил что-то в раскрытую ладонь. От прикосновения призрака кожу обожгло ледяным холодом.

Ялика испуганно отпрянула назад. Мортус коротко кивнул, сверкнув окулярами, и неторопливо растаял в воздухе, так и не сказав ни слова.

Преодолев тягучее сопротивление сна, Ялика подняла руку к глазам и к своему удивлению поняла, что сжимает рукоять того самого клинка, которым совсем недавно положила конец страданиям Мортуса, отправив того в ледяное царство Мары. По тонким граням лезвия пробежали ослепительно-белые искры. Наблюдая за их танцем, становившимся все быстрее и быстрее, ворожея вдруг осознала, что ей необходимо сделать.

Широко размахнувшись, она резко опустила покрытый белым пламенем и неожиданно удлинившийся клинок, словно вспарывая им саму ткань реальности сна.

Огненная стена замерла. Неподвижные языки пламени вдруг покрылись частой сетью трещин и с тихим мелодичным звоном осыпались кусочками битого янтарного стекла. Скрывавшаяся во тьме фигура вздрогнула, как от удара, и, испустив оглушающий рев, превратилась в черный невесомый дым, клубы которого тут же подхватил налетевший неведомо откуда порыв пронизывающего ветра.

Ялика открыла глаза и подскочила на кровати, ловя ртом ставший вдруг нестерпимо густым воздух.

Длинный багряный луч клонившегося к закату солнца, прорвавшись сквозь неплотно занавешенное окно, словно разделил сумрачную, окутанную тенями и полумраком комнату на две части. Пытаясь припомнить, были ли занавески прикрыты в тот момент, когда она совершенно измотанная вернулась в комнату, Ялика неторопливо оглядела помещение. Ее блуждающий взгляд неожиданно наткнулся на совершенно целый умывальный кувшин, все так же стоящий на низкой лавчонке в дальнем углу.

«Должно быть, Радмила кувшин меняла, вот и прикрыла занавески», – успокоившись, решила Ялика.

Только в это мгновение она неожиданно осознала, что продолжает что-то сжимать в руке. Этот был тот самый клинок. Клинок, вложенный в ее ладонь призраком Мортуса.

«Неожиданный подарок», – чуть заметно улыбнулась ворожея.

Приступ безумного голода, грозившего свести с ума, заставил её, наскоро умывшись, спуститься в обеденный зал.

Корчма оказалась заполнена местными жителями, видимо, обсуждавшими за кружкой холодного пива или медовухи утреннее происшествие. Едва ворожея сделала последний шаг с лестницы, как тут же десяток пар любопытных глаз с интересом уставился на нее. Появившаяся словно из ниоткуда Радмила аккуратно взяла ворожею за руку и, настойчиво потянув куда-то, тихо бросила:

– Пойдем, пресветлая, для тебя Горыня место отдельно приготовил. Там спокойнее будет.

Небольшой стол, за который девушка усадила Ялику, оказался в дальнем углу корчмы, несколько в стороне от всех остальных, так что возобновившийся гул болтовни местных завсегдатаев долетал сюда сильно приглушенным.

– Проголодалась? – то ли спрашивая, то ли утверждая, заявила Радмила, рассеяно протерев стол.

Ялика добродушно улыбнулась.

– Целого порося съесть готова!

Радмила с удивлением округлила глаза, смущенно уставившись на продолжающую улыбаться ворожею.

– Да нет, что ты! – ответила та на невысказанный вопрос. – Запеченной рульки с грибами достаточно будет.

Быстро расправившись со снедью, Ялика, вспомнив о неожиданном подарке Мортуса, спросила убирающую со стола Радмилу:

– А кузнец у вас в селе имеется?

– А то как же! – не без гордости заявила та. – Богданом звать. Дом его в конце улицы, если от корчмы направо идти. Чуть на отшибе стоит. Там увидишь, пресветлая. Как же нынче без кузнеца-то? Он и плуг починит, и инструмент какой в порядок приведет, сбрую для лошадей смастерит, коли нужда будет.

Отстранено улыбнувшись, Ялика задумалась, перебирая в мыслях подробности приснившегося ей кошмара и продолжая вполуха слушать жизнерадостное щебетание девушки, самозабвенно нахваливающей работу сельского кузнеца.

– Ой, – осеклась вдруг Радмила, всплеснув руками. – И как я запамятовать-то могла? – затараторила она, смущенно теребя подол сарафана. – Ведана-травница тебя, пресветлая, ее проведать просила.

– С Могутой что? – уточнила Ялика, с усилием прогоняя нахлынувшее чувство отчаяния и страха, сопровождавшее давешний сон.

– Не ведаю, – мотнула головой Радмила. – Заходила, когда ты, пресветлая, спала беспробудно. Узнала, что ты отдыхаешь, беспокоить не стала. Просила только тебе передать, чтобы ты ее проведала сразу, как сможешь. Я провожу. А то стемнело совсем, заблудишься еще, неровен час, пресветлая.

Ялика, согласно кивнув, поднялась из-за стола и уверенно направилась к выходу.

– Я мигом, только Горыне скажу, что отлучусь, – бросила Радмила ей вдогонку.

– Добро, я снаружи обожду, – отозвалась ворожея, открывая дверь на улицу.

После жара согретой постоянной готовкой и дыханием посетителей корчмы ночная прохлада показалась ей обжигающе холодной. Зябко поежившись и вздохнув полной грудью, Ялика запрокинула голову, уставившись на безоблачное, удивительно глубокое небо, яркая темнота которого разгонялась колючим и холодным светом частых звезд, рассыпанных по небосводу искрящимся ковром и ласковым призрачным сиянием народившегося полумесяца. Злой порыв стылого ветра, налетевший со стороны сумрачной громады леса, чьи вершины угрожающе возвышались над крышами потонувших в ночной мгле окрестных домов, донес до ушей ворожеи едва слышный голодный вой то ли волка, то ли еще какого обитателя чащобы.

Ялика вздрогнула, заметив, что от тени соседнего дома судорожным, рваным, движением отделилась призрачная фигура, напоминающая своими очертаниями изломанного покореженного человека. Высоко в небо взлетел злобный вороний грай, и от этого леденящего звука, казалось, враз померкли звезды, застыв неподвижными потусторонними огнями.

– Отступись! – расслышала она вдруг недоброе ядовитое шипение.

Темный силуэт сделал ломаный конвульсивный шаг навстречу окаменевшей Ялике. Её сердце судорожно забилось, словно стараясь выскочить из груди, убежать, скрыться от надвигающейся фигуры, распространяющей вокруг волны страха и неприкрытой угрозы.

– Ты не изменишь того, что предначертано. – Безучастный свистящий шепот, ворвавшись в оцепеневшее сознание Ялики, достиг сердца, заставив его замереть в предчувствии неминуемой гибели.

За спиной пронзительно скрипнула дверь, и узкая полоска света, вырвавшись из корчмы, словно остро заточенный нож, вспорола сгустившийся плотный сумрак, настойчиво отвоевывая пространство у зловещей мглы и оживляющим теплым потоком, смывая плотную завесу чувства обреченности и смерти.

Ялика испуганно обернулась. На пороге застыла Радмила, с тревогой вглядываясь в посеревшее лицо ворожеи.

– Что с тобой, пресветлая? – обеспокоено спросила девушка.

– Все… Все хорошо, – бросив быстрый взгляд туда, где еще секунду назад возвышалась угрожающая сумрачная тень, ответила ворожея, с трудом разлепив пересохшие губы. – Наверное, от воздуха голова кругом пошла, в корчме натоплено сильно.

Видимо, удовлетворившись ответом, Радмила протиснулась мимо Ялики и жизнерадостно произнесла:

– Чудесная ночь.

Ворожея смогла только утвердительно кивнуть и неторопливо побрела следом, поминутно оглядываясь назад, на то место, где ей привиделся кошмарный фантом. Скрывшаяся в тени сумрачная фигура проводила удаляющихся девушек внимательным взглядом и, едва они растворились в ночной мгле, тут же расплылась пятном тьмы, из которой выпорхнул огромный черный ворон, стремительно взмывший в ночное небо.

Проводив ворожею до старого, слегка покосившегося и будто наполовину вросшего в землю дома сельской травницы, Радмила, простившись, поторопилась вернуться обратно, на постоялый двор, оставив Ялику в одиночестве, на которую тут же накатила волна неконтролируемого страха перед тем неведомым, что встретило ее за порогом корчмы.

Немалых усилий стоило ей прогнать начинающуюся панику, медленно сковывающую и тело, и душу в своих ледяных объятиях.