Один из них потянулся было к застывшей Ялике. Лицо Мары исказила гримаса гнева и презрительного недовольства. Короткий взмах её посоха разрубил извивающееся щупальце мрака, заставив того осыпаться на землю дождем черного пепла. Богиня выжидательно посмотрела на с трудом удерживавшегося на ногах под порывами пронизывающего ветра Мортуса, пригвоздив того к земле мертвенным взором стылых глаз.

– Не медли, пресветлая, – надрывно проорал он Ялике и, воздев к небу руки, закричал: – Демон, я принимаю твою силу!

Мара удовлетворённо повела головой. Призрак легкой улыбки на секунду озарил ее неземной лик.

Черная облачная спираль ускорила свой бег. Клубы мрака устремились к застывшему в молитвенной позе Мортусу, закручиваясь вокруг него и окутывая непроницаемой сумрачной пеленой. Ноги мужчины подломились, и он, качнувшись назад, распростерся на земле, широко раскинув руки. Его тело забилось в конвульсиях, впитывая в себя дымчатую вуаль.

– Иди. – Ялика скорее почувствовал, чем услышала, леденящий душу приказ богини.

Не теряя времени и крепко сжав в руке рукоять мерцающего серебром клинка, ворожея кинулась к извивающемуся на земле в болезненной агонии телу.

– Давай, пресветлая! – сквозь зубы натужно процедил Мортус, которого колотила крупная дрожь, едва Ялика склонилась над ним. – Давай! Не медли.

Ворожея широко размахнулась и с видимым усилием вонзила кинжал в грудь мужчины, преодолевая оказавшимся неожиданно сильным сопротивление плоти. Тело Мортуса выгнулось дугой. Свист яростного ветра заложил уши. Яркая вспышка, бьющая из раны на груди мужчины, слепящим столбом белого холодного огня ударила в небо, прямо в центр бешено вращающейся спирали. Ялику отбросило назад волной невидимого ветра. Изогнутое тело Мортуса медленно оторвалось от земли, покрывшись сетью извилистых трещин, сквозь которые во все стороны сочилось слепящее призрачное пламя, вырывавшее куски плоти мужчины.

Ялика, зажмурившись и прикрыв глаза ладонью, отвернулась в попытке защититься.

Неожиданно ярящееся буйство обезумевших стихий прекратилось. Воцарилась оглушающая тишина. Ворожея медленно открыла глаза.

Мара величественно протянула руку навстречу поднимающемуся с земли Мортусу. Мужчина неуверенно сделал шаг к неподвижно застывшей богине.

– Благодарю, пресветлая, – услышала Ялика тихий шепот, когда Мортус проходил мимо неё. – Наконец-то я свободен.

Он вложил свою ладонь в протянутую руку Мары. Та неожиданно тепло улыбнулась.

Две фигуры покрылись призрачным свечением и медленно истаяли в воздухе.

Обычные звуки ночного леса ворвались в плотную пелену тишины, оглушая шелестом листвы, уханьем и перекличкой ночных животных и птиц. Застывшее пламя костра растерянно мигнуло. Языки пламени медленно, словно нехотя, возобновили свой ярящийся танец.

Ялика подобралась поближе к костру, поджав колени к груди, в попытке совладать с пробравшей ее зябкой дрожью и согреться. До рассвета оставалось ещё полночи.

Ворожея подняла голову, окинув взглядом бескрайний простор бездонного небосвода.

Одна из звезд радостно подмигнула Ялике, и та в ответ добродушно улыбнулась.

День не задался с самого утра.

Всю ночь Ялике пришлось отмахиваться от назойливого комарья, судя по всему и давшего название небольшому селу, на которое ей уже поздно вечером посчастливилось набрести после многочасовых скитаний по лесам да болотам. Конечно, покидать дом мудрой наставницы страсть как не хотелось, но где еще, окромя странствий по свету, можно набраться столь необходимого опыта?

На ее удачу, в Комарищах оказался постоялый двор, потому не пришлось стучаться в хаты в робкой надежде найти место для ночлега. Лишь незадолго до рассвета юной ведунье удалось наконец-то задремать, когда духота прошедшего дня, казалось, только усилившаяся после захода солнца, сменилась долгожданной утренней свежестью, все-таки разогнавшей надоедливых насекомых.

В довершение ко всему, хмурая и невыспавшаяся Ялика, умываясь, случайно зацепилась подолом сарафана за лавку, на которой стояли глиняные чаша и кувшин для умывания. Утвари не повезло. Упав на пол, она, конечно же, разбилась, разлетевшись по всей комнате множеством осколков. Чертыхаясь и поминая всю нечисть, какую только могла припомнить, Ялика принялась собирать черепки, и один из них самым наиковарнейшим образом умудрился порезать ей левую ладонь. Хорошо еще, что в дорожной котомке нашлись заблаговременно припасенный отвар шиповника и тряпицы для перевязки. Вспомнив добрым словом нравоучения наставницы, старушки Яги, о том, что у любой уважающей себя ворожеи всегда должны быть наготове средства для первой помощи, Ялика, морщась и шипя, перевязала кровоточащий порез смоченной в отваре тряпицей.

Кое-как собрав разлитую воду удачно подвернувшимся под руки полотенцем, ворожея осознала, что проголодалась, о чем тут же и возвестил желудок, издав требовательное урчание. Она, несмотря на то, что была в комнате одна, украдкой оглянулась, не услышал ли кто.

Спустившись со второго этажа корчмы, где располагались гостевые комнаты, в обеденный зал, Ялика растерянно оглянулась в поисках хозяина, которого, впрочем, не оказалось в пределах видимости. И удобно устроившись за столом около раскрытого окна, позвала:

– Корчмарь!

Тот не замедлил явиться, широко позевывая и лениво почесывая необъятное пузо, свесившееся через пояс.

– Я кувшин умывальный разбила, – смущенно сказала она, рассеянно стряхивая со стола крошки.

Мужчина равнодушно пожал плечами и меланхолично заявил гулким раскатистым басом:

– Эка невидаль. Бывает. Заменим.

Попытавшись пригладить широкой ладонью взлохмаченные соломенные волосы и с трудом подавив зевок, он добавил, уставившись на гостью отсутствующим взглядом:

– Трапезничать, пресветлая, будешь?

– Да, – коротко кивнула Ялика и, нетерпеливо поерзав на лавке в неловких попытках скрыть настойчивое урчание оголодавшего желудка, смущенно спросила: – А что имеется?

– Бобовая похлебка, грибная похлебка, каша ячневая, каша перловая, капуста кислая, капуста моченая, рулька запеченная, творог, пироги ягодные… – начал занудно перечислять корчмарь, зачем-то уставившись в потолок и поочередно загибая пальцы на руках.

– Неси-ка грибную похлебку, – нетерпеливо перебила ворожея грозившее затянуться до вечера перечисление снеди, имеющейся в корчме.

– Как скажешь, пресветлая, – все так же меланхолично пробасил мужчина в ответ.

– Подскажи, мил человек, будь любезен… – задержала Ялика собравшегося было удалиться на кухню хозяина постоялого двора.

– Горыня я, – отозвался тот, и немного помявшись, смущенно проронил: – Сельчане меня Пузом прозвали.

– Горыня, – спрятав улыбку, продолжила, как ни в чем не бывало, Ялика, – а не найдется ли в селе работенка какая для человека знающего, отвары приготовить, настои да зелья лечебные?

– Эх, пресветлая… – корчмарь растерянно почесал затылок. – Травница в селе есть уже. А нечисти всякой, сколько себя помню, в округе-то и не водилось никогда. Разве что леший иногда тропы путает, так на то он и леший!

Ворожея печально вздохнула. Денег, что выдала ей Яга на первое время, считай что и не осталось совсем.

– Ступай, – грустно улыбнулась она растерявшемуся Горыне.

Тот поторопился скрыться за дверью кухни, откуда донесся его раскатистый бас:

– Радмила, ну и где тебя леший носит? Гостья есть хочет, а ты опять запропастилась незнамо куда!

Раздался тихий неразборчивый женский голос, и в обеденный зал из кухни тихо прошмыгнула невысокая худенькая девица в простом домотканом сарафане. Подойдя к столу, за которым сидела Ялика, она принялась протирать с него полотенцем многочисленные крошки и пятна, оставшиеся от прошлых трапез.

Ворожея приветливо улыбнулась. Радмила с растерянностью посмотрела на гостью и робко улыбнулась в ответ.

– Сейчас, я мигом, пресветлая, – тихим, похожим на журчание ручейка голосом проговорила она.