– И он, конечно, согласился, – сухо констатировала Ялика, разворошив затухающий костер хворостиной.
– Согласился, – печально кивнул Мортус и опустился рядом с ворожеей, уставившись невидящим взглядом на радостно заплясавшие языки пламени. – Свершил месть демон, мор наслав на боярина и его холопов, а следом и село вымерло… Не ведал я тогда, что моя душа ему нужна была только за тем, чтобы его в наш мир впустить. Я держу врата между мирами – тело с одной стороны, плененная душа с другой.
– Душа мне твоя не доступна, – медленно произнесла Ялика, вскакивая. – Но тело-то здесь.
По ее рукам заплясали зеленые огоньки, окутывая ладони бледно-зеленой дрожащей и извивающейся пеленой.
– Попробуй, – горько усмехнулся Мортус. – Думаешь, я не пытался, когда все осознал?
Он выхватил из ножен серебряный кинжал и отрывисто полоснул себя по ладони. Вместо крови из свежей раны устремился к небу черный вьющийся дымок.
– Ты еще не поняла, пресветлая? – ухмыльнулся мужчина, переворачивая ладонь, из которой на землю посыпался темный пепел.
Мортус сжал руку в кулак и, раскрыв, протянул навстречу ошеломленной Ялике. Та не поверила своим глазам – от раны не осталось и следа.
– Я давно не человек, – пояснил он. – Пока моя душа в плену у демона, мое тело бессмертно. Так врата между мирами остаются открытыми. А мне только и остается, что бродить по свету, уничтожая, где могу, зверей демона, иначе его зараза расползется по всему миру. Может, хоть так я смогу хотя бы частично искупить свою вину. Знаешь, зачем мне этот маскарад?
Мужчина повертел в руках странную птичью маску и нацепил ее на лицо, уставившись на ворожею стеклянными глазами-окулярами. Ялика взмахнула руками, рассеивая в воздухе окутывающее их свечение, и отрицательно мотнула головой.
– Чтобы звери не узнали меня, и их хозяин не отобрал у меня последнее, что осталось для меня ценным, – голос мужчины стал сиплым и приглушенным. – Мой разум и мою волю.
Он с раздражением сдернул с лица маску и резким взмахом руки отшвырнул ее в сторону.
– Рано или поздно ты ошибешься, – прошептала Ялика. – И тогда демона уже ничего не остановит.
– Я страшусь этого момента, – Мортус обреченно опустил голову.
– Ты знаешь, как его уничтожить? – спросила ворожея, чуть помедлив.
– Его нельзя уничтожить, он часть мироздания, всегда был и всегда будет, до конца времен, – отстраненно произнес мужчина, не поднимая головы. – Можно лишь закрыть врата, связывающие наши миры.
– Как? – нетерпеливо вцепившись в его плечи, поинтересовалась Ялика.
Отстранившись, тот поднял взгляд на нее и хрипло произнес:
– Моя душа стала частью сущности демона. Если призвать мою душу, то следом в наш мир и он сам явится, воплотясь в моем теле.
Он замолчал, собираясь с мыслями.
– Ну же! – поторопила его Ялика.
Мужчина меланхолично повертел в руках кинжал, которым недавно разрезал себе ладонь.
– Если его вонзить мне в сердце в тот момент, когда мои душа с телом вновь воссоединяться, то связь будет разрушена, а врата между мирами закроются, утянув демона в иную реальность, где он и будет поджидать следующего глупца, согласившегося принять его злокозненную помощь.
Он замолчал, а потом тихо, на грани слышимости, прошептал:
– Знаешь, пресветлая, я очень устал скитаться ни живым ни мертвым, и уже давно мечтаю обрести покой…
– Откуда у тебя это клинок? – с интересом разглядывая оружие, поинтересовалась Ялика.
– Из небесного огня выковал, ты же помнишь, я был кузнецом, – тихо пробормотал Мортус. – Я долго бродил по свету, пока не встретил одного очень старого волхва, который мне и рассказал, что небесный огонь – это искры, что летят из кузницы Сварога. В них заключена часть силы Праотца. А его силе ни одно зло противостоять не может, ибо он творец всего сущего. Вот тогда-то я и сделал этот клинок. Сердечник из небесного огня выковал, а снаружи серебром покрыл. Серебро любая нечисть не любит. Больно ей от него делается. А загвоздка в том, что я не знаю, как свою душу призвать.
Мортус мрачно улыбнулся. Ворожея задумалась, угрюмо теребя сарафаний подол.
Угнетающее молчание плотной пеленой окутало собеседников. Лишь иногда со стороны леса доносилось тревожное уханье филина и тоскливый волчий вой, да в костре то и дело потрескивали поленья, выстреливая огненные искры, подхватываемые легкими дуновениями ветерка.
– Я знаю, – вдруг очнулась от задумчивого размышления Ялика. – Зову Мары ни одна душа, из когда-либо рожденных на этой земле, не сможет противостоять. И твоя на её зов обязательно явится.
В глазах Мортуса заблестела призрачная надежда.
– Может, и не зря я тебя, пресветлая, повстречал.
Он, чуть помедлив, протянул ей свой кинжал и мечтательно посмотрел на перемигивающееся искрящими звездами глубокое ночное небо.
– Об одном прошу, не подведи, – сказал он, глубоко вздохнув. – Пусть Боги направят твою руку в нужный момент.
– Ты точно готов? – серьезно спросила ворожея, собираясь с духом.
Мортус только утвердительно кивнул.
Ялика, набрав в легкие воздуха, широко развела в стороны руки и тихонько запела:
Я тебя закручу-заморожу,
Меня Марой зови белокожей.
Прихожу я с зимою искристой,
За снежинкой лечу я лучистой.
С каждым произнесенным словом ее вкрадчивое пение наливалось силой, становясь все громче и громче.
В зимнем царстве тебя приголублю,
Хладом стылым ты будешь загублен.
Я тебя обниму лютой стужей,
Спи, мой сокол, снегами закружен.
Голос ворожеи задрожал, срываясь, и откуда-то донеслось отдаленное пение, от которого повеяло замогильным холодом:
Я тебя провожу в царство хлада,
Там тебя в белоснежных палатах
За деянья твои по заслугам
Награжу или будешь поруган.
Вокруг стихли все обычные ночные звуки. Поднявшийся ледяной ветер бесшумно закачал вершины деревьев. Языки пламени, бушующего и ярящегося в костре, постепенно замедлили свой бег, застыв извилистыми огненными сталактитами.
И вот уже пению Ялики вторил другой женский голос, мертвенный и отстраненный:
Не старайся сбежать или скрыться,
Я за всеми повинна явиться.
На исходе с моим поцелуем
Позабудешь судьбу ты земную.
За спиной ворожеи, от силуэта которой исходило бледное призрачное свечение, прямо из воздуха проявились слепяще-белые извивающиеся линии, складывающиеся в высокий и статный, мерцающий в ночной темноте женский образ, сжимающий в руках диковинный посох, изогнутое навершие которого более всего походило на короткое лезвие косы.
Ты меня не растопишь весною,
Я змеёю ползу за тобою.
На дороге, на смертной тропинке
Соберу твою жизнь по крупинке.
Завораживающее, леденящее душу пение неожиданно оборвалось на высокой ноте.
Призрачная фигура явившейся богини величественно и отчужденно смотрела на отважившихся призвать ее людей.
– Теперь проси, – с трудом выталкивая слова прокричала Ялика.
Мортус кивнул.
– Смерть-Дева! – плохо повинующимися губами прошептал Мортус. – Взываю к твоей силе, помоги… Молю…
По белеющему в сумраке лику богини промелькнула тень понимания. Она величаво кивнула и, запрокинув голову в беззвучном крике, подняла к небу свой устрашающий посох.
Налетевший порыв стылого беззвучного ветра чуть не сбил Мортуса с ног, разметав лежавшие вокруг прошлогодние листья с хвоей и сухие ветви. Пламя костра мигнуло и вновь застыло в неподвижном танце. Мужчина проследил за взглядом величественно застывшей Мары.
Небо заволакивало низкими клубящимися тучами, закручивающимися гигантской спиралью, из которой к земле устремились длинные извилистые языки тьмы.