— Теперь вы уверены в обратном, — подсказал я, передав воду.

— Нет, нет, все равно не верю… То есть, возможно… есть один путь, если Бенедикт был прав, и если я правильно понял их рассказ, но… черт побери… все слишком невероятно… — горячился он.

Я стал настаивать:

— Профессор, извините, но я ничего не понимаю. В чем был прав Бенедикт и чей рассказа вы правильно поняли? псевдо-моролингов?

— Они не псевдо-моролинги, — возразил он неожиданно. — Они настоящие моролинги!

— Комедианты!

— Нет. То есть, действительно, они отличные актеры. Поэтому вы поверили, что они не моролинги. Моролинги ждали одного Брубера, а нас пришло четверо. Как еще они могли заставить вас поверить, что они не те, кто есть на самом деле.

— Но, как мне кажется, Брубер не принял их за настоящих моролингов.

— Принял, конечно, принял! Это для нас он сделал вид, что не принял…

— И вы, — подхватил я, — за это не стали развивать его идею о том, что моролинги воспринимают темпороны.

— Да, его скрытность мне не понравилась.

— По-вашему, рассказанная моролингами легенда имеет какой-то смысл?

— Безусловно! Вообще-то все, что с нами происходит имеет какой-то смысл. Любая, самая безумная гипотеза имеет смысл хотя бы потому, что родилась на свет. Но смысл проявляется, если такие гипотезы рассматривать не по отдельности, а как части… части игры!

— Виртуальной?! — изумился я.

— Нет, господи, какой виртуальной, — замахал он руками. — Той единственной реальной игры, в которой все мы участвуем. Бог не играет в кости, он играет в шахматы!

— А конкретней? — я попросил уточнить, поскольку на мой взгляд шахматы — игра виртуальней некуда.

— Смотрите, культ предков возник у первобытных племен, из-за того что им снились их умершие прародители… или просто родители… С моролингами ничего подобного, видимо, не происходит. Но что же с ними происходит? И до меня дошло… Гипноз! Исследование их мозга, усыпленного гипнозом. Облучение мозга, встроенного в вычислительный контур, потоком темпоронов. Надо заставить мозг работать по внешнему сценарию, вызвать квантовые перестройки в тубулинах, изучить их и тогда решится вопрос — как когерентизировать темпоронные системы. Вот что делал Рунд! Вот почему они так продвинулись!

Его взгляд сосредоточился на какой-то точке в полуметре справа от меня. В той точке ничего интересного не было.

— Профессор, — я помахал ладонью. — Я не успеваю следить. Поберегите мой разум, он нам еще пригодится. Что конкретно сообщили вам моролинги? Не думаю, что про когерентизацию тубулинов или как их там…

Цанс вздрогнул.

— Да-да, моролинги… Простите, я действительно заговорился. Смысл их рассказа очень прост: над ними проводили опыты, подсоединяя их мозг к вычислительным контурам и облучая темпоронами. В результате, те моролинги, кто подвергался экспериментам, начали встречать чужие души. В гипнотическом сне им являлись не их души, а чужие, вы понимаете? Обряд ворчу нарушился, подопытные моролинги дезориентированы, но, по их представлениям, не сами они изменились, а их души перестали узнавать своих носителей и утратили способность давать правильные советы. Вождь сказал, что больше не позволит производить опыты над своими соплеменниками. Экспериментам Рунда конец!

— Я ему самому устрою конец, — разозлился я. — Спасибо, профессор, вы мне очень помогли. Постарайтесь сделать так, чтобы Рунд не узнал о ваших догадках… И будьте осторожны.

— Постараюсь…

Несколько минут мы молчали. Цанс копался в комлоге, я разглядывал зеркальные часы, перенесенные в спальню. Закончив просматривать почту, Цанс снова заговорил:

— Знаете, какая самая важная тайна, самый большой секрет в деле создания какой-либо новой технологии?

Я сказал, что не знаю. Он продолжил:

— Не чертежи, не формулы, не имена ученых, ведущих разработку новой технологии. Самая большая тайна — это то, что такая технология возможна!

Замечая мое недоумение, он пояснил:

— Соперники не обращают внимание на твои разработки пока верят, что они ни к чему полезному не приведут. Но как только им становится известно, что ты на пороге успеха, они начинают двигаться в выбранном тобою направлении и, в конце концов, догоняют. Поэтому, если вы найдете подтверждение того, что Темпоронный Мозг был создан, берегите информацию, как зеницу ока. Она будет стоить очень дорого…

Лежа на кровати я предавался размышлениям.

Подтверждения существования Темпоронного Мозга имелись в избытке. Во-первых игра «ШДТ» и выигравший в нее Счастливчик. Во-вторых Евклид, обладавший даром предвидения и ненавидевший ауранцев. Оба они располагали Темпоронным Мозгом, и им же располагал доктор Рунд. С другой стороны, к чему Рунду выдавать Т-Мозг, играя и выигрывая в компьютерные игры? И к чему ему устраивать покушение на правительство, которое финансировало его исследования? Ну, например для того, чтобы им не достался Т-Мозг. Потерпев в этом деле неудачу, он уничтожил второй корпус Центра Радиокосмичесикх Наблюдений, дабы Т-Мозг не достался никому. Сколько человек там погибло? И еще Корно, который догадался, кто и как выиграл в «ШДТ»… И еще Бенедикт… Виттенгер безусловно прав: все, на что мы способны, это пристрелить Рунда, пока он в пределах досягаемости, и смыться с Ауры.

Поток грустных мыслей был прерван звонком интеркома.

— Есть новости, — если со слухом у меня все в порядке, то инспектор сказал это утвердительно.

— Какие? — спросил я без энтузиазма, поскольку важные новости не доверяют интеркому.

— Зайди.

Следовательно, все-таки что-то важное.

Нижняя гостиная превратили в оперативный штаб. На дверях висела табличка: «Только для участников конференции по планетологии». Ничего умнее Виттенгер не придумал. С жадностью поглядывая на табличку, возле гостиной прохаживалась парочка журналистов. Когда меня пропускали внутрь, они посмотрели на меня с нескрываемой завистью.

Виттенгер сидел один, если не считать охранника у дверей.

— Вот, — сказал он, протягивая мне пакет с помятой и довольно грязной банкой, точной копией той, что была найдена в номере Бенедикта.

Я приоткрыл пакет и понюхал отверстие в банке. Сквозь обычный помоичный запах ясно различался запах горького миндаля.

— Где нашли?

— В мусоросборнике. Я запретил вывозить мусор. Убийца на это явно не рассчитывал.

— Следы?

— Частично совпали со следами, найденными на банке из номера. Методом исключения, отпечатки принадлежат охраннику, сторожившему Бенедикта. Его зовут Нильс, и он работает на Рунда.

— Прекрасная работа, инспектор!

— Это моя обычная работа, — скромно возразил инспектор и с горечью добавил: — Лазить по помойкам.

— В следующий раз возьмите меня с собой. Шишка не отзывалась?

— Отзывалась. Цитирую по памяти: «одну чб не разо ка». Конец цитаты.

— Она заказала одну банку, чтобы не разорить Катю, — перевел я сам для себя. — Следовательно, как только Нильс вошел в номер, он сразу подменил банку.

— Следовательно так, — кивнул Виттенгер.

— Где сейчас Рунд?

— В своем Центре Наблюдений.

— Вызовите его под каким-нибудь предлогом.

Рунд отозвался сразу. Виттенгер намекнул ему, что есть кое-какие подвижки и что мы его ждем вместе с охранником Нильсом. Рунд ответил, что будет через час.

— Что ж, подождем… — сказал инспектор, убирая комлог в карман куртки.

Я воспользовался этим часом для того, чтобы поговорить с Брубером всерьез.

На столе, рядом с зеркальными часами, стояла полупустая бутылка виски, ведерко растаявшего льда и стакан.

— Выпьете со мной? — спросил он.

— Не сейчас. Пейте сами.

— А я что делаю!

Нервно постукивая черпаком по стенкам ведерка, он выскребал остатка льда.

— Растаял… — пробормотал он, найдя единственный кусочек, который таял на глазах. — Ну и черт с ним… Как вы думаете, там, в Городе, мы свалились случайно?

— Нет. Приборы были выведены из строя направленным импульсом.