Я прервал ее речь, но позже, чем перестал понимать.

— Стоп, давай сначала. Что за аттракторы, и откуда они взялись?

— Сначала отвечу на вторую часть вопроса: откуда взялись аттракторы. Ответ: от тебя. Помнится, ты говорил, что Амирес тебе сказал, что он слышал, как то ли Бенедикт Корно, то ли Корно Бенедикту сказал о каких-то аттракторах. Так ты понимаешь в чем трудность? Я услышала от тебя пересказ слов Амиреса, который что-то у кого-то подслушал. Безусловно, я специалист по информационным технологиям, но испорченные телефоны чинить не обучена, к сожалению. Поэтому мне было трудно сузить круг поисков — ведь аттракторы бывают разные. Но тут подвернулся Нимеш, наверное, я для него аттрактор… — Яна смолкала постепенно, словно следуя медленному повороту ручки громкости. Она задумалась.

— Яна, не отвлекайся, — поторопил я ее строгим голосом. — Это рычащее слово тебе не подходит. Переходи от личных проблем к общественным. Говори, зачем нужны аттракторы.

— Приведу пример. Как ты полагаешь, где я буду сегодня в восемь вечера.

— Ты опять о своем, о женском? (она помотала головой) Нет? Хорошо, ты будешь либо дома, либо во «Фрайдесе», либо…

— Достаточно. Ты понял: несмотря на то, что человек, а в особенности женщина, существо крайне непредсказуемое, ты сумел определить два аттрактора — мой дом и…

— …Нимеша!

— Оставь Нимеша в покое. Второй аттрактор — «Фрайдес». Мое фазовое пространство имеет две области притяжения.

— Заметь, я это определи безо всяких вычислений.

— Ты уверен? Твой мозг выполнил миллиард операций, прежде чем пришел к такому выводу.

— Чушь, максимум — три. Ну да ладно, будем считать, что твоя взяла. Будущее предсказать невозможно, но возможно предсказать аттракторы. Отдел Стратегического Планирования упростил себе задачу: не «завтра снег», а «завтра либо снег, либо не-снег». И нет ничего проще, чем направить тебя к аттрактору «дом». Для этого достаточно, ничего не вычисляя, просто настучать Шефу. Превосходно! Что еще?

— Мы еще не закончили с проблемой аттракторов. Лет пять назад эта тема вовсю обсуждалась учеными, потом обсуждение потихоньку утихло. Твой вывод?

— Кончились идеи.

— Нет, наоборот. Вплотную подошли к практическому решению, и все исследования тут же засекретили. В мире существует три исследовательских центра по изучению проблемы аттракторов. Два — на Земле — Массачусетский Технологический и исследовательский центр имени Хоми Баб в Индии. Третий… ты держись за что-нибудь…— на Ауре! Называется он «Центр Радиокосмических Наблюдений» и возглавляет его, угадай, кто?

— Штухенмахер, — сказал я, чтоб не напрягаться.

— Ну тебя, с тобой не интересно. Рунд его возглавляет! Доктор Рунд. Тот самый Рунд, который спорил с Цансом по поводу его знаменитой теоремы об аттракторах, за которую Цанс получил Филдсовскую медаль.

Яна торжествовала.

— Хорошо, я понял, аттракторы — это круто. Рунд тоже хочет Филдсовскую медаль. Дальше что?

— Ничего. Тебе думать — что. Я свое дело сделала… — она призадумалась. — …Непонятно, как же теперь поступить.

— Наведи справки, не появлялся ли Рунд на Фаоне.

— Вот пень! Я не знаю как поступить — идти ужинать с Нимешем или нет.

На пня я обиделся.

— Спроси у Бьярки.

Медведь сидел на краю распознавателя и, скривив пасть, взирал на нас с высоты. Верхний свет в Яниной каморке был приглушен, настольная лампа горела ярко, и Бьярки отбрасывал двухметровую, карикатурно вытянутую тень.

Яна посмотрела на медведя и тихо прошептала:

— Он молчун… В такие минуты мне кажется, что настоящий Бьярки — это тот, на стене. А мелкий Бьярки — его посланец, и он следит за мною.

Ларсон, лаборантишка, так напугать девушку!

Я прибавил верхний свет и выключил лампу. Тень исчезла.

— Так и запишем: настоящий Бьярки появляется, только если вблизи мелкого Бьярки находится яркий точечный источник света… и стена.

— Это закон физики?

— Философии. Закон медвежьих архетипов.

— Ты ничего не изменил. Большой Бьярки не выносит света, он попросту ушел, — задумчиво проговорила она.

Я вернулся в свой кабинет.

В массе имен, мелькавших на локусах по проблеме аттракторов, особенно выделялось три-четыре. Среди этих трех-четырех присутствовал Казимир Цанс. Ни Корно, ни Бенедикт не упоминались. Никаких ссылок на аруанские работы я не нашел.

За изучением локусов с аттракторами я просидел часов до семи. В статьях пятилетней давности ученые связывали проблему вычисления аттракторов с проблемой существования Другой Вселенной — вселенной с противоположной стрелой времени. В более поздних публикациях Другая Вселенная упоминалась реже, появились альтернативные предложения. Детали для меня оставались неясны. Как и сказала Яна, в последние годы новых статей по проблеме аттракторов было меньше и носили они, по большей части, умозрительный характер. От тоски, я погрузился в размышления, не менее умозрительные, что статьи об аттракторах.

Кто такой Чарльз Корно? Программист, создавший тьму игр, последняя из которых, «Шесть Дней Творения» симулирует эволюцию. Эволюционистом был академик Лиувилль, чей архив разворошил Бенедикт.

А кто такой Бенедикт? Студент, изучающий динамическую лингвистику, которая не имеет отношения к «ШДТ», ибо в правилах игры не сказано, что разумные существа, создаваемые по ходу игры, обязаны сочинять мифы. Ученик Казимира Цанса. Что мне известно о последнем?

Профессор Казимир Цанс, единственное лицо, находящееся в зоне досягаемости. Доказал что-то про аттракторы. Аттракторы — это из хаотической динамики. Вселенной правят законы хаоса, но по-моему — его беззаконье. Спорил с Рундом, а Рунд — с ним. Пять лет назад Рунд спорить прекратил и скрылся на Ауре, где живут моролинги, о которых писал Брубер.

Белиберда-бруберда.

Нет, срочно нужен Ларсон.

Хью Ларсон сидел перед двумя метровыми экранами. На одном из них виднелась безжизненная планета, щербатая и пыльная. На другом — список из двух тысяч сотрудников «Виртуальных Игр». То есть на самом экране их было только тридцать, но судя по номеру перед последней фамилии — тысяча восемьсот восемьдесят девять — Ларсон собрал их всех.

— Готовишь кандидатов для заселения новой планеты? — спросил я.

— Я бы их оптом туда послал, — желчно ответил Ларсон. — Ты не представляешь, как они мне надоели. Необходимо срочно создать новое поколение морально-криминальных фильтров — наподобие тех, что стоят на твоем компьютере. Раз — и преступников отфильтровали.

— Я тебе еще когда об этом говорил! Как продвигается игра?

— Со скрипом. Видишь, что выходит, — он указал на планету. — Уродка! Так и назову: Уродка.

— Плохо подбираешь возмущения.

Ларсон взорвался:

— Сам бы попробовал! Можно подумать, ты что-то в этом понимаешь! Думаешь все так просто? Да одна подгонка космологической постоянной чего стоит! Игрок тут как Господь Бог с неограниченными правами, но с сильно ограниченными возможностями — возмущения вводишь какие угодно, а последствия могут оказаться вовсе не те, что ты ожидал. Хочешь, например, получить звезду класса G3, а выходит красный гигант.

Огненные протуберанцы сдували с Уродки последнюю пыль.

— Так ты возмущай не наобум, а так, чтобы прийти куда надо. Ты же физику проходил: конечная точка определяется начальными условиями. Вот и вычисли начальные условия по конечной точке.

— Федр, ты только при людях такого не говори, хорошо? — грубо опустил меня Ларсон. — Нельзя это вычислить, даже в принципе. Теорема Цанса-Лиувилля о невычислимости аттрактора — слыхал о такой?

— Тебе Яна сказала? — предположил я, имея в виду, что Яна изложила Ларсону новости от Нимеша, и Ларсон, будучи все-таки экспертом, понял ее лучше меня.

— Почему Яна? — искренне удивился эксперт. — Это общеизвестный факт. Лет пятнадцать назад Лиувилль высказал гипотезу о невычислимости аттракторов для некоторого класса динамических процессов эволюционного типа, а Цанс эту гипотезу доказал. Поэтому гипотеза стала теоремой — теоремой Цанса-Лиувилля.