Конечно, в этом браслете была не только полезная информация для наших кураторов, но и всякое такое, о чем мне совсем не хотелось бы распространяться и выставлять на всеобщее обозрение и обсуждение, как, например, постельные сцены со мной и Светкой, а также со мной и Аней. Все-таки это совсем личное, но что поделаешь, приходится чем-то жертвовать. Я думаю, мой интимчик не сильно подпортит морально-этический дух людей из будущего и не убьет веру в прекрасное. Хотя… Во всех случаях мы с моими партнершами резвились по-взрослому, от всей души, безудержно, без запретов и тормозов. Вряд ли наши кураторы при просмотре этого материальчика откроют для себя что-то новенькое или совсем уж непотребное. В конце концов, люди всегда и во все времена, правда, каждые по-разному, но делали это. Мы сексуальные твари, что тут поделаешь, иначе на матушке-земле давно наступил бы конец нашей популяции. Как в свое время изрек старина Фрейд: «Единственное извращение – это отсутствие секса, все остальное – дело выбора каждого». Хорошо, конечно, что при передаче браслета не присутствовала Всадница без головы, а то точно не только оторвала бы напрочь мне мое хозяйство, но еще и голову в придачу отделила бы от туловища. И ссылка на Фрейда в этом случае не помогла бы.

Гелла сидела как громом пораженная. Лишь в замешательстве как-то чересчур аккуратно, с опаской крутила в руках мой браслет, так, будто это был не аксессуар, а гремучая змея. Ее потерянный взгляд все время бегал от меня к браслету и обратно.

Я ее прекрасно понимал.

Живешь себе в светлом будущем, являешься венцом творения, вся такая «трататушки-тралала», на глазах розовые очки, поэтому мир вокруг также воспринимается в розовых тонах, и вдруг перед тобой появляется человекообразная обезьяна из глубины прошедших веков и на пальцах быстренько объясняет, что не все так сладенько, как ты себе это представляешь, а тебя, такую умную и продвинутую, конкретно наебали и развели как конченую лохушку, и получается, что малообразованная человекообразная обезьяна в курсе, а ты, законченный венец творения, ни сном ни духом. Мне бы тоже от осознания этого было бы как-то не по себе.

Я решил не тянуть кота за причинное место, а быстренько развивать успех и уже окончательно добить нашего куратора – продолжил наступление со всей горячностью, на которую только был способен.

– Поэтому, Гелла, предлагаю, – начал я твердо чеканить фразы, как, наверное, это делал маршал Жуков на военном совете в Кремле у Иосифа Виссарионыча в кабинете, отстаивая свой взгляд на военную доктрину, – дополнить нашу команду еще двумя умненькими ребятами из резерва и отправить нас обратно на Грелиосс для захвата звездолета целионов. Тогда мы сможем вытащить из вечности не только наших погибших ребят, но и вернуть вашему сообществу убитого целионами космонавта, а он, в свою очередь, уже расскажет все как было и что с ним произошло. Да, согласен, есть риск, и это чревато возможностью разгорания серьезного военного межгалактического конфликта между вами и целионами, но уверяю вас, если ничего не предпринимать, а как страус зарыть голову в песок, мол, ничего не слышу и ничего не вижу, поэтому ничего плохого со мной не случится, здесь не прокатит, рано или поздно громыхнет, только зло к этому времени хорошо подготовится, соберется с силами и влепит вам такой сокрушительный апперкот, от которого вы уже не оправитесь никогда. Оно отправит вас в вечный нокаут. А так мы первыми, пока они не ждут, нанесем, так сказать, превентивный, упреждающий удар и в случае удачного исхода нашей операции сумеем избежать эскалации полномасштабного военного конфликта. Потому что у вас на руках будет весь прикуп: и звездолет целионов с этой их приблудой – уменьшенной копией вашей машины времени, и показания пилота, и даже их доверенное лицо – командир исполнителей, она тоже кое-какой инфой владеет. Дальше вы сами знаете, что с этим всем добром делать и как все преподнести Создателю. Только подумайте, Гелла, – продолжал убеждать я, – мы сообща наконец сможем сделать то, о чем мечтали все живые существа с сотворения мира, – загнать Уравнителя и его слуг туда, в то место, которое изначально определил для них Создатель. Дело, конечно, ваше. Либо вы боретесь, бьетесь за все то, что является основополагающим не только для вас, но и для многих других разумных существ во Вселенной, либо сдаете участок за участком, позицию за позицией, пока не окажетесь в загоне для «опущенных», потому как зло никогда не остановится. С ним невозможно ни о чем договориться, оно никогда не будет играть по установленным правилам, потому как у него свои правила игры. Итак. Решать вам, но знайте: что касается нас, мы готовы идти до конца, нам нечего терять, – закончил я на последнем дыхании так, словно захлопнул крышку люка в башне танка, готовясь идти на таран.

Гелла еще некоторое время сидела молча. Потом резко встала, я тоже подскочил с места.

– Я поняла вас, Олег, и поняла, что вы хотели мне сказать, – вымолвила она опять абсолютно бесстрастным голосом. Лицо тоже стало непроницаемым, каменным, по нему никак невозможно прочитать, к какому выводу в конечном итоге она пришла и смог ли я ее своей зажигательной речью хоть чуть-чуть в чем-то убедить.

Гелла снова обрела свое постоянное состояние – превратилась в каменную деву, истукана, сногсшибательно красивую, но лишенную каких-либо эмоций. Куда все делось, что эмоции закончились? Это вообще что, порционное блюдо? Ведь только что передо мной сидел человек из плоти и крови, способный чувствовать и сопереживать, и вдруг – бац – как будто кто-то тумблер переключил, и вот она уже «снежная королева» – обжигающе холодная как лед, далекая и совершенно непонятная.

– От себя лично обещаю вам, Олег, что всенепременно изложу суть вашего доклада, все ваши доводы и наблюдения, – она помахала моим браслетом, – нашему координационному совету.

«Ну, вот это уже кое-что», – подумал я.

– А пока отдыхайте. До свидания.

– До свидания, Гелла.

Она повернулась и пошла прочь. Сделав два шага от стены, почему-то передумала и повернулась ко мне.

– Да, Олег, тот космонавт, погибший на Грелиоссе, его звали Алан, и… – тут наступила пауза, видимо, она размышляла о том, говорить мне что-то дальше или нет.

– И… – подхватил я, как бы слегка подталкивая ее.

– Он был моим сыном.

У нее на глазах выступили слезы. Вот тебе и каменная дева. Она ушла. А я стоял и думал. Каково сейчас ей? С одной стороны, вот оно, решение. Гелла, как я понял, занимает высокое положение и имеет сильное влияние в своем обществе, поэтому запросто может сделать все от себя зависящее, чтобы склонить координационный совет на нашу сторону. После чего мы получаем добро на проведение акции на Грелиоссе и возвращаем ей уже давно оплаканного самого родного для нее человека – ее сына. Это для нее реальный шанс. Так бы обязательно сделали высокопоставленные чиновники в наше время, и неважно, сколько бы народу при этом полегло и сколько судеб было бы разбито, но они бы cто пудов приняли волевое решение и вытащили бы свое дитя вопреки всему. И, наверное, я не имею права судить их за это. Я никогда не был отцом, не случилось в прошлой жизни, не довелось. Все время мечтал о том, что Светка подарит радость отцовства, но у нее была только одна отговорка: «Зачем нищету плодить?» А я очень хотел. Мне кажется, это здорово, ни с чем не сравнимо, когда ты берешь на руки маленького человечка, плоть от плоти себя, чувствуешь, как он доверчиво прижимается к тебе, его теплое чистое дыхание согревает твою душу. Ты безумно рад от того, что слышишь каждое утро, как он просыпается, и каждый вечер, укладывая его в кроватку, – как он, счастливо улыбаясь, засыпает под твоей защитой, как он задорно смеется, как растет, а ты вместе с ним заново познаешь мир. Быть ему во всем надеждой и опорой. Думаю, я бы порвал себе жилы, но сделал бы так, чтобы моего ребенка обязательно спасли. Но здесь совсем другое общество, совсем другие люди, и они воспитаны так, чтобы всегда ставить общественное выше своего, личного. Расхожее выражение «Своя шкура ближе к телу» – это не про них.