Конечно, я не сразу понял, что влюблен. Сначала мне казалось, что он мне понравился просто как человек, интересный собеседник. Генри оказался очень начитанным, любителем поспорить, но от этого беседы с ним были только увлекательнее. Я записался на курс археологии, только чтобы видеть его как можно чаще. Хотя сам учился на медицинском. Мы с ним быстро сдружились, и уже через несколько недель стали встречаться вне колледжа. Сначала случайные встречи в баре, потом мы приходили уже туда вместе. Мы ходили в кино, на концерты, он таскал меня по всяким мероприятиям, которые мне были абсолютно не интересны, но я ходил туда, потому что они нравились ему, — блондин наполнил бокалы, я и не заметил как мой опустел, сделал очередной глоток и вновь приступил к рассказу:

— Не знаю, был ли я хорошим актером, или мои друзья не столь чуткие к другим, но никто не замечал моего влечения к Генри. Все принимали нас за хороших друзей, не смотря на разницу в возрасте. Все, включая самого Генри. Он не видел во мне мужчину, объекта романтических чувств или сексуального партнера. Я не знал, был ли он натурал или би. Он ни с кем не встречался, не говорил ни о девушках ни о парнях. У него была только работа, и его великая мечта. Парень мечтал принести пользу людям. Но не научными открытиями или изобретениями, он хотел действовать. Так мы и оказались в Африке. Он узнал о волонтерской программе, и тут же вызвался ехать. Меня долго уговаривать не пришлось. После двух с лишним лет дружбы, я уже знал что испытываю к нему далеко не приятельскую симпатию, и готов был пойти за ним хоть на край света!

Да, это была самая настоящая первая безответная любовь! С твоей сестрой я порвал перед отъездом в Руанду. Я не мог больше ее обманывать. Быть с ней и любить другого, это было неправильно. Но я струсил, не смог сказать ей правду о Генри. Мы расстались друзьями, как я уже тебе и говорил. В Африку мы прилетели в волнительном предвкушении. Я договорился в колледже, чтобы эту работу зачли мне как практику. Мне повезло, что им требовались врачи, и в выборе они были не прихотливы, годны были даже студенты.

В общем, Генри был ужасно воодушевлен, и я заразился этим от него. Правда по прибытии в Ньябиху, энтузиазма у нас значительно убавилось. Организаторы отправили нас в небольшое поселение племени тва. Это миролюбивые пигмеи, но сама деревня… Что тут скажешь, цивилизацией у них даже и не пахло! Я примерно представлял, что из себя будет представлять эта работа, но все равно оказался не готов к такому. Я же вырос в богатой семье, нежно любимый и оберегаемый своими родителями. Никогда не считал себя неженкой, до того как не оказался в Африке, но я старался не жаловаться. У Генри все отлично получалось, и мне не хотелось выглядеть жалко в его глазах.

Я постепенно обвыкся с жизнью в деревне. Программа была рассчитана на пол года, два месяца остались позади, и, если честно, я с нетерпением ждал окончания. Был один ощутимый плюс, мы с Генри все время были вместе. Казалось, мы становимся еще ближе. В какой-то момент, я даже решил признаться ему в своих чувствах. Жаль, что я так и не сделал этого, — парень замолчал, нервного сглотнув. Я понял, что сейчас услышу нечто ужасное. — Его убили у меня на глазах…

— Его убили у меня на глазах… — Итан говорил почти шепотом, но мне показалась, что эти слова прогремели на всю квартиру. — Племя, в котором мы жили, было мирным. Они были дикарями, но без всяких зверств типа каннибализма больных соплеменников, или жертвоприношений. Можно даже сказать, что в какой-то степени они были цивилизованными. Вождь был к нам очень добр, и прислушивался к моим советам в вопросах лечения, даже если не понимал что я делаю. А так было почти всегда. Деревня находилась достаточно удаленно от других поселений. Однажды к вождю пришли несколько странно-одетых людей. Они точно были не из местных, значительно выше ростом, и их внешний вид отличался. Оказалось, это были, что-то вроде послов из другого племени. Главный из их делегации просил вождя отдать ему дочь в жены. Это часто практиковалась у них, чтобы не было кровосмешения и дети не вырождались. Но вождь отказал. Как нам потом объяснили, это были люди из очень кровожадного племени. Они не гнушались убийствами, и вообще считали что уважения можно добиться только пролив кровь своего врага. Носили украшения из зубов и мелких костей тех кого убили. Было жутко на это смотреть! Эта улыбка, оскал черных гниющих зубов, красные, налитые кровью, глаза. Этот образ до сих пор преследует меня в кошмарах!

Вождь не захотел отдавать свою дочь такому мужу. Они ушли, недовольные, но все же ушли. Так мы думали, а на самом деле они ждали наступления ночи, чтобы напасть на вождя. Так и случилось. Мы проснулись от страшных криков. Генри тут же выскочил из нашей хижины, и понесся туда от куда кричали. Я не успел ничего сказать ему, как он уже скрылся в темноте. Я быстро оделся, натянул кроссовки и побежал за ним. Когда я оказался у хижины вождя, было уже поздно. Вождь был убит, а Генри… — парень судорожно всхлипнул, боясь произнести это вслух, но все же продолжил:

— Его поставили на колени, перевязав руки веревкой. Он посмотрел на меня, когда я вбежал внутрь. В его глазах я видел всепоглощающий страх, отражение того, что чувствовал сам. И в этот момент, тот самый дикарь, который просил руки дочери, перерезал Генри горло. Это была публичная казнь, свидетелем которой был я один. Его казнили за то, что он хотел помешать им убить вождя во сне. Он не смог остановить их. И сам погиб. Последнее, что я помню, это как хлынула кровь. А дальше пустота.

Очнулся я в своей постели. Вокруг стоял шум, женщины кричали, дети плакали. Один из волонтеров, что был с нами, увидел что я очнулся. Он приказал мне быстро собирать свои вещи и уходить. Нас было всего десять человек включая Генри. Все собрались в моей хижине. Когда сборы были окончены, мы в спешке покинули деревню. Мы ничего не могли бы сделать. Добравшись до единственной машины, что у нас была, мы уехали. Труп Генри забрать не смогли, да и везти его было негде, машина была забита под завязку.

По прибытии в волонтерский центр в Кибуе начался настоящий кошмар. Нас очень долго допрашивали о случившемся, особенно меня. Затем были беседы с психологом, и снова допросы. До сих пор не понимаю, как пережил это, и не свихнулся! Организаторы отправили отряд, чтобы забрать тело Генри, но ничего не нашли. Не знаю, что они сделали с ним, и знать не хочу. Предпочитаю думать, что они захоронили его как своих соплеменников.

Через несколько дней нас отправили домой. Я не вернулся в колледж, как должен был. Родители были отчасти в курсе о том что случилось, но не знали подробностей. Они решили все проблемы с моим обучением, а я уехал в Лосс-Анджелес. Там у нас небольшой домик на берегу океана. В нем я и пытался осмыслить все то, что произошло в Африке.

Сначала я много пил. Я напивался до беспамятного состояния, в попытках забыть этот ужас! Конечно, это не помогло. Но время лечит, и, в конце концов, я пережил это. Я пробыл в Лосс-Анджелесе почти полтора года. В Бостон вернулся пол года назад. Побыл с родителями, увиделся с друзьями. Постепенно стал налаживать привычную жизнь. В колледж я так и не вернулся, и карьера врача меня больше не интересовала. От малейшего вида крови у меня начинаются панические атаки. Я пытался вылечить это, ходил к психотерапевтам, даже на антидепрессантах сидел, но ничего не помогло. В конце концов, я просто смирился. Профессия врача и без этой фобии меня больше не привлекала. Вот так я и вошел в управление компанией. Устал от бездельничества, да и нахлебником у семьи не желал больше быть. Теперь ты все знаешь.

Итан закончил говорить, и сразу залпом опрокинул половину бокала.

Я молчал. Просто не знал, что сказать. Да, я понимал, что он не просто так не желал говорить об этом, но такого я никак не ожидал. Стоило что-то сказать, но я никак не мог подобрать нужных слов. Наконец я все же выдавил: