— Но дверь была заперта — он открыл ее своим ключом. Как, позвольте спросить, такое может быть?

— А вы уверены, что заперли дверь? — спросил управляющий. Со его стороны, сказать такое было непростительной ошибкой. Постоялица с сарказмом заметила:

— Что вы хотите этим сказать — что я лгу, или что я сама себя не помню?

Предложенный выбор поставил управляющего в тупик. Дама язвительно продолжала:

— Мало того, что меня в вашем отеле чуть не убили, вы меня еще и оскорбляете. Я полагаю, мне следует вызвать полицию.

— Постойте-постойте, зачем нам полиция? — опомнился управляющий, — у вас ведь ничего не взяли. Расскажите все начальнику нашей службы безопасности, и он примет все необходимые меры, — управляющий старался избежать скандала во что бы то ни стало.

Вперед вышел молодой, спортивного вида мужчина с напомаженными, гладко зачесанными волосами, бликовавшими пуще чем лысина управляющего.

— Сэм Бруц, начальник службы безопасности. Я целиком в вашем распоряжении.

Потерпевшая уже истратила весь свой гнев на управляющего и отнеслась к Бруцу, на удивление, благосклонно:

— Найдите его, а то он не оставит меня в покое. Я уверена — мерзавец снова ко мне заберется.

— Вы успели его разглядеть?

— Ну разумеется! Я же видела его собственными глазами.

— Где он находился?

— То есть как, где? В моем номере, конечно!

Бруц поправился:

— Я спрашиваю, где именно — в спальне, в гостиной или еще где-нибудь?

— Да, он был в спальне — шарил по вещам.

— А где в это время находились вы?

— В душе. То есть сначала я была в душе и поэтому не заметила, как он вошел, но когда я выходила из ванной комнаты, он уже был в спальне, и до него было, ну вот как до вас… — она ткнула в меня пальцем, — так это были вы!

Вот так номер, думаю.

— Я все утро был в ресторане и, как это не смешно звучит, завтракал. К тому же, у меня есть свидетели, — поспешил я предоставить алиби.

— Да? Очень жаль, — соседка была разочарована.

— А где вы были потом? — спросил меня Бруц.

— Потом мы вместе с…

— Со мной! — подсказала Татьяна.

— Да, вместе с моей подругой прогулялись по галерее, где торгуют сувенирами, — с Татьяниной помощью я соорудил себе железно алиби. Бруцу моих слов показалось недостаточно:

— Вы что-нибудь купили? — настаивал он.

Я предъявил крылатую пирамидку и описал ту лавочку, где мы ее купили.

— Спросите у торговца, мы у него долго проторчали, — вставила Татьяна.

Бруц временно от нас отстал.

— Стало быть, нападавший был молодым мужчиной, ростом чуть выше среднего? — обратился он к потерпевшей.

— Ну да, я это уже говорила, да вы все не слушаете!

При мне она ничего подобного не говорила.

— Какое у него было лицо? — снова спросил Бруц.

— Как какое? Мужское, разумеется!

— Это понятно, — Бруц мобилизовал все свое терпение, — как он был одет, какие глаза, волосы, вы помните?

— Одет он был примерно как и вы, — она снова ткнула в меня пальцем, —остальное… шторы в спальне я задернула еще с вечера — сами понимаете — второй этаж. Свет — погашен. Он что-то сунул мне в лицо, затем — треск, удар…и я, наверное, упала, потом… — соседка задумалась, ей очень не хотелось признавать, что толком она ничего не помнит.

Чуть ниже ее правого уха я заметил знакомый красноватый след — по всей вероятности туда пришелся удар шокера. Перехватив мой взгляд, она прикрыла шею рукой. Подними нападавший свое оружие немного выше, и ей бы не пришлось с нами разговаривать.

— Так что же случилось потом? — поинтересовался Бруц.

— Потом он, вероятно, убежал, но я его узнаю, непременно узнаю, если увижу, конечно.

— Хм, так же, как меня, — сказал я вполголоса, но Бурц меня прекрасно слышал и понимающе кивнул.

— Ты выходил в туалет, — прошептала Татьяна мне на ухо.

— Откуда ты знаешь, что в туалет. Ты что следила? — шепнул я ей в ответ.

— Вот и я о том же — не знаю куда ты ходил… Вчера с дверью соседкиной возился, а сегодня ее грабят — подозрительно!

— Тихо ты, — я приложил палец к ее губам, — не шипи так громко. И вообще, пошли в номер, нечего тут стоять.

Мы незаметно удалились.

— Так о чем вы беседовали с Абметовым, пока меня не было? — полюбопытствовал я уже в номере.

— Ха, все тебе расскажи… — Татьяна решила немного пококетничать, — мы говорили о природе любви.

Я состроил такую физиономию, что Татьяна была вынуждена пояснить:

— Заметь — не о любви, а о природе любви. Разницу улавливаешь?

— Улавливаю, но смутно. При мне вы только и делали вид, что вас исключительно высоконаучные темы интересуют, но стоило мне отлучиться, как Абметов тут же забывает про науку и давай толковать про любовь. Нечего сказать, прыткий малый! Давай-ка поконкретней, чего он там тебе наговорил?

— Да не нервничай ты так! Сюжетец он изложил сугубо философский. По мнению Абметова, Господь Бог придумал двуполых существ, дабы у них — у двуполых существ — появилась возможность потренироваться в любви. То есть, самоцелью являлось не размножение, а подготовка почвы к возникновению альтруистической любви — любви к истине, например, или к красоте. Но для начала, следовало изобрести любовь попроще. К примеру, любовь к кому-то живому, но отличному от себя. Для этого изобрели двуполое размножение. Согласись, ну какая любовь может быть у амеб?

— Исключительно альтруистическая, — ответил я.

— Да с какой стати! Им бы пожрать, да поспать — вот и все интересы. Нет альтруистическая любовь сама по себе возникнуть не может. Поэтому, Господь Бог решил так: пускай живые твари научатся любить друг друга, ну хотя бы для размножения — все лучше, чем никак. Так возникла любовь, пардон, сексуальная. Поднабравшись опыта в половой любви, живая тварь на этом не остановилась. Да она уже и не могла остановиться — камень покатился — любить что-то, что вне тебя, стремиться к тому, что вне тебя, пусть даже недостижимому, так понравилось, что живая тварь начала искать себе все новые и новые объекты для любви. Дело дошло до того, что все объекты попросту кончились, и пришлось живой твари их придумывать. Ну а как только тварь стала подключать свое воображение — к тому времени тварь стала уже совсем разумной — тут и до альтруистической любви недалеко. Как тебе такой сюжетец?

— Что-то мне подсказывает, что без конкретных примеров Абметов обойтись никак не мог. Например, он мог сказать так. Вы, Татьяна, говорит Абметов, такая прекрасная женщина (дама, девушка, барышня), что могли бы стать музой для кого-то получше него (то есть — меня), ну а тем несчастным, кто не заслужил твоего расположения, остается только подключать, как ты выразилась, воображение и заниматься альтруистической любовью… Я ничего не напутал?

— Фу, что ты несешь? Абметов до такой пошлости не опустится. Про тебя он вообще ни слова не сказал.

— А про тебя? — поймал я ее на слове.

— Ну, он позволил себе выразить некоторое восхищение…— она запнулась.

— Чем? — мне стало еще любопытнее.

— Не чем, а кем… мною естественно!

— И…?

— И он сказал, что мои рыжие волосы и голубые глаза — это земное небо наоборот.

— Чего наоборот?

— Что ты разчевокался? Неужели непонятно! На Земле солнце рыжее, а небо — голубое. А он сказал, что глядя на меня теперь сомневается, не ошибся ли Создатель и не лучше ли было сделать наоборот — солнце голубым, а небо — рыжим.

— У нас на Фаоне солнце тоже рыжее, а небо, если погода хорошая, то голубое.

— Тем более непонятно, как ты сам до такого не додумался. Да где тебе… — Татьяна махнула рукой.

Я вспомнил, какие комплименты я расточал в адрес Лоры Дейч и мне стало стыдно.

— Я исправлюсь…

— Все обещаешь, да обещаешь, — Татьяна давала понять, что лимит доверия ко мне у нее исчерпан.

— На Оркус обещал взять — и взял, — оправдывался я, — ты скажи лучше, чего это Абметова на комплименты потянуло?