…Что бы делало твое добро,

если бы не существовало зла,

и как бы выглядела земля,

если бы с нее исчезли тени?

(М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»)

Люди разных пород

В небольшой гостиной, залитой предзакатными лучами, сидели двое. Собеседники расположились в огромных креслах у старого камина. Хозяин поместья распорядился разжечь огонь, хоть день и выдался теплым. На маленьком столике стояла раскупоренная бутылка, а в низких бокалах поблескивала янтарная жидкость. На бурой шкуре сидел мальчишка лет десяти. Армия солдатиков расположилась в длинной шерсти убитого чудовища, а группа повстанцев скрывалась на каменном полу. Ребенок молча переставлял фигурки и, казалось, был так увлечен игрушками, что разговор взрослых не доставлял ему никакого неудобства.

– Ты идиот, – выпалил темноволосый худощавый мужчина. – Влюбленный идиот.

Говоривший был одет в черную рясу, отороченную золотой каймой. На высокой спинке его кресла висела белая маска. Оскалившись в хищной усмешке, она щурилась узкими прорезями позолоченных глаз. Длинный острый клюв маски своей плавной дугой походил на клюв хищной птицы.

Второй же, чьи кудри уже тронула седина, а глаза сверкали не столь ярко, был одет в обычный темно-зеленый костюм. Камзол лежал у ног, а воротник белой рубашки распахнут. Мужчина хмуро смотрел на огонь, постукивая пальцами по деревянной трости.

– Возможно, – вымолвил он. – Но это не ее вина. И мы не можем быть уверены, что ребенок будет одаренным.

– Она женщина! Кому как не тебе знать, что все женщины слабы перед демонами? Ты ведь один из нас. Ты – тот, кому была ниспослана благодать светлых, и не можешь… нет, не имеешь права оставить случившееся без внимания, – вновь вступил в разговор худощавый. – Однажды, ты отказался от братства. И к чему это привело? Доживать свой век в старом поместье? Влачить жалкое существование будучи отлученным от двора и от своих братьев? Быть рогоносцем тебе по вкусу? Зачем тебе лишние хлопоты? Отдал бы ее нам, Эрик.

– Нет, она будет рожать здесь, в нашем доме, как и положено нашими отцами, – молвил тот, кого звали Эриком. – Мы с тобой прекрасно знаем, почему все вышло именно так. Это месть, брат. Месть Инквизитору… Кроме того, моя маска все еще сильна. Не стоит винить меня в выборе жизни. А что касается отлучения – это такие мелочи. Ты же помнишь, когда все начиналось, наш монарх взял с меня клятву. Видимо, ваши боги и вправду милостивые, раз сила все еще при мне. Я еще вернусь ко двору, вот увидишь.

– Порой я тебя не понимаю, брат. Ты словно подросток, упиваешься идеалами, которых не существует. Грезишь наяву и отказываешься понимать то, что веками заведено в нашем роду. И что будет дальше? А если ребенок получит силу? Неужели ты считаешь, что я закрою на это глаза? Мы вынуждены будем действовать… Только огонь очистит душу от скверны.

– Ребенок не унаследует силу, Мэт, – тихо проговорил седой.

– Предположим, – согласился инквизитор. – Но готов ли ты растить чужое дитя? Или молодая жена так вправила тебе мозги, что ты согласен на позор?

– Если ребенок не унаследует силу, о нем будут заботиться. Я воспитаю и обучу его, как собственного сына. Мальчишка сам выберет, кому служить.

– А если родится ведьма?

– Ведьма… Одаренная… Ты слеп, брат. Как думаешь, война с магами будет длится вечно? Кому нужна Инквизиция, не умеющая играть по новым правилам? Но довольно. Я устал, Мэт… Устал.

В дверь постучали, и в гостиной появился вышколенный лакей. Он поклонился гостью, чье присутствие вгоняло в дрожь всю женскую прислугу поместья, и обратился к хозяину:

– Леди родила девочку, милорд.

Мэт быстро поднялся, чтобы проследовать за слугой.

В знатных родах есть правило: родившихся девочек проверяют на наличие силы. Если таковой найдется хоть крупица, ребенка забирает инквизиция. Ибо все это проделки проклятых богов, и в семье не должно расти зло, оскверняя светлые души родителей. Обычно Мэт не занимался подобными проверками, на то были ученики. Однако его род осквернили. Жена брата посмела разделить ложе с магом. Она посмела остаться живой и выносить грязное семя, хотя должна была отправиться к демонам. Но что самое ужасное, она посмела осквернить память его предков: наиболее могущественных инквизиторов старого мира.

Надевая белую маску и заходя в покои, Мэт мечтал увидеть магию, струящуюся в воздухе, но там не было ничего. Лишь несколько повитух, кричащее дитя и умирающая на окровавленных простынях женщина.

Вернувшись в гостиную, мужчина лишь недовольно оскалился:

– Справедливость все же восторжествовала. Смерть забрала грешницу с собой, Эрик. Будь моя воля, я бы забрал мелкое отродье, но закон конклава не позволяет маске тронуть ребенка без силы.

Трость упала на каменные плиты. Эрик сгорбился, спрятав лицо в широких ладонях. Маленький мальчик только сейчас обратил внимание на взрослых. Перевел взгляд на кусок дерева, так некстати разгромивший игрушечную армию, поднялся и подошел к инквизитору.

– Дядя Эрик, – запрокинул мальчик голову, – вы не бойтесь. Я буду следить за ведьмой. И смогу ее наказать, когда придет время.

***

– А еще его высочество Владлена сопровождает сам Ремвид Арагонский! Поговаривают, ему предложили быть десницей короля, а он отказался. Предпочел магию королевскому совету! – Юная фрейлина щебетала не умолкая. Она совершенно забыла об остывшем чае и воздушных пирожных, лежавших на огромном ажурном блюде. – А какой он красавчик!..

Фрейлины вздохнули, а принцесса недовольно поморщилась.

Сегодня утром в столицу, славный город Лормус, прибыла рейтрильская делегация. Весь город стоял на ушах. Еще бы, такое событие – подписание мирной доктрины. Встреча не на поле боя, покрытом телами убитых юношей, а под сводами жемчужины Средиземья. И делегация из Пиентра, дюжина мужчин, не считая слуг.

В народе ходило множество слухов. И что это вражеская уловка. Мол, мало магов, но на то они и маги, чтобы глаза отвести да яду правителю подсыпать. Или того хуже – обрести власть с помощью черных ритуалов. Да мало ли какие сказки сочиняли на улицах. Разный люд, разные домыслы. Были те, кто верил, что устои следует менять. Ведь что может быть хуже войны? Как поступить, если неровен час дар в семью придет? Многие устали жить оглядываясь. Были и другие – взращенные войной, взывающие к богам и жаждущие крови. Многие шли не по воле сердца и не по дороге веры. Война кормила таких, обувала и одевала, давала кров, женщин, вино и славу.

Вот только повелитель Истарлии навоевался за полвека и видел разное. Видел больных и убогих; солдат, готовых отдать жизнь за короля; наёмников с жаждой крови в глазах. Выжженные поселения и отдельные костры для одаренных. Не поддался он безумию религиозных ищеек. Пускай раньше молодая кровь бурлила в жилах да застилала красной пеленой глаза, сейчас стареющий властитель хотел мира. Отдавать сыну нищую, разоренную смертью и войнами страну он не хотел. Именно поэтому уже несколько лет вел переговоры с Рэйтрилией, заключая союзы, решая накопившиеся в стране проблемы и издавая все новые указы.

И вот, медленно и с опаской, налаживаются торговые отношения между державами; чему немало способствовали заключенные браки. Люди возвращаются на поля, и отступает угроза голода. У селян да и у горожан большее нет таких зим, когда не знаешь, доживешь ли до следующего утра или умрешь от холода и голода. Как бы ни была страшна и черна магия, как бы инквизиция ни боролась с «ересью», люди понимали, что маги во всем лучшие. Медицина, военное дело, образование и даже сельское хозяйство могли бы выиграть в сотни раз с приобретением особых специалистов. Да, люди оттаивали, и это было подобно приходу весны в мир. Медленно, с предрассудками и со страхами. А где есть страхи, там должна быть и вера.

Не в былой славе, но еще весьма сильная, Инквизиция все же существовала. Как небо над головой, как земля под ногами, как вера в каждый следующий рассвет. Белые маски, свято уверовавшиее, что их Бог единый и светлый, что есть сил упирались миру. Все эти годы костры освещали города и села, а ветер разносил по округе пепел оскверненных. Ну а несколько лет назад народ взбунтовался. Полукровки с крохами магических сил, словно стервятники разорвали в клочья нескольких членов синода. И инквизиция притихла, перебралась поближе к границе, где власть ее была сильнее, ведь там еще не отзвучали военные гимны. Там все еще плакали по загубленным жизням сыновей, а отцы жаждали мести. Король не стал мешать белым маскам, а лишь приставил наблюдателей.