Литмир - Электронная Библиотека

– Да ничего, – прохрипел я, игриво помахав с земли рукой. – Бывает.

Затем я еле как доволок своё бренное тело до моста, а он у нас понтонный. От берега до берега метров пятьдесят. Ходить по нему в обычное-то время – это как плыть через Берингов пролив на плоту из полторашек во время ледохода без вёсел и паруса, играя на баяне. Ладно, это я преувеличил. Нормально по нему ходить, если ходишь постоянно. Просто он плавучий и качается. А вот ходить в пьяном состоянии – опасно. Я лёг в прохладную траву и предался размышлениям.

…Было мне тогда лет 14. В одно чудесное летнее утро послала меня мама в деревню.

– Сынуля, просыпайся! – теребила она меня, когда ещё восьми утра не наступило.

Я уже был матёрым сельским пареньком: отличал прясло от штакетника, умел носить коромысло с вёдрами в гору с реки, и косить траву литовкой, укладывая её в ряд до самого моста. Я с трудом проснулся, потому что всю ночь жарил картоху «в мундирах» и читал «Тропик рака», где главные герои «жарят» друг друга.

– А?.. Шта?.. – поинтересовался я из своей заспанной рожи.

– Вставай, чё ты разлёгся! Поезжай в деревню, надо мешок картохи привезти. А то сожрал всё, червь книжный. Давай-давай, подъём!

Едва продрав глаза и сев на свою «Каму», я отправился в путь. Как обычно, спустился с холма, перевёл велосипед через мост, поднялся на другой холм и покатил в назначенное место. Утро намекало, что день будет ясным и жарким. Меня с радостью встретил дядя Коля.

– Здрасьте! – всё ещё сонно, сказал я. – Дядя Коля, мама сказала забрать у вас картоху.

– Ага, вон там мешок стоит, – кивнул дядя Коля и прищурил глаз. – А хочешь лимонаду?

По утрам я всегда пил чай, а тут не успел, мама буквально выпнула меня на задание. Утро жаркое, в горле пересохло. Сушняк.

– Угу, хочу, – кивнул я.

Дядя Коля налил мне гранёный стакан мутной жидкостью.

– Держи.

Первую половину стакана я выпил, даже не почувствовав вкуса, настолько меня мучила жажда, а вот допивая остатки, понял, что лимонад у дяди Коли совершенно мерзкий. Меня передёрнуло.

– Ещё? – спросил дядя Коля.

– Пожалуй, нет, спасибо.

– А я выпью. Бывай.

На велосипеде я катался хорошо и очень много, потому что ходить в деревню это слишком далеко, ездить куда проще. Ещё я много чего возил, особенно девок румяных. Поэтому мне не составило много труда поставить мешок с картошкой на задний багажник. Правой рукой его ловко придерживая, а левой управляя велосипедом, я поехал в сторону дома.

Проехав метров триста, я понял, что дорога совершенно начала кривить и предательски расплываться. Я жмурился и вертел головой, но становилось только хуже. Проезжая мимо знакомых домов и заборов, я совершенно отчуждённо на них глядел, не придавая увиденному никакого значения. Мысли мои остановились, а прямо напротив школы я пизданулся на асфальт.

– О-о-о… – пробубнил я, немного полежав. – Мая астановачка…

Поднялся, поставил мешок на багажник и сказал ему строго:

– Давай без фокусов, Томми, иначе я тебя пристрелю…

Меня хватило метров на 15, а затем я снова отправился на рандеву с асфальтом. Я содрал руки, пыль набилась в раны, я щурил глаза и пытался сосредоточиться. Но в голове гудел состав с углём.

– Ах тыж, дядя Коля…

Уже спускаясь с холма к понтонному мосту, с трудом ведя велосипед, я понял, что меня совершенно развезло от лимонада дяди Коли.

Перед мостом я уронил велик вместе с мешком. Несчастная картоха переживала этим утром значительные физические нагрузки. Собравшись с остатками трезвого сознания, я решил так: сперва через мост пронесу мешок, а потом вернусь за велосипедом. Водрузив несчастный потатос на плечо, и покачиваясь, я ступил на доски. Сделал несколько шагов и… рухнул в прибрежные воды.

Я сидел на берегу мокрый и грустный. Меня мутило, клонило в сон, а после водички прохладной так хорошо стало, захотелось лечь в траву и поспать. Мешок с картохой тоже грелся на солнышке.

– Томми, что-то ты раскис…

Отсидевшись в зарослях камыша, я все-таки преодолел мост с грузом, а затем и с велосипедом. Еле как достиг вершины холма и прямо возле огромной ели незатейливо уложился спать. Я совершенно выбился из сил. Летнее солнышко замечательно грело, пахло травой и безмятежностью.

Минут через двадцать ко мне пришла младшая сестра. Загородила собой солнце и, немного постояв, сказала:

– Когда мамка тебя прибьёт, можно я в твоей комнате жить буду? – она достала холодненький, свежий огурец из кармана и начала его громко грызть.

– Нет, – промычал я и перевернулся на бок. Уткнулся лицом в куст крапивы и поморщился.

– Ты что, упал с моста в реку? – громко откусывала она огурец.

– Нет, я мыл картошку. Дура… Не тревожь меня.

– А ты теперь всегда будешь напиваться до беспамятства уезжая в деревню? – спросила она.

Лежать ночью в траве мокро и холодно.

– А ты теперь всегда будешь напиваться до беспамятства уезжая в деревню… – писклявым голосом сказал я и, встав не четвереньки, начал преодолевать мост.

Пластилиновый аккорд

На 13-летие мне подарили две аудиокассеты: Queen «Greatest Hits» и Beatles «the Best», и именно с этого момента началось моё увлечение мракобесием зарубежного рока на долгие годы.

В школе мне, между прочим, сказали, что эти песни про сиськи с письками и дохлых ритуальных животных до добра не доведут. Но я не отчаивался, справедливо считая, что пусть все подобные советчики идут нахуй со своими говно-мнениями о моей музыке. Сами не знают, что говорят и постеснялись бы того, что слушают их дети.

Родителям же, к слову, было откровенно безразлично, что я там слушаю. Я вообще был сам себе на уме, тихим и безобидным. Сидел целыми днями в своей комнате и что-то лепил…

У меня была деревянная доска, сантиметров 30 на 80 и на ней всегда происходили исключительно любопытные события, бережно слепленные из пластилина. Каждый раз, когда мне дарили новенькую разноцветную упаковку мнущейся субстанции, я был несказанно рад, кланялся в ноги за царский подарок и быстро уходил в свою комнату.

– О! Видели, какой смышлёный мальчуган растёт! – гордо заявляли родители гостям. – Скульптором будет! Держи конфетку и вали в свою комнату.

Взрослые думали, что я там лошадков леплю разноцветных или трактор беларусь сильно похожий. Но нет. Я закрывался в своей комнате, смешивал разноцветный пластилин в однородную серую массу, а потом долго и усердно лепил из неё какие-нибудь орды гуннов и легионы римских солдат. Затем начинался дикий махач, типа взятие Карфагена или штурм Зимнего. Я делал из жестяной пластинки маленькую секиру и ловко хуячил незатейливых юнитов. Если младшая сестра случайно оставляла где-нибудь свою пластилиновую розовую пони, то открывался второй фронт и розовые ошмётки валялись по всей доске. Война, хули. Сценарии получались разными и могли развиваться неделями. Появлялись и гибли целые цивилизации. Включаешь Manowar и понеслась. Очень эпично.

В общем, я был безобидным и тихим ребёнком. Музыку, правда, слушал непонятную…

Так вот, пока все поголовно увлекались рукивверхами, бутырками или катялель, я выволакивал на крышу своей избушки здоровенные колонки и травил односельчан всякими Nazareth, Deep Purple, Led Zeppelin и с особым трепетом Scorpions. От восторга доярки и трактористы, конечно, на заборы не лезли, но и с факелами в гости не шли. Малолетний дебил, что с него взять.

В страшных аудиопытках населения мне сильно помогал советский магнитофон «Россия». В моих несознательных руках юного радиотехника он стал неким рупором свободы, и, как коварная щупальца империализма, проникал в самые труднодоступные уголки села.

Батька говорил:

– Мы, сынуля, купили с матерью твоей этот магнитофон за пару месяцев до твоего рождения. Вы одного года выпуска. Береги его!

Через год яростного хэвиметалла или от воплей Оззи Осборна кассетная дека на магнитофоне решительно наебнулась. Разумеется, простаивать такая техника не должна, а так как я наслушался звуков рок-идолов и пластилиновые тоталвары наскучили, мне захотелось повторить всё самому. По такому случаю я срочно отправился в сельский клуб за электрогитарой. Мне одолжили покрывшуюся плесенью «Аэлиту» из которой торчали провода и отломались все тумблеры.

9
{"b":"679793","o":1}