– Ох, Инна, Инна, будешь ли ты когда-нибудь довольна тем, что имеешь? Или уж набирайся решимости и меняй жизнь.
Больше всего бесило, что он попадал в яблочко. Инна никогда никому не говорила, что Андрей не ее формат и масштаб. Ее тайной болью и унижением являлось то, что, несмотря на армию богатых ухажеров, Андрей – единственный, кто сделал ей предложение, хотя никогда ее не любил и не полюбил в браке. Инна заарканила его в трудный для него период, когда Андрей искал элементарного утешения. А потом, как джентльмен, не смог на ней не женится. Инна его за это джентльменство презирала, считала дураком, а своих ухажеров, которые ею пользовались и бросали, уважала и заискивала перед ними. На это Кира говорила, что бог наказал Инну, не дав ей ума и доброты, но Инна была с ней не согласна. Она все всегда просчитывала, просто ей не везло. Она тоже не любила Андрея, а вышла за него замуж, чтобы укрепиться в себе, получить статус москвички и замужней женщины, не все же порхать. В душе она была согласна с Кирой, что с учетом обстоятельств их брака, Андрей ведет себя по отношению к ней хорошо, вежливо и культурно, а сама она подло. Но ее бесило, что он относится к ней как терпеливый доктор к докучливой больной. А она не больная, а просто возмущенная, потому что не получала от жизни того, чего хотела.
Ей хотелось другого. Большего. С самого детства. Она должна была быть избранной.
Инна
Если добрая половина юношей и девушек не знают, чего хотят в этой жизни и вяло плывут по течению туда, куда им укажут родители или обстоятельства, то у Инны таких проблем не было. Ее желания четко оформились во втором классе, то есть тогда, когда Инне было восемь лет. И ни разу с тех пор не менялись.
Скорее даже это были не желания, а требования и претензии к жизни. Потому что желания обычно носят оттенок мечты и не всегда подвигают к действиям: ах, вот бы случилось так или эдак! Или: хорошо было бы, если..! Подобное слюнтяйство не для Инны, она никогда не верила, что что-то появляется ниоткуда. Эту мудрость она получила от бабушки, будучи совсем крошкой. Бабушка всегда разговаривала сама с собой, Инну это удивляло и заставляло прислушиваться. «Надоила молочка, теперь есть, что попить, – приговаривала бабушка, – помыла полы, как свежо стало, легче дышать! Грядки подпушила, эх, какие огурчики пойдут! Холодца хочется, надо поросенка забить». Кто-то другой улыбнулся бы этой бабушкиной манере и не нашел бы в ней ничего необычного. Инна – не кто-то. Она интуитивно открыла для себя закон причинно-следственной связи и навсегда уяснила, что не бывает результата без действий: хочешь борща – свари, нет огурцов – сорви, но сначала посади. Это был ее первый неосознанный урок, зарубка на корке головного мозга. Восприняв сию премудрость на бессознательном уровне еще в детском саду Инна на всю жизнь лишилась иллюзий и не верила в чудесные дары свыше, стала проявлять бойцовские качества и бульдожью хватку: делай сама или забери у другого. Иначе никак. Потому что мир устроен несправедливо, это был ее второй урок, вторая зарубка. Несправедливость жизни Инна уразумела после того, как поняла, чего она хочет и чего лишена: быть коренной москвичкой и иметь интеллигентных и богатых родителей. Она должна была родиться в квартире профессора Преображенского из фильма «Собачье сердце», а самому профессору надлежало быть ее дедом. Папа обожал Полиграфа Полиграфовича и смотрел фильм раз сто, Инна тоже всегда смотрела, но обожала пятикомнатную квартиру на Пречистенке и Филиппа Филипповича. Все желаемое могло быть у нее от рождения, если бы этим обладали ее родители. Но они не обладали и даже не стремились обладать, были довольны тем, что имеют. А кто-то обладал! Несправедливость заключалась в неравномерном распределении жизненных благ и возможностей людей. Это понимание наполняло Инну гневом и ненавистью к счастливчикам. Второй урок увенчался тем же выводом, что и первый: делай сама или забери у другого. Инна постановила, что во взрослой жизни будет жить в большой квартире среди дорогих и красивых вещей. И это будет ее квартира.
Родители Инны были из Украины. Папа военнослужащий, а мама медсестра. Отца, как водится, переводили из одной части в другую, и распад СССР они застали в Астраханской области. Родители решили принять российское гражданство, и из всей их многочисленной родни только они и тетка стали россиянами. Тетка, мамина сестра, вышла замуж за папиного сослуживца и жила по соседству, у них тоже была одна дочка, Вера, на год младше Инны. Все остальные дяди, тети, бабушки, дедушки, племянники и прочие близкие разной степени родства остались в другом государстве. Папу с мамой никто не осуждал и не уговаривал вернуться на родину, потому что их решение было связано с карьерой, выслугой, льготами и недавно полученным ордером на квартиру, это все понимали. Кроме того, все не сразу усвоили обособление государств, считали его условным, запросто ездили друг к другу и общались по-прежнему. Родни было много, отношения поддерживались самые крепкие.
Когда в начале девяностых повсеместно начались трудности с деньгами и снабжением, военных перестали финансировать, начался развал армии, и вся страна узнала, что такое кризис, родственники с Украины регулярно привозили и передавали сало, смалец, домашнюю тушенку, колбасу и картошку. На окраине военного городка родители купили домик с большим садом и начали сажать огород и запасать маринады с вареньями да компотами. Они почти полностью обеспечивали себя сами. Мама мешками сушила чернослив и курагу, делала пастилу и тоже посылала родне. Летом разводили кур и кроликов, а осенью забивали, запасались. Запасы у них были везде и кругом: в погребе в доме и по всем углам в квартире. Это Инне не нравилось, потому что в квартире профессора Преображенского никаких мешков, банок и коробок с провизией не было. Это все от бедности. Почему родители не понимают такой простой вещи и не хотят разбогатеть? И ужасно не нравилось поливать огород и полоть сорняки, а собирать смородину и ежевику было сущим наказанием.
Ее радовал только сад. Как она любила лакомиться плодами прямо с веток! Забиралась на старую черешню или абрикос и не спускалась, пока не наедалась до отвала.
И еще Инна любила мир с высоты – все воспринималось иначе. Самым высоким в их дворе был старый раскидистый тутовник с толстыми ветвями, лазать по которым было легко и удобно. Он рос на углу дома и давал тень на обе стены. Инна забиралась повыше, особенно в ветреный день, подставляла лицо навстречу невидимому горячему потоку, закрывала глаза и растворялась в необыкновенном удовольствии чувствовать движение воздуха кожей лица и тела. Каждая клеточка, пора, мельчайший волосок ее кожи трепетал от нежного касания. Ветер развевал волосы, и ей казалось, что он касается головы так же уверенно и нежно, как это делала бабушка, когда мыла ее. Насладившись этим ощущением, Инна переключалась на шелест листвы, и это тоже было прекрасно. Часто она просто смотрела в даль, на горизонт степи. Неизменно голубое высокое небо без единого облачка сходилось с желтой землей идеальной прямой линией. За этим горизонтом находился мир, в котором Инна была взрослой, ослепительно красивой, богатой, довольной, улыбающейся. Она видела себя в центре самого большого и лучшего города – Москвы, только что вышедшей из пятикомнатной квартиры Филиппа Филипповича, в бело-розовом воздушном платье на высоких каблуках с роскошными светлыми волосами, завитыми в локоны. От нее шло сияние, ее улыбка делала людей счастливыми и люди понимали, что видят перед собой звезду, самую лучшую и счастливую девушку на земле. И все восхищались ею и любили ее, было слышно, как в толпе говорят: «Это же королева!»
– Вот мартышка! – часто разрушал ее грезы мамин голос. – Опять на дереве? Навернешься когда-нибудь, получишь у меня по заднице! Слазь, давай! Я пирожков нажарила, поешь с простоквашей!
Получить по заду от мамы Инна не боялась, у мамы были мягкие и теплые руки. Уже не раз было такое, что мама, вспылив, хватала Инну за руку, с явным намерением отшлепать, но тут же испуганно говорила: «Господи, худорба какая!» – и начинала ее целовать и горячо прижимать к себе, такой мягкой, теплой, родной.
