– Ты будешь хорошей хозяйкой и традиционной женой.

– С чего ты взял?

– У тебя руки и ноги крупные, ногти квадратные, ты – крестьянка. Лицо может соврать, руки – никогда. Всегда смотрю на руки. Ты, сто пудов, знаешь, что такое хозяйство, огород, скотина. И потом, я видел, как ты ела. Тебя явно учили уважать продукты и ничего не оставлять на тарелке.

Инна не знала, как реагировать. За собственные руки и ноги было обидно, еще и манеру есть назвал крестьянской. Родители, действительно, уважительно относились к еде, даже крошки со стола мама высыпала кошке в миску, и плесневелый или засохший хлеб подкладывала птицам и муравьям. И Инна не стеснялась испорченный хлеб выносить на крышу будки для мусорных баков. Что в этом плохого? Так бы и вцепилась этому мерзкому Васе в рожу!

– И ты спросила, кто убирает мою квартиру и дорого ли. Никто не спрашивал. А ты с хозяйской позиции смотришь, на себя примериваешь.

Инна сидела букой.

– Заметь, это все комплимент тебе! Я сам такой.

Инна все еще поджимала губы. Не таких комплиментов она ждала от мужчины.

– Я давно считаю чушью, что женщина должна быть нежным цветочком и что половинками становятся противоположности. Цветочек будет детей рожать и у плиты стоять? И противоположности довольно быстро бесить начинают. Я решил найти похожего человека. Земного. Тебя. Это, между прочим, было непросто и заняло несколько лет. – Вася сделал паузу, чтобы Инна заметила, что он считает ее уникальной.

Инна сидела с таким лицом, будто ее обманули. Продукты она уважает и знает, что такое хозяйство! Нашел, чем девушку взять! Да у них в городке таких уникальных каждая первая! Еще лучше найдутся. Лучше бы сказал, какая она красавица и как он от нее без ума.

– Почему бы нам не объединиться и не попробовать пожить вместе? – продолжил Вася.

– Да ты меня даже не привлекаешь!

– На этот счет не беспокойся, пока еще никто не жаловался. Попробуй сначала.

Инна была обескуражена, так ее еще никто не соблазнял, если это вообще соблазнение. Сделка какая-то.

– Сделка какая-то, – недовольно сказала она, – никакой радости.

– Это поправимо. Будем называть друг друга ласково и вообще сыпать нежностями, раз ты без этого не можешь. Со временем все равно это надоедает и люди перестают говорить или реагировать на сюси-пуси. – Вася улыбнулся: – Заметь, ты готова попробовать. Бабочки бабочками, а здравый смысл если есть, то никуда от него не денешься.

Инна презрительно хмыкнула.

Принесли обед, Василий галантно сказал:

– Положить тебе сметанки, дорогая?

Инне стало смешно.

– Приятного аппетита, розочка моя! – как ни в чем не бывало, пожелал Вася и принялся есть.

На «розочку» у Инны сама собой выпрямилась спина, расправились плечи и заиграли глазки. Глянув на нее, Вася ухмыльнулся:

– Детский сад.

А Инна с воодушевлением подумала, что еще заставит его за ней побегать. Она ему нравится! Козыри у нее на руках.

***

Две недели Василий заходил забирать Инну на обед. И каждый раз честно вел себя как ухажер: приносил ей шоколадки, конфеты, цветы, милую безделушку на рабочий стол. При этом смотрел восхищенно, называл дорогой и целовал ручку. Девчонки в отделе Инне завидовали, спрашивали, как ей удалось из него такого шелкового и внимательного кавалера сделать. Инна считала его поведение своей победой и, хотя и была внутренне настороже и никак не получалось очароваться Васей, все же старалась соответствовать ситуации: блестела глазами, завивала кудри, принаряжалась, плакала, но ходила на высоченных каблуках.

Вася не экономил, водил в хорошие рестораны и больше не навязывал свой выбор блюд. Инне это льстило, иногда, правда, холодком сердце сжимало понимание, что он вкладывается в ее согласие и с каждым днем все больше робела отказать. Даже будучи деликатным и внимательным, Вася умудрялся загонять ее в угол. Инна его немного боялась, сама перед собой храбрилась и обещала развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов. Пока не получалось.

Иногда она спрашивала себя, почему встречается с ним? Как ни странно, с Васей ей было комфортно и естественно. Он никогда не умничал. Заезжие саксофонисты или открытая лекция о творчестве Караваджо в Музее изобразительных искусств его совсем не интересовали. Он всегда говорил о простом, земном, понятном. Что надо быть идиотом, чтобы менять машинное масло в авторизованном автосервисе и платить за это шесть тысяч вместо четырехсот рублей. Что только лохи не ставят счетчики воды в квартире и платят за чужие расходы. Что пиццей на тонком тесте наесться невозможно и людей вынуждают заказывать что-то еще. Это находило живейший отклик в душе Инны. Она, в свою очередь, наконец-то нашла человека, которому могла сказать, что считает расточительством и барством сдавать вещи в прачечную. Кроме того, мало ли как они там постирают! Вася согласился с ее подозрением, что в ресторанах в еду добавляют усилители вкуса, и лучше питаться дома. Оба кривились в гримасе отвращения от того, что кто-то держит собак в квартире.

– Грязища, вонища, шерсть, испорченная мебель и лишние заботы с выгулом.

– У нас собаки жили во дворе в конуре, никто их к ветеринару не таскал, не расчесывал, корм не покупал, не выгуливал.

– Да, сами себя как-то вылизывали, линяли и лопали, что дадут.

Оказалось, что оба в детстве ненавидели срезать виноград, каждый имел порезы от секатора и был укушен пчелами. Дергать траву для Васи было такой же постылой повинностью, как и для Инны. Оба получали ложкой по лбу, если неаккуратно брали еду из общей миски, например, роняли пельмени. Про лбы смеялись долго, потому что о лоб каждого кто-нибудь из родни норовил смеха ради разбить вареное яйцо.

Васю лупили ремнем, а Инну, мамину и папину ягодку, никогда.

– За что лупили-то?

– Да для профилактики! Я потом у бати спрашивал, чего он меня сек нещадно, вроде, причин не было? Говорит, так надо: его дед дубасил, деда прадед дубасил, вот хорошие люди и получились.

Признались друг другу, что с детства мечтали жить в Москве и разбогатеть. Единственные из всех родственников! Собственная смелость и амбиции обоими были подчеркнуты поднятым вверх указательным пальцем.

– Я хотел стать богатым не в том смысле, чтобы большего размера дом построить и иметь больше всех скотины на базу. Нет. Я хотел занять верхнюю позицию, как в цепи питания, помнишь, в зоологии? На тех, кто наверху, никто не рыпается даже. Наверху вообще другая жизнь. И самое главное, мне нужно было быть львом среди львов, а не среди баранов. Поэтому только Москва. А ты?

– А я хотела и хочу быть такой богатой, чтобы ни от кого и ни от чего не зависеть и никогда не боятся за настоящее и будущее. Хочу быть уверенной в своем положении и позволить себе все, что пожелаю.

– Понял. Как ты училась?

– По математике пятерка была, все остальное так, через пень-колоду. А ты?

– Я отличник, медалист. Гордость школы и все такое.

После школы Васю провожали в Москву с пожеланиями стать президентом и всем селом гордились его успехами. Инна домой не ездила, что там делать, в дыре этой? Ей желали выйти замуж за олигарха, но об этом она не сказала.

От таких воспоминаний и откровений они становились ближе и роднее, и старались показать себя с лучшей стороны. Лучшая сторона у обоих была своеобразной и называлась «Я самая(ый) умная(ый), практичная(ый), хозяйственная(ый) и умелая(ый)»

– До чего же бестолково парковку расчертили, – говорил Вася, глядя в окно ресторана, когда они обедали. – Выезжать же неудобно, и еще три машины можно было бы поставить.

– Ага, – соглашалась Инна, – и клумбу по-дурацки поставили, солнца цветам не хватает и людям мешает.

Они начинали обговаривать, как надо было сделать, и чувствовали себя редкими людьми практического склада ума среди общей недалекости и безрукости.

В рыбном ресторане им показали свежую рыбу, которую намеревались для них приготовить. Василий согласно кивнул, а Инна взяла салфетку и посмотрела жабры: