Мне стало ясно, что встретились мы с Игорем, чтобы родился наш сын, что благополучие нам дано, чтобы у ребенка было детство и образование определенного уровня. Наш уровень определял его уровень. Наш сын, не только мой, наш!

Меня навещали родные, я всех замучила:

– Вы что, не видите, что Герман самый необыкновенный и красивый ребенок?

– Конечно, Марточка!

– Почему тогда сами не говорите об этом, почему надо спрашивать? – возмущалась я.

Видимо о моих претензиях среди родных стало быстро известно и все наперебой стали хвалить Геру и меня заодно.

К концу выписки мне уже не терпелось оказаться дома, чтобы остаться с Игорем вдвоем и наслаждаться своим маленьким счастьем.

Для меня начался сумбурный и суматошный период, когда не понимаешь, день сейчас или ночь. Но мне все было в радость, а усталостью я даже поначалу хвасталась, вот, мол, дошла и до меня очередь страдать от лучшего мучителя на свете. Это потому, что я была окрылена своим счастьем. Почему мне казалось, что и Игорь, и все остальные должны быть также счастливы появлением малыша и ничем больше не интересоваться?

Я тащила молодого папу восторгаться пальчиками или носиком сына, звала посмотреть, как он ест, спит, смешно гримасничает. Игорь сдержанно улыбался:

– Да, прикольно.

– Возьми его, подержи, он такой славный!

– Потом, сейчас я есть хочу.

– Ути-пути, папочка кушать хочет! Сейчас мы положим мальчика в кроватку и пойдем кормить кормильца, – говорила я малышу.

Игорь морщился:

– Не сюсюкай, Март, неприятно. И почему ты стала говорить «мы» вместо «я»?

– Не знаю, само получается. Наверное, я себя от Герочки не отделяю.

Я не сразу заметила, что Игорь избегает ребенка и недоволен моей поглощенностью им. Я ожидала, что мы будем выхватывать Геру друг у друга из рук, что каждый будет норовить побыть с ним как можно дольше другого, что мы залюбим сына до невозможности, а заодно и друг друга будем душить в объятиях от избытка любви и счастья. Что мы будем вместе гулять с коляской, показывая друзьям свое сокровище, что Игорь будет звонить мне с работы и интересоваться, как ведет себя наш мальчик, хорошо ли ел и сладко ли спал. Поначалу я по инерции своих ожиданий видела в любом обращении Игоря ко мне его интерес к сыну и начинала докладывать о достижениях пройденного дня. Игорь натянуто улыбался, явно ждал, когда я иссякну, начинал говорить о своем. Я стала трезветь и была неприятно удивлена тем, что Игорь утомлен появлением Геры в нашей жизни.

Каждый из нас открывался с неожиданной стороны и давал повод для недовольства и обид другого. Но тревога тогда была еще смутной, облечь ее в конкретные слова было затруднительно, да и прозвучали бы они слишком резко, потому что все только начиналось и могло закончиться без дальнейшего развития. Мы не знали, во что это может развиться, что нас ждет.

В итоге долгожданное материнство оказалось для меня счастьем, смешанным с горечью в пропорции один к двум.

Первый год нашей родительской жизни я бы описала так.

Будни матери известны – живешь не своими интересами, а жизнью ребенка, себе не принадлежишь. Утром заваришь чай – вечером выпьешь. С первым ребенком я, как водится, была сумасшедшей мамой. Делала много лишнего от избытка ответственности, от страха что-то упустить или не додать, не доделать. Помочь было некому, родители работали, бабушка Катя болела и ослабела, а я в своем рвении прыгала выше собственной головы, делала все согласно книжным советам: разнообразный рацион, диетические способы приготовления еды, ежедневная влажная уборка, две-три прогулки в день по два часа, массаж, упражнения, закаливание, плавание и прочее. Все это стало неотъемлемой частью жизни ребенка, а я растворилась в распорядке его жизни, принадлежала сыну двадцать пять часов в сутки. На себя, любимую, тратила десять минут утром, когда красилась, и двадцать минут вечером – душ и по необходимости маникюр-педикюр.

Я очень уставала, первые месяцы жила в автоматическом режиме. Трудно. Перестроилась не сразу, не сразу поняла, что только в рекламах всегда свежие улыбающиеся мамы сидят на диванах и смотрят на всегда улыбающихся или спящих младенцев. В жизни мамы похожи на загнанных лошадей. Вскоре я ощутила, что мне нужна хоть какая-нибудь помощь, хоть моральная поддержка, хоть иногда, что быть всегда одной с ребенком невероятно тяжело, особенно если до этого жизнь била ключом. Я с Герой была совсем одна, круглые сутки месяц за месяцем. Игорь все время пропадал. Мне звонил только по делу, надо ли что-нибудь купить. И я с ним общалась все больше по существу и коротко: кушать будешь? давай съездим в магазин, не шуми, ужин в духовке… Личное общение у нас проходило наспех, пока Гера спит, и я не отключилась. При этом я хронически хотела секса, оказывается, во время кормления грудью, рефлекторно сокращается матка и вызывает сексуальное желание. Удовлетвориться полноценно я не могла из-за собственной усталости, мне не хватало на это энергии. Тяжело. Я понимала, что и Игорь не удовлетворен полностью, что ему мало. Если бы у меня была помощь!

– Ты не мог бы приходить пораньше? Посидел бы с Герой, я бы столько дел переделала и вечером была бы свободной, а то я могу хозяйничать, только когда он уснет, и совсем уже устаю.

Какое-то время Игорь приходил рано, устраивался с ноутбуком поудобнее и занимался своими делами. Геру располагали рядом с ним, и он агукал в свое удовольствие. Когда приходило время укладывать сына спать, все дела у меня были уже переделаны. И мы с Игорем проводили время, как хотели, разговаривали, валялись в постели. Но потом Игорь сказал, что у него не получается быть раньше, есть дела и мой кратковременный рай закончился.

Я снова превратилась в загнанную лошадь. Посижу, бывало, пошмыгаю носом от устрашающей мысли, что еще несколько лет будет этот же постоянный аврал и цейтнот, а потом гляну на сыночка, поцелую, он меня обслюнявит всю, и я уже счастлива. Не могла надышаться его детским запахом, нацеловать его пушистую головушку и теплую шейку, мое счастье! Как я нужна ему, пропадет без меня! В нем же и черпала силы.

Никого трудностями материнства не удивишь, конечно, с одной стороны, я втягивалась, с другой, усталость накапливалась. И все больше я замечала отстраненность Игоря. Меня начало угнетать то, что в своем нынешнем мире я одна, без его помощи, поддержки, улыбки, внимания, без его физического присутствия дома.

Интересы Игоря практически не изменились. Он по-прежнему был занят собой. Был среди людей, новостей, событий, действий. Смеялся, шутил, одним словом, – жил. Я стала слышать от него неожиданное и обидное:

– Март, приду поздно, в бильярд с Саней поедем, он за мной заехал, – звонил он.

– В бильярд?

– Ну да.

– Я думала, тебе домой не терпится приехать, нас повидать.

– Не терпится, быстро поиграю и приеду.

«Какой странный Саня, не знает, что ли, что у нас малыш!» – мысленно упрекала я его. – «Ну, ладно, раз приехал, пусть поиграют»

Я оказалась наивной, потому что Игорь сам искал развлечений и звал друзей, в конце концов, он мог отказаться от приглашений.

– Марта, – звонил он в очередной раз, – мы с ребятами договорились в «Колбасоффе» матч посмотреть, не жди меня, ложись.

– Игорь, ты же позавчера был в «Дурдине»!

– И что? У меня какие-то ограничения?

– А как же мы? – говорила я то, что чувствовала.

– А что с вами?

– Мы же дома.

– Ну и хорошо, ложитесь спать.

Что тут скажешь? Я не могла выразить свое недоумение и жалобу иначе, кроме как вопросом «А как же мы?» Говорить Игорю, что, по сути, он бросает нас, что ему интереснее не с нами, мне казалось резким, провоцирующим конфликт.

– Март, собери мне вещи, я поеду на выходные к Олегу на дачу, попариться зовет. Я прям на минуточку заскочу с работы, вещи заберу и поеду.

– Игорь, ты снова от нас уезжаешь?

– А что? Надо в магазин? Вчера же ездил, все привез.