– Неожиданная новость, – протянул мужчина, задумчиво изучая метку на обнажённом запястье. – Прежде я довольно скептически относился к подобным проявлениям чувственности, но теперь… – Он усмехнулся, мельком уловив своё отражение в зеркале напротив стеллажей, и поправил волосы, набросив чёрные пряди по обе стороны лица. – Я рад за тебя, брат. Не бери в голову.

       Ян почувствовал лёгкое жжение на запястье, взволнованно натянул чёрные перчатки на ладони и, испытав неведомое чувство тревоги, приблизился к зеркалу, старательно изучая свой внешний вид. Давненько он так не присматривался, да, и, по правде говоря, не присутствовал на семейных торжествах. Примерно с две тысячи семнадцатого года. С девяностолетия бабки Вассы. Ни то, чтобы повода не было, просто на всего недоставало желания, да и времени. Дни и недели каждое лето ускользали сквозь пальцы, а уж с приходом осени и разноцветных листьев вовсе пролетали незаметно, неминуемо приближая к первым заморозкам. Одному богу было известно, насколько Ян терпеть не мог серые тучи и мокрый снег, за которым неминуемо следовали морозы.

– Твоя невеста будет шокирована, – он тихо рассмеялся, повернувшись к брату. – Ну, разве не причудливо я выгляжу в этом костюме?

– Не надо прятаться во тьме, только не сегодня, Ян. В полумраке Ива не заметит.

– И правда.

     Мужчина горько усмехнулся, намеренно прикрыв лицо волосами. Надо же, девять лет назад он бы и не поверил, что отпустит бороду и отрастит волосы едва ли не до самого подбородка. Большую часть жизни Ян готовился к своему родовому предназначению, без выбора, без воли, просто знал – это неминуемо случится, но до сих пор, как на духу, так и не привык.

     В преддверии зимы понемногу заламывало суставы, потягивало мышцы рук и ног, плечи будто становились шире, и тело покрывалось более густыми и тёмными волосами. Пальцы рук побаливали и часто немели, однако Ян давно привык к ежедневным разминкам и пробежкам по утрам. Вот уже как девять лет, ровно с двадцать первого дня рождения, он ни разу не покидал родовой дом, желал уехать, но не получилось. По многим причинам. Всего единожды решился, но всё закончилось провалом. И больше не пытался. Попросту не мог.

– Ты снова уезжаешь в ноябре? – поинтересовался Дамьян, поднявшись, и, следом за братом, остановившись у зеркала, внимательно всматриваясь в его лицо, прикрытое густыми чёрными волосами. – Куда на этот раз?

– В Китай, я думаю, – Ян пожал плечами, – пока не решили.

– Будущим летом, наверное, мы с Ивой переедем в Соединённые Штаты, и не увидимся с тобой год или два, может и больше.

     Ян мельком глянул на брата, испытав непомерное чувство вины за своё вынужденное отсутствие. Когда-то давно, в юности и молодости, они были очень близки. Братья – не разлей вода. С виду – совсем разные, будто свет и тьма, но схожие по темпераменту и характеру. Дамьян многое перенял у Яна, всегда восхищался его смекалкой и усидчивостью, а также верой в бога. Канули в Лету времена язычества и поклонения Велесу, но Христовы по-прежнему бережно хранили традиции, а старший сын с детства готовился к таинству посвящения, о котором, по обычаю положено было знать только старейшинам рода.

     И вот, с тех самых пор, с двадцать первого дня рождения, их связь заметно истощилась. Ян вынужденно пропадал, а младший брат перебрался в Плевен, коротая летние месяцы за учёбой, а зиму проводя в обществе родителей. Там он и познакомился с будущей женой.

     Ива – безумно красивое имя. Ян помнил, как впервые увидел её фото на экране телефона, примерно два или три часа назад. Дамьян, обрадовавшись долгожданной встрече, приехал в Тъмен чуть раньше суженой, и дожидался заветной минуты в обществе семьи. Первым делом, брат продемонстрировал Яну свою невесту, – прелестную девушку с пышными волнистыми волосами. До той минуты он и не подозревал, насколько сильно они с Дамьяном на самом деле были связаны семейными узами. Но когда брат показал отметину, всё встало на свои места. Ян незамедлительно понял, в чём дело, поспешил натянуть перчатки и скрыть истину от посторонних глаз.

     Удивительно, но метка на его запястье в виде размытого полумесяца, засияла ещё несколько недель назад, сразу как он вернулся в дом, примерно в начале апреля. Ян был дико раздражён и расстроен этим обстоятельством, но ничего не мог исправить. Шрам замерцал золотистыми нитями, точно как и у Дамьяна, вот только, в отличие от брата, никакой суженной у Яна и в помине не было, да и быть не могло. По традиции старшие братья оставались наедине с собой до конца своей жизни. Они не женились, но, по иронии вполне могли иметь детей – бесценный дар для семьи. Рождение ребёнка от старшего сына всегда считалось особенным таинством, и праздновалось в узком кругу приближённых клана. Но Ян не собирался, даже не задумывался об этом, лишь в потаённом страхе предугадывал события наперёд, уже осознавал, что произойдёт, если догадки подтвердятся.

Он мастерски скрывал своё раздражение и взволнованное настроение от окружающих, поэтому и улыбнулся брату, повернулся и похлопал по плечу.

– Тебе уже давно было пора остепениться, прекратить ходить по струнке у матери, да продолжать традиции клана… – Ян осекся, осознав, что взболтнул лишнее. Незачем было напоминать брату о былом кошмаре.

– Я в порядке, и у нас с Ивой всё будет иначе, – вполне уверенно заявил Дамьян, мастерски замаскировав свои истинные чувства. Дар, перенятый у старшего брата.

– Ты верно решил – уехать, надеюсь, что подальше отсюда, – подметил Ян, внезапно вновь испытав лёгкое жжение в области запястья. – Пора в дорогу. – Он глянул на старинные настенные часы, прислушавшись к их слабому звону. – Твоя суженая скоро будет здесь.

– И всё-то ты подмечаешь!

      Дамьян тихо рассмеялся, чем, бесспорно, согрел сердце Яна, но только на мгновение. Спустя несколько минут, замерев на пороге коридора и поглядывая вслед удалявшемуся брату, он отчётливо почувствовал въедливую боль, растёкшуюся по венам и неизменно собравшуюся в районе метки на запястье. Тогда Ян вернулся в библиотеку, плотно прикрыл тяжёлую дверь и, прислонившись спиной к выцветшему гобелену, рывком стащил перчатку с левой руки, уставившись на яркий полумесяц, замерцавший алыми пятнами.

– Что, чёрт возьми, это значит?..

     Он взволнованно разглядывал шрам, провёл указательным пальцем по переливавшейся метке, испытав при этом совсем непередаваемые и неведомые ранее чувства.

    «Ива», – неосознанно всплыло имя в голове.

    И спина его покрылась неприятными мурашками.

    Ян закрыл глаза, медленно поправил пиджак и вновь натянул перчатку на руку. Мышцы ног заломило, дыхание сбилось и стало поверхностным. Он оттолкнулся от стены и попытался взять себя в руки, собраться с мыслями. Ни в коем случае нельзя было подаваться. В своё время от Вассы Ян узнал достаточно о предназначении, не только родовом, но и судьбоносном. И отчётливо осознавал, как это работает, каков механизм неудержимого и властного, порабощавшего любого, без выбора и воли. Человек терял разум, метался в агонии, пока не прикасался к предмету воздыхания – к своему спутнику жизни. Для одних предназначение являлось благом, для других наказанием и наваждением, но для Яна это стало бы очередным непроходимым испытанием!..

     Видимо, судьба до этих самых пор не наигралась с ним в «смешные» шутки.

***

    «Ива…»

     Так, значит, это оказалось правдой. Истиной во плоти. Она переступила невысокий порог дома, прошла в просторный холл, и Ян всё понял. Сразу, без лишних слов и размышлений. В одну секунду метка вспыхнула алым заревом, расплылась по всему телу, будто огненное олово, обрамила кожу на запястье, и породила волны неконтролируемой дрожи в коленях. Ян замер на лестнице, сунув левую руку в карман и что было сил, стиснул пальцы. Никогда бы он не пожелал оказаться на вот этом самом месте, в преддверии первых заморозков, тем более сражённый неведомым чувством, познавать которое не было ни сил, ни желания. Слепой инстинкт, без выбора и воли. И он мог лишь наблюдать, смотреть на часть себя со стороны, отчётливо осознавая – она станет женой брата. У Дамьяна тоже заискрилась метка. Да это и к лучшему. Никто не должен знать. Никто!