Рамазан смеется, подаваясь вперёд.

— По-моему, ты не понял, друг мой, что больше ты ничего не решаешь.

Рамазан поднял руку, делая движение, которое должно послужить сигналом.

Алиса.

Шаги приближаются, замирают у самой двери. Я напрягаю все свои чувства, чтобы быть готовой. Сама не замечаю, как начинаю мысленно читать молитву.

Сердце бьет с такой силой, что вот-вот пробьёт грудную клетку, вырываясь наружу.

Лука, где же ты?

Кто-то заходит стремительно в комнату, включая свет и направляя на меня дуло пистолета. Ослепнув от света, я не различаю вошедшего, только знакомый голос заставляет меня выдохнуть.

— Алиса, твою мать! — Майлз опускает пистолет и подлетает ко мне, чтобы помочь встать на ноги. — Я думал, что с тобой уже что-то случилось!

Я не верю своим глазам, не понимаю, что происходит. Лука оставил меня, дал мне того, что я хочу, наказывая таким образом? Но как он отпустил Майлза?

— Лука не отвечает. — говорю сразу же, поднимая телефон и вновь набираю заветный номер. Майлз забирает у меня телефон, отрубает его и кладёт себе в карман.

— Он на встрече, позже сам наберёт. Сейчас нам нужно идти.

Несколько часами ранее.

Майлз.

Когда Лука вошёл ко мне с решительным выражением лица, я сразу понял, что от него не укрылся визит жены ко мне. Хотя чему удивляться? Я бы был поражен, если бы нам удалось его обдурить.

Каждая черточка его лица была напряжена, брови гневно насупились, между ними образовалась жесткая морщина. Ледяные глаза, оттенённые шрамом-визиткой, впились на меня намертво. Во рту стало сухо.

— Привет, Майлз. — он обходит всю комнату и садится на подоконник, глядя мне прямо в глаза, старается давить психологически. И у него прекрасно это получается. — Ты же знаешь зачем я здесь?

— Есть смутные догадки.

Он кивнул, вздыхая, осматривая комнату и затем меня.

— Не приятно узнавать о беременности жены из разговора с другом, просматривая скрытые камеры. — его голос устрашает, так и сквозит дикой яростью.

— С другом?

Лука встаёт, убирая руки в карманы. Знаю, что разговор даётся ему тяжело. Он старается все свои чувства отфильтровать, подобрать правильные слова.

— Мне трудно описать, что я почувствовал, когда нашёл ее снова, увидел в том баре. И что, когда подумал, что потерял, когда ее забрали у меня из-под носа. Она — ось моей орбиты. Если для того, чтобы она была счастлива, мне придётся устроить ядерную катастрофу, я сделаю это не раздумываясь. Когда меня пытали, все о чем я думал — что она в безопасности. Все, о чем я тебя просил, сберечь ее. Я не сдох, потому что хотел выбраться и разобраться со всеми, кто мог ей угрожать. В голове, как заезженная пластинка, крутились сцена с завода. Алиса в разодранном свадебном платье с отпечатками грязных пальцев. У неё все лицо состояло из одних только испуганных глаз. Только одна мысль, что кто-то трогал ее, доводила до бешенства. Я хотел отрезать каждый палец, который оставил отпечаток на этом платье. И расправился с каждым из четверых. Хуже было только увидеть ее в Грозном… Одну, истощённую и потерявшую нашего ребенка. МОЕГО РЕБЕНКА, блядь, Майлз. Они вкололи какую-то хрень, убив его, и они могли и ее убить? Майлз, что я за мужик, если моя женщина пряталась в фуре? Где были мои братья, когда творили с ней такое? Я ненавидел каждого из Вас. Я не верил КАЖДОМУ из Вас. Решил больше не проявлять слабости, верить только себе, доверять только своему чутью. Любая моя слабость может привести к непоправимому — ее снова заберут у меня.

Венка на его лбу пульсирует, он стискивает зубы, слышу скрип от них.

— Лука, прости… я знаю, что виноват. Знаю, что не сделал то, о чем ты меня просил… Но Алису же не остановишь, она не хотела никуда ехать без тебя. Она свихнулась, еле на ногах держалась, но готова была мне горло располосовать, если я не дам найти тебя. А еще парни, те кто не разбежались, они идут за Гроссерия, а она Гроссерия. Мы не спали, днем и ночью рыли землю, искали тебя. Когда я впервые увидел ее, то влюбился, но сейчас, она для меня, как сестра. И я делал все, чтобы защитить ее, плохо… но делал все… Когда она исчезла, я понял, что не прощу сам себе это — как я мог упустить ее? Потом Вы вернулись и ни одной весточки… ни слова… Я понял, что ты не простил, что я не уберёг ее для тебя… Но чтобы предатель… Я идиот, но не предатель. Я готов нести ответственность за каждую ошибку, но не за предательство…

— Мониша права, я стал жёстче. Погряз в мести. Забыл, что моей силой всегда были братья, мои люди, моя женщина. Раньше нас никто не мог достать, потому что мы были едины. А сейчас я один, и я ничего не могу… пока один. — он протягивает мне руку. — Не знаю, Майлз, смогу ли я тебе простить твои ошибки, но обещаю попробовать… брат?

Я пожимаю его руку в ответ, слабо улыбаясь.

— Скоро Алиса все-таки сделает тебя пушистым заей. — Обнимаю его, чувствуя облегчение. Я скучал по нему. Лука всегда был закрытым, но он всегда был рядом, он всегда был моим плечом, моим братом. Он был частью моей семьи, и когда он пропал, я чувствовал пустоту, невыносимую тяжесть потери.

— Я хочу чтобы ты выполнил ее просьбу.

— Что?

— Хочу чтобы ты взял ее и Макса и отвёз в Париж к Жаку. Документы, жилье, все готово. Вы пересечете границу, как семейная пара, Жак Вас встретит с новыми документами, Вы станете французскими подданными.

— А ты? — смотрю на него и понимаю, что он что-то задумал. И это что-то нехорошее.

— А я останусь здесь, чтобы закончить с делами.

Алиса.

— Куда?

— Давай все в машине, моё присутствие здесь санкционировано твоим мужем. — Майлз тянет меня за руку, но я не двигаюсь с места. Сердце снова начинает безумно биться, отбивая мне ребра, чувствую, как болит все внутри. Лука запретил общаться. Он не отвечает сейчас, а Майлз здесь один. — Ладно, он передал тебе письмо. Только давай быстрее! Дочитаешь его в машине.

Я беру в руки белый лист с аккуратным, полу печатным почерком, таким как пишут на чертежах. Это его почерк. На нем мое имя. Внутри все холодеет, перед глазами начинает плыть.

— Хорошо. — киваю я, следуя за Майлзом, спеша к выходу, пряча письмо на ходу в карман, складывая его конвертиком.

Мы выходим в коридор, Майлз нажимает на кнопку лифта. Кнопка загорается и остаётся только ждать.

— Вот черт. — шипит Майлз.

— Что?

— Лифт персональный, я на нем приехал, а значит он должен был остаться здесь…

— Если его нет, значит его кто-то вызвал внизу?

— И этот кто-то: ни ты, ни я и не Лука с Захаром…

Я понимаю к чему он клонит, прикладываю руку к письму.

Где же ты, Лука?

— В номер! — командует Майлз, он двигается быстро и четко. Следую за ним, прикидывая наши шансы. Сможем ли мы отбиться от гостей. Я почему-то ни на секунду не сомневаюсь, что в лифте не доставщик пиццы и не друзья. Что-то происходит, иначе Лука бы не прислал сюда своего друга.

Я боюсь за него. Боюсь, что с ним может что-то случится.

Майлз опрокидывает быстро мебель, хаотично, с грохотом в темноте. После чего тянет меня в угол, прячет за этой баррикадой.

— Сиди тихо. — шепчет он, протягивая мне нож. Я с благодарностью его принимаю, готовясь мысленно к бою. Дверь осталась приоткрытой, чтобы слышать их шаги.

Мы сидим вдвоем в тишине всего несколько секунд, после чего раздаётся звук прибытия лифта. Они идут практически бесшумно по ковру в коридоре, я прячусь, максимально, насколько это возможно. Смотрю на широкую спину Майлза, который готов, он держит пистолет, сняв с предохранителя.

— Дверь открыта… — мужской, низкий голос заставил меня поёжиться, словно меня охватила высокая температура. Мужчина шагает медленно, крадучись, ищет включатель. Он не успел больше ничего сказать, потому что Майлз спустил курок.

Запахло порохом, жженой плотью и кровью. Майлз стреляет четко, убивая их с одного выстрела, попадая им между глаз.

Один из них побежал в коридор к лифту, возможно, чтобы вызвать подкрепление. Я видела его затылок, как он удаляется. Резко встав, я нанесла единственный удар, который могла сделать. Лука правильно выбрал для меня оружие. Я не умела стрелять, но хорошо целилась и метала ножи. Меткости мне не занимать.