— Это здорово, но мне бы по-хорошему к поезду вернуться, меня там уже должны ждать и…

— Марк, я этого говорить не хотел, но… за спасение твоё, можешь мне эту услугу-то одну оказать, просто с нами пройти, а? — Он сказал это так, словно у меня был выбор, но между строк явно читалось его отсутствие.

— Да, конечно… без проблем, — я внутренне скривился.

— Вот и славно. Сын-то рядом совсем, я же говорю, пять минут! - старик враз повеселел и хлопнув меня по плечу принялся шагать вперед мимо памятника.

Рита грустно вздохнула и посмотрев на здание, что высилось над прочими домами за площадью, пошла за ним. Я поспешил следом.

Где-то с минуту мы шли молча, но в какой-то момент Родион посмотрел на меня и решил снова завести беседу.

— Ты все допытывался про мертвый город в поезде. Понял теперь, почему сюда лучше не соваться вообще?

— Понял… не сомневайтесь. — по иронии именно в этот момент обезображенная глазница начала печь пуще обычного.

— Совсем ничего про такие места не знаешь, значит?

Я покачал головой.

— Что вообще должно было произойти, чтобы целый город вот так взял и вымер?

— Ну, Марк… Ты ведь пробужденный, полагаю, из знатной семьи. Значит о силе не меньше моего должен знать. Вот только есть один вопрос щепетильный, который все стороной обходят. Особенно в этой стране. Тело… когда умирает, оно разлагается, так?

Я было открыл рот, но старик не стал дожидаться моего ответа и продолжил:

— Плоть гниет, кости стираются и ничего кроме пыли от тебя не остается. А сила… особенно великая, значит просто так без следа исчезает? — я нахмурился, — Черта с два, она тоже гниет, разлагается. Но по-своему. Она извращается.

— Что хорошее было, лечило и помогало другим, начинает всех калечить и уродовать, а что плохое… оно вообще иным становится. И чем сильнее ты был, тем дальше расползается эта скверна по всем уголкам, до которых дотянуться может. Не сразу, конечно, это происходит, но чем больше времени проходит, тем “злее” становится эта скверна. Нужны годы, а то и десятилетия.

— Значит… здесь захоронен кто-то могущественный? — не удержался я от вопроса.

Старик хмыкнул.

— Если бы кто-то один. Давай я начну с самого начала, откуда все пошло.

Я кивнул.

— Думаю, ты сам знаешь, какие сражения проходили на территории нашей страны сто лет назад. Когда мы еще были частью совсем другой империи, ныне ставшей республикой.

Я снова кивнул. Когда-то мы действительно входили в состав империи с востока, затем случилась мировая война – где восток воевал против запада. “Старая” империя против “новой” и ее “Первого пробужденного императора”.

Старик продолжил:

— Если до войны пробужденные были чем-то вроде сказки, редкой экзотикой... Но ведь недаром появился первый император, да? — старик хитро хмыкнул, — Во время войны с каждым годом становилось все больше и больше пробужденных среди обычных солдат. Они-то и стали главным оружием того времени.

— Под стенами этого города, как и у многих других в этой стране, полегло слишком много народу. Причем с обеих сторон. Никто их в земле гнить, конечно, не бросил. Но и развозить по разным городам не стал. Хоронили как придется. В братских могилах клали друзей вместе с врагами, — старик свернул за угол и вывел нас на небольшую аллею, — Тогда еще никто до конца не знал о последствиях. Но было уже известно, что на полях сражений пробуждаются люди. Сейчас об этом активно умалчивают, но как гнилые листья дают удобрения почве, так и скверна… — старик на секунду осекся,— Что-то меня унесло не туда.

В метрах трех ста от нас показался парк, из-за крон деревьев в нем торчали высокие черные монолиты, подобные башням.

— Так, вот, замечал же, что не хоронят пробужденных в обычных могилах? Все в склепах покоятся, да и священники на таких похоронах никак не из обычной церкви приходят.

Честно говоря, не замечал, так как мой отец никогда не считал нужным знакомить своего сына с нелицеприятной стороной жизни и не брал меня на похороны даже тех людей, которых я знал лично.

— Ну так вот, в этих склепах и запечатывают покойных с силой, чтобы такое как здесь, — он широко развел руки, — Не происходило. Сила остается запертой в их телах даже после смерти.

— Но остается вопрос. Что делать с теми, кто был до них? Как в тех могильниках, что уже как полвека назад сгнили? Как ее запечатать? Ту непокорную силу, что уже начала влиять на мир?

Я не знал, что ответить.

— Это самое паршивое во всей ситуации, Марк. Ту энергию уже ничего не удержит. Джина не вернуть в бутылку, из которой он вырвался. – печально ответил мне Родион, — Нужен другой сосуд.

— В смысле?

— В смысле… нужен живой человек, который принимает в себя ту энергию. После чего, этого человека запечатывают в склеп со всей той энергией. Там он живет и мучается, до самой смерти. Тогда нужен будет уже другой человек, что займет его место. Если вовремя не успеть, то случится Прорыв.

— Здесь и до этого было жутко. Но теперь… живой человек годами страдает наедине со скверной? Я бы никому не пожелал такой участи, всё равно что быть похороненным заживо и не умирать. — произнес я.

Старик почему-то резко замолчал и уставившись вперед зашагал чуть быстрее. Мы с Ритой поспешили за ним, хотя женщина тоже заметно поникла и теперь волочила ногами уставившись куда-то в плитку под ногами.

Старик не соврал, прошло минут пять и вышли к небольшому парку, окруженному каменным забором с черными прутьями, на кончиках которых торчали небольшие черные пики. Мы молча прошли через то место, где обычно должны были бы располагаться широкие ворота, и зашагали по дорожке. Внутри парк был усеян массивными монументами, что торчали из земли, словно башни. Их я и видел на подходе.

Мне стало немного не по себе, аккуратно посаженные деревья выглядели так, словно навсегда застряли в середине осени, листья на них пожухли и утратили всякий цвет, но по какой-то причине не спешили падать вниз, трава тоже не могла похвастаться красками и ландшафт больше напоминал болотную ряску, чем лужайку. Мы прошли еще метров сто, и за поворотом показалось большое серое здание. Оно напоминало церковь, с которой сняли всё, что могло бы напоминать о её принадлежности к какой-нибудь из религий. Мою догадку также подтвердила высившаяся над ней башня с пустой колокольней. Все строение снизу окружал еще один забор, только уже не такой симпатичный, как предыдущий. Грубо и наскоро сколоченный из досок, его угловыми опорами служили даже не окрашенные стальные балки, все указывало на то, что он появился здесь относительно недавно. Родион остановился прямо перед ним и мы с Ритой наконец-то смогли его догнать.

— Вот мы и на месте. - он развернулся и посмотрел на меня.

— И что это такое?

— Тот самый… — голос старика дрогнул и ему пришлось сглонуть ком в горле, чтобы договорить фразу, — Склеп.

— И зачем мы здесь? - я оглянулся по сторонам в поисках сына старика, хотя в этот момент до меня уже начало доходить что к чему.

Родион же словно не услышал мой вопрос и посмотрев на жену, принялся отдирать доски с забора голыми руками, что засветились оранжевым цветом. Вместе с этим он продолжил говорить со мной, хотя кажется, разговор больше походил на монолог.

— Не помню их здесь. Видно императорские постарались… вот холера. - верхняя доска полетела в сторону, – Тяжкая участь говоришь, запечатанным быть, да, Марк?

Я не успел ответить.

— А запечатывать тоже нелегко, - вторая доска с громким треском отлетела нам за спины, – а когда единственный доброволец… – я услышал всхлип Риты за своей спиной, – Твой сын… так и подавно. — последнее он злобно прошипел себе под нос.

— Родион, не надо… прошу… - жена старика рыдала, - давай как сначала хотели, прошу… я...

Старик яростным ударом разломал еще одну доску и гневно посмотрел на женщину.

Я не понимал, что происходит, но вскоре стало понятно, что мне здесь не место. Я оглянулся и медленно попятился назад.