Брат вмешался в разговор – ему не терпелось вывалить на Джеймса всю их семейную историю. Мэтью любил такие рассказы, и в его исполнении повесть об их безумной семейке звучала почти хвастливо.

– Я родился в Аризоне, а Эмилия-Унылия – в Вашингтоне. Потом мы переехали в Массачусетс. А когда поселились в Нью-Йорке, родители поняли, что – если считать все штаты, где они успели пожить еще до нашего рождения, – они побывали в одной пятой части всей Америки. Тогда они подумали – попробуем-ка пожить в каждом из пятидесяти штатов! После Нью-Йорка была Южная Дакота, Иллинойс, Коннектикут, Колорадо, Нью-Мексико, и вот теперь мы поживем здесь. У вас тут потрясная энергетика. – Мэтью потряс кулаком с отставленным большим пальцем и мизинцем. – Шака-бра, бра!

– Это по-гавайски, балбес, – проворчала Эмили.

– Родители – фрилансеры, им все равно, где работать, – добавил Мэтью. – Они на этой идее с переездами прямо свихнулись.

Эмили ждала, что Джеймс согнется пополам от смеха или скажет, что их семья похожа на бродячий цирк, но он просто пожал плечами и сказал:

– Круто. Мой папа тоже много ездит.

– Разве, по-твоему, это не странно? – не удержалась Эмили.

– Если учесть, что мой папа все время ездит по делам и живет в гостиницах, а я в это время сижу дома с мамой и бабушкой, которые только и думают что о своей кейтеринговой компании, – то нет, не странно. У нас даже на диване вечно гора китайских пельменей.

– А ты часто видишь папу? – спросила Эмили.

– Пару раз в месяц или около того. Когда как. – Джеймс отвернулся и стал смотреть туда, откуда они приехали.

Эмили и вообразить не могла, чтобы родители решили путешествовать сами по себе, без нее и без Мэтью. Они любили говорить, что их семья – это швейцарские робинзоны, только без кораблекрушения, или семейство Партридж, только без музыки.

Дети сошли с трамвая. Джеймс провел Эмили и Мэтью через полупустой пассаж под открытым небом на большую рыночную площадь, окруженную пальмами. Здание Ферри-билдинг высилось на другой стороне оживленной улицы. Оно стояло у самой воды и выглядело просто, но солидно – двухэтажное, длинное, с огромной часовой башней по центру. От здания шла дорожка, а вдоль нее выстроились белые палатки фермерского рынка, и длинный их ряд загибался за угол.

Перейдя площадь до середины, Мэтью остановился перед человеком, который расставлял вокруг себя полукругом ведра – некоторые перевернутые, с горшком наверху, некоторые – нет, но в каждом – пустая перевернутая бутылка для воды. Достав из кармана куртки палочки, человек отбил дробь, прислушался и принялся подстраивать некоторые ведра.

– Пойдем, Мэтью, – сказала Эмили. – Ферри-билдинг уже совсем рядом.

Но Мэтью уходить отказался, поэтому Эмили и Джеймс сказали, что сходят поищут книгу, а потом вернутся к музыканту с ведрами. Они пересекли запруженную машинами улицу, прошли вдоль ряда белых палаток и завернули за угол здания к пирсу. Теперь перед ними простирался целый палаточный лабиринт.

Пробираясь сквозь толпу, Эмили ощутила нарастающее предвкушение. Эту часть книжной охоты она любила больше всего. Загадки и головоломки – это, конечно, здорово, да и книги читать тоже интересно, но играть в эту игру снова и снова ее заставляла радость поиска. Книгу можно взять в библиотеке, а журнал с головоломками – купить в магазине. Но когда к этому всему добавлялась охота, жизнь становилась похожа на настольную игру в реальности, и призом в этой игре была книга.

– Что дальше? – спросил Джеймс, когда они оказались у третьей скамьи на пирсе. По ту сторону перил негромко плескались серо-зеленые волны.

– Мы ищем книгу. Она спрятана где-то здесь. Называется «Том Сойер».

Эмили подошла к скамье и опустилась на четвереньки. Стянутые в хвост волосы касались земли. К нижней стороне скамьи была приклеена карточка.

– Ну вот! – Эмили с досадой хлопнула по земле.

– Что там? – спросил Джеймс.

Эмили отклеила карточку и встала. На одной стороне карточки был логотип «Книжных сыщиков», а на другой – надпись:

– Ах ты, крыса, пират паршивый! – разозлилась Эмили. – Украл нашу книгу! Знал, что я за ней охочусь, и заграбастал первым.

И не только книгу, но и два очка, подумала девочка мрачно.

– Кто такой Бэббидж?

– Я его не знаю, это никнейм. Кто-то из «книжных сыщиков». Это может быть кто угодно, хоть он, хоть она.

Из маленького кармашка на рюкзаке Эмили извлекла еще одну карточку.

Вот, смотри, это моя. Я ее оставляю там, где спрятала или нашла книгу, чтобы все знали, что я там была.

Карточка у нее была почти такая же, только вместо «Бэббидж» на ней было написано «Упрямый Вомбат».

– Это ты – Упрямый Вомбат? Но почему?

– Это старая шутка, ее придумал брат. Когда мы жили в Коннектикуте, то один раз охотились на книгу «Голливопперы играют», и в подсказке прочли, что надо пройти по тропинке через густой лес. Я испугалась, уже не помню почему, и не хотела идти. А Мэтью сказал: «Да не будь ты таким упрямым вомбатом!» – и ушел по тропинке. От неожиданности я расхохоталась как сумасшедшая. Понимаешь, вомбаты – они же такие хорошенькие, пушистые, и как представишь, что у вомбата прорезался характер, упрямство… – Воспоминание заставило Эмили улыбнуться. – В общем, от смеха я перестала бояться, пошла за братом, и мы нашли книгу. В тот же день я залогинилась на сайте «Книжных сыщиков», а потом зачем-то отошла, а Мэтью взял и поменял мой ник на Упрямого Вомбата. Раньше у меня было что-то такое обычное, люблюкниги123 или что-то вроде. И я не стала менять обратно.

– Упрямый Вомбат. Мне нравится.

Джеймс еще раз внимательно рассмотрел обе карточки и отдал их Эмили.

– А откуда этот Бэббидж узнал, что ты охотишься за «Томом Сойером»?

– Перед тем как загрузить подсказку, я застолбила книгу. За это дают не одно, а два очка. Но зато все на сайте видят, что книгу застолбили, и знают, что очки получит тот, кто успеет первым. Но я застолбила книгу всего пару дней назад, и таких там было много, поэтому я решила, что вряд ли кто-то разгадает шифр и заберет книгу первым. Ошиблась!

Они пошли обратно к Мэтью, но по дороге несколько раз останавливались, потому что мама с бабушкой велели Джеймсу купить кое-что на рынке. Потом пришлось высматривать Мэтью в толпе, окружившей музыканта с ведрами, который знай наяривал на своих импровизированных барабанах. Вытащив Мэтью из толпы, дети пошли к трамваю, но другим путем, не тем, каким пришли. По обе стороны от них высились, словно стены коридора, серые офисные здания, мимо которых Эмили еще накануне ехала в фургоне с отцом. В выходной день эта часть города была пуста – лишь несколько случайных машин проехали мимо. Внимание Эмили привлек яркий букет цветов на тротуаре. Девочка остановилась. Еще букет, еще… Целая цепочка букетов, будто сказочная дорожка из крошек, вела к железной ограде, за которой уходила вниз какая-то лестница.

– А зачем цветы? – спросил Мэтью.

За ограду все еще цеплялся кусок желтой ленты; когда лента разворачивалась на ветерке, становилась видна надпись «прохода нет». Эмили ахнула – да ведь этой лентой был вчера огорожен вход в подземку!

– Это же станция электропоезда, – сказала она, понизив голос, словно перед ней была не обычная остановка, а по меньшей мере кладбище. – Мы проезжали здесь вчера. Здесь была «скорая», и полиция, и пожарные.

Здесь стреляли в Гаррисона Гризвольда. День был жаркий, но по спине у Эмили пробежал холодок.

Если бы не книги, свечи и игрушки, принесенные поклонниками мистера Гризвольда, случайный человек миновал бы этот угол, даже не заподозрив, что здесь произошла трагедия. К перилам прислонен был щит с плакатом: «Выздоравливайте, мистер Гризвольд! Вы нужны своему городу!» У подножия щита стояли и лежали цветы, свечи, мягкие игрушки и открытки, но больше всего было книг. Книги, книги, будто все без исключения горожане принесли мистеру Гризвольду самые любимые свои произведения.