– Пытаюсь поймать вай-фай, но сигнала почти нет. И у вас тут нет сети, как я понял. Ха! А я-то думал, что поймал. Или надо подойти ближе к дому?

Он ответил, что вай-фай не подключен, потому что никто ни разу не спрашивал.

– А сигнал можно поймать, если залезть вон туда, – он указал на склон Мунро, – там ловит.

У чувака вытянулось лицо. Мгновение он казался почти испуганным. А его жена поспешно проговорила:

– Несколько дней можешь прожить и без интернета. – И потушила дальнейшие возражения поцелуем, с языком.

Даг отвернулся.

Красотка по имени Миранда уселась на переднем сиденье, почти касаясь его коленом. Забираясь в машину, она зачем-то оперлась на его руку. Каждый раз, когда она поворачивалась к нему, до него долетал запах ее духов, густой и дымный. Он почти забыл, что в мире существуют такие женщины – сложные, кокетливые, стремящиеся покорить каждого на своем пути. В каком-то смысле, опасные. Хитер совсем другая. Пользуется ли она духами? Вроде ни разу не замечал. Что не красится, это точно. Она такая, что привлекает внимание без всякой косметики. Ему нравится ее лицо сердечком, темные глаза, изящные дуги бровей. Те, кто общается с Хитер мимоходом, наверняка сочтут ее простоватой, но он считает иначе – именно про таких говорят, что в тихом омуте черти водятся. У него смутное подозрение, что раньше она жила в Эдинбурге, имела хорошую работу. Но он не пытался расспрашивать. Не то пришлось бы рассказать и о себе.

Хитер хороший человек. А он нет. Прежде чем оказаться здесь, он совершил ужасный поступок. Да и не один, если честно. Таких, как она, нужно защищать от таких, как он.

Пока что гости временно на попечении Хитер, какое облегчение. До чего тяжело скрывать свою неприязнь к ним. Брюнетик – Джулиен, вот как его зовут – типичный представитель тех, кто сюда приезжает. Богатых, избалованных, стремящихся на природу, но втайне ожидающих роскоши, как в отелях, где они обычно останавливаются. Им всегда нужно время, чтобы понять, на что они подписались – глухой уголок, простота, невероятная красота вокруг. Часто у них происходит что-то вроде переворота в сознании, это место их покоряет, да и кого бы не покорило? Но он-то знает, они не поймут его по-настоящему. Они думают, что живут тут дикарями, – в хорошеньких домиках с кроватями под балдахинами, с камином, с теплыми полами и гребаной сауной, куда можно сбегать, если приспичило себя чем-то занять. А те, кому он организует охоту на оленя, воображают, будто они, как Ди Каприо в «Выжившем», сражаются с природой не на жизнь, а на смерть. Они даже не подозревают, насколько он все облегчил для них, проделав самую сложную часть работы: наблюдал за стадом, осторожно выслеживал, составлял план… чтобы им осталось только нажать на долбаный спусковой крючок.

Даже нормально попасть редко кто может. Если раненое животное бросить после плохого выстрела, оно несколько дней промучается от невыносимой боли. Например, могут неточно выстрелить в голову (они часто целят в голову, хоть он и предупреждает никогда этого не делать – слишком легко промахнуться), раздробить зверю челюсть и оставить медленно умирать от голода и потери крови. Тогда его дело прикончить жертву метким выстрелом в грудь, чтобы они, вернувшись домой, могли хвастливо назвать себя охотниками и героями. Оборвали жизнь. Крещение кровью. Будет что выложить в фейсбук или инстаграм, селфи прежде всего, конечно: перепачканный кровью, с дебильной улыбочкой на лице.

Ему приходилось лишать жизни, даже много раз. И не только животных. Он как никто знает, что хвастаться тут нечем. Это темный путь, с которого ты можешь уже не сойти. В первый раз с тобой что-то происходит. Необратимая перемена где-то в глубине души, ты лишаешься чего-то очень важного. Первый раз тяжелее всего, но с каждой смертью душевная рана все шире. А потом остаются сплошные рубцы.

Он достаточно долго здесь пробыл и изучил туристов так же хорошо, как и окрестную природу. Не уверен только, какой тип гостей ненавидит больше. Любителей «отдыха дикарем» – тех, кто думает, что за несколько коротких дней в роскоши они «слились» с природой, – или других, которые абсолютно ничем не прониклись и считают, что их обманули… хуже того – ограбили. Они забывают, что сами захотели сюда приехать. Этим тяжело дается жизнь в местах, отличных от привычных им курортов с закрытыми бассейнами и мишленовскими ресторанами. По мнению Дага, у таких большие нелады с головой. Лишенные привычных развлечений, в тишине и уединении, они попадают во власть демонов, которых до этого держали на привязи.

У Дага все по-другому. Его демоны всегда при нем, где бы он ни находился. Здесь, по крайней мере, им есть где развернуться. Он подозревает, что это место привлекло его совсем по иной причине, нежели туристов. Их манит сюда красота, его – враждебность и крайняя суровость климата. Лучше всего проявляются они именно сейчас, в середине долгой зимы. Несколько недель назад он видел лису, кравшуюся по снегу на склоне Мунро, с мелким зверьком в зубах. Под тощим, свалявшимся мехом торчали ребра. Заметив его, она не бросилась наутек сразу. Какое-то мгновение смотрела в упор, враждебно, с вызовом, готовая защищать добычу. Он ощутил с ней сродство – куда более близкое, чем с любым человеком за долгое уже время. Существование и выживание. Не жизнь. Это слово для тех, кто ищет развлечений, наслаждений и комфорта.

Он понимает, ему повезло получить эту работу. Не только потому, что она подходит ему, его мироощущению, желанию держаться как можно дальше от остального человечества, но и потому, что, скорее всего, его бы больше никто не нанял. Не с его прошлым. Человек, проводивший собеседование от имени босса, взглянул на его резюме, пожал плечами и сказал:

– Что ж, мы считаем, что вы легко справитесь с браконьерами. Просто постарайтесь не нападать на гостей. – И улыбнулся, показывая, что шутит. – По-моему, вы прекрасная кандидатура.

Так оно и было. Ему даже не пришлось оправдываться или пытаться объяснить – ведь оправданий ему, в общем-то, нет. Состояние аффекта? Нет, он четко осознавал, что делал.

Когда он думает о той ночи, ему не верится, что все было наяву. Какое-то мелькание, как на экране телевизора, будто смотрит на себя откуда-то издали. Но он помнит взрыв ярости в груди, а затем краткое облегчение. Это глупое, усмехающееся лицо. Потом что-то с грохотом разбилось. Может, это только у него в голове? Словно он разбил оковы морали и вырвался на звериную территорию. Его пальцы крепко сжимали мягкую плоть. Сильнее, еще сильнее, точно он пытался с помощью одной грубой силы придать ей новую, более интересную форму. Наконец улыбка исчезла. На несколько мгновений вспышка извращенного удовлетворения, которое сменилось стыдом.

Да, после такого найти работу было бы трудно.

Тело.

Я не отрываясь смотрела на Дага.

Нет, нет. Это неправильно. Только не здесь. Это мое убежище, мое спасение. Не могу представить, что придется иметь с этим дело, не могу, просто не могу… Усилием воли я прервала поток панических мыслей. Можешь, Хитер. Потому что выбора-то у тебя попросту нет.

Разумеется, я знала, что это возможно. С большой долей вероятности, хотя бы учитывая время, прошедшее с момента исчезновения, – больше двадцати четырех часов – и погодные условия. Даже для того, кто знает местность и имеет навыки выживания, это было бы испытанием. А пропавший человек, насколько я знаю, не из таких. Чем больше прошло времени, тем меньше надежды.

Как только стало известно об исчезновении, я позвонила в горную службу спасения. И ответ был не совсем таким, как я ожидала.

– Сейчас, – сказала оператор, – мы вряд ли сможем до вас добраться.

– Но должен же быть какой-то способ…

– Слишком сложные метеоусловия. При таком снегопаде мы не в силах что-либо сделать. Очень редкое явление. Видимость настолько плохая, что мы даже не можем послать вертолет.