–Вы,– ступив к ним на встречу, молвил он,– бессмертные существа, созданные с целью служить великим нэогарам. Вас ничто не должно отвлекать от угождения тому, кто вами обладает. Своей жизнью – каждый из вас обязан до конца вечности, служить нэогарам,– глас Джаина был громок, а лицо непреклонно. Слушая его, и самому Чану захотелось исполнить указы. Шаги человека были степенны, а зиявшие вниманием очи, что обращались к нему – впитывали звуки подобному самому Джаину, в его первый день.– Я знаю, как много у вас вопросов, и вы получите ответы. Но сперва, вам следует одеться,– указав на стол со сложенными в стопки вещами, объявил Джаин,– выспаться, и отдать себя службе Империи!
Строгой очередью послушные люди потекли мимо разложенных однотипных вещей, а затем прошли путь за возглавившим процессию предводителем туда, где для них подготовили спальные места. Замыкал ряд отборных автономных рабов Чан, чей лик лучился довольством, как бы не был хладен его металл. Но Джаин не поднимал глаз на своём пути, и его облик выглядел сожалеющим. Слова его речи звучали убедительно и чётко, но сейчас – очи полнились жалостью.
Ничто не помешало спровадить полсотни рабов к спальному залу, где весь пол – один большой матрас, и ничего кроме. Усталость, накатывавшая с каждой минутой, и сон, стягивавший веки – сами разложили людей на пол, обозначив ряды.
К концу процесса размещения, к куратору обучения незамеченным подступил Чан, и глядя на свой успех сквозь амбразуру – мягко молвил:
–Молодец. Мне понравился твой спич,– взглянул учёный коралловой прищурью в очи Джаина.
–Зачем давить на них, чуть-только они раскрыли веки?– с трепетом и первый раб взглянул на Чана.– Гуманнее было бы подождать, пока они выспятся,– и заведующий и его правая рука знали, что это так.
–Это ваша физиологическая особенность,– закрыв глаза на спор, ответил профессор.– Люди запоминают всё, что узнают до сна, с потрясающей точностью. Кстати ты – доказал мне это,– важно кивая, сложил нэогар руки у груди.
–Я рад быть полезным,– неискренне улыбнувшись, ответил Джаин.– Я могу вернуться в лабораторию?
–Да, только не на долго,– дозволил создатель.– Когда я вернусь, мы проведём инспекцию оборудования, и запустим новую партию.
Не дождавшись даже кивка первого раба, Чан покинул его. Да, Джаином не грешно было гордиться, но это ведь заслуга профессора, а не человека. Помнить своё место для него не лишнее…
Визит в тронный зал всегда был волнительным, даже когда вести твои могли только обрадовать. Сам Вэнтэр, его вид и искрящийся хрустальный трон – уже душили смелость.
За парным стуком объявился Чан, и помня ошибки прошлого, с той стороны дверей вопросил:
–Император, разрешите обрадовать?– Вэнтэр лениво махнул к себе рукой, не отрывая глаз от стопки бумаг.– В нашем распоряжении находятся первые полсотни рабских душ,– похвастался Чан.
–Полсотни?– приподнял император брови, вместе с головой.– Я думал, их будет больше.
–Ну…– Чан осёкся, не зная, что ответить, а это для него было редкостью.– Из того, что было в моём распоряжении, большего добиться нельзя… я… я ведь просил для себя…– технолог мямля загундосил.
–Ладно, сколько есть, столько есть,– пощадил свои уши император.– Ты не затягивай, расширяй производство. Кан уже предоставил пару сотен потенциальных покупателей. Не опозорь нас,– даже просто просить, обычным голосом и простым взглядом, владыка мог пугая.
–Мне так неудобно,– переминаясь с ноги на ногу, проронил Чан, и мальчик поднял уставшие ждать синие глаза.– Самый первый автономный человек, Джаин – так его зовут… вы позволите оставить его под моим началом? Я нуждаюсь в его помощи, он дельный человек…
–Если нужен, оставляй. И скажи Кану, чтобы отобрал самых влиятельных покупателей и первых рабов вверил им,– на этом повод пребывать в благовидном тронном зале у Чана испарился. Вэнтэр, без сомнений лишённый повода сердиться, но и не особо радостный – изгнал науку из храма власти. А время изгнало из реальности те дни, когда рабы дремали, и под неусыпным надзором неба – люди разлетелись кто куда.
Первые покупки не превышали одной особи, но очень скоро людской труд сосредоточил на себе неподдельный интерес; от богатого до нищего нэогары возжелали заполучить бессмертного человека-раба, если бы ещё позволить себе его мог каждый… При всём этом – количество предзаказов ушло далеко за тысячу рабских сердец в первый же месяц, когда произведено было чуть больше двухсот. Президент проекта, хоть с Джаином, хоть без – никак не поспевал за аппетитом покупателей.
Золотое пятилетие – так вошёл в историю бархатный период, когда ненасытные нэогарские хозяева, то и делали, что копили средства на покупку раба из плоти и крови. Вэнтэр и без того превосходил богатством любого на планете, а с подобным доходом – равных ему и не станет. Но Золотое пятилетие окончилось, и ажиотаж вокруг людей угас. Стандартом обратилось обладание двумя-тремя рабами. Теперь, личным человеком никого не удивишь; если раньше, чем лучше выглядел твой раб, тем выше был твой статус – теперь, это утратило значения. Никогда не удавалось встретить человека, заплывшего жиром, но сейчас – не удастся встретить человека, у которого жира было достаточно.
Само с собой, падение интереса заставило поначалу сбавить производство, а затем и вовсе его прекратить. Чан смирился с утратой золотых времён; его поглотили новые исследования, они его и спасли. Если мечам нужна заточка, а войнам брань – учёным нужно утонуть в науке.
Джаин снова умудрился выделиться, даже когда интерес к рабам обветшал. Он отличался от миллионов других людей хотя бы тем, что оставался ухожен и сыт. Одежда его была цела и чиста; пусть не всегда с иголочки, но это всяко лучше многолетнего рванья, где от пуговиц или молний остались только следы. Люди поплотней подтягивали пояса из истрескавшейся кожи, и несли своё бремя, неспособные что-либо изменить. В этом даже Джаин был серой массой… но, пожалуй, только в этом. Времени у него порой было так много, что накатывала скука. Из недели в неделю арсенал любимых занятий истощался; со временем всё приедалось, и даже Чан с его поручениями не спасал от тоски.
Когда стало ясно, что грядущий вечер освободился от дел, и во всём дворце не осталось ничего не опостылевшего – Джаин сыскал выход. Он, в лёгком осеннем плаще цвета древесной коры покинул стены замка, открываемые людьми взамен нэогаров. Кости на их спинах, рёбра и скулы – выпирали из-под тонкой кожи, но они даже не жаловались. Что уж там, смотрели только вперёд, дабы не стеснять господина, вышедшего на прогулку. Видеть это первейшему рабу стало больно; он старался закрывать глаза, но от боли не сбежать.
Мощёная тропинка привела его вначале к внешним стенам, а затем в столичный нэогарский квартал. Пусть уже свечерело – в свете уличных фонарей всё ещё можно было увидеть нэогара, что гуляя по дороге пинал раба, драявшего улицу, или чистевшего и так чистый дом. И правда, как раб посмел не поклониться хозяину, которого даже не знал.
Эти сцены – новые капли боли в графин человеческой души; смотреть на них Джаин мог лишь с опущенной головой. Между казнью и этим зрелищем – он выбрал бы казнь, но сердце запрещало игнорировать жизнь за круглой стеной. Погода нахмурилась так же, как вышедший человек.
-Какой же я глупец,– проронил первейший раб, вместе со слезой.– Я собственными руками обрёк миллионы людей на вечные мучения. Это казалось таким простым, беззаботным – помогать тому, кем восхищаешься, и слушать его похвалы. Но теперь, это превратилось в настоящую кару – наблюдать за результатом, этой «помощи»,– оглядывая десятки сцен бездушия и безразличия к сотням невинных людей, продолжил Джаин свой путь.
Везунчиком считался уже тот, кому дозволяли прятаться под крышей от дождя. Но везло не всем, а небо под светлой луной всё поедало чернью прозрачные звёзды.
–В нэогарской истории ведь тоже были случаи геноцида… они убивали собратьев только за не такой «особый механизм», за веру в превосходство другой природной силы… Печально, что этот опыт забыт. Чан отличный учитель; благодаря нему, я разбираюсь во всех науках, и нет на свете слов, способных выразить мою благодарность. Но его же учения всегда твердили – поступать по совести, защищать справедливость, бороться за свои идеалы. Не знаю, какое предательство хуже – его учений, или его самого, но людям нельзя оставаться в этом месте. Мы не обязаны быть рабами, мы не меньше нэогаров, имеем право на свободу!– кулаки Джаина со скрипом стиснулись, а зубы стукнули о зубы. Подняв красные от слёз глаза, раб молвил:– И мы им воспользуемся!
