Заметка Проскурина:

Союз освобождения Украины… Немцы работают не только по революционным элементам. Разыгрывают и национальную карту.

Донесение агентуры. Берлин. Ноябрь 1916 г.

Статс-секретарь иностранных дел Германии Ягов направил запрос министру

финансов о выделении 5 миллионов марок на революционную пропаганду в

России.

Донесение агентуры. Берн. Ноябрь 1916 г.

Финский реворюционер Кескюла передает немецкой контрразведке

корреспонденцию Ульянова (Ленина) с большевиками в России. Глава

немецкой контрразведки Штейнвакс просит Министерсто иностранных дел

Германии выплачивать Кескюле 20 тысяч марок в месяц для издания газет и

брошюр Ульянова.

Отчет директора французского детективного бюро «Бинт и Самбин», поданный на имя управляющего зарубежным представительством Департамента Российской Императорской полиции Красильникова. Цюрих. 30 декабря 1916 г.

Согласно Вашему заданию сообщаем, что 28 декабря русский революционер

Ульянов (Ленин) покинул место своего проживания в Цюрихе и поехал в Берн,

где вошел в здание германского консульства и оставался там до следующего

дня.

– 

Валерий Сергеевич, благодарю Вас, что соизволили задержаться сегодня. Как Ваша работа? Меня интересуют, прежде всего, Ваши выводы и рекомендации.

Кладу на стол папку с докладной запиской.

– 

Первые двенадцать страниц – анализ полученных сведений из конфиденциальных и общедоступных источников. Последние три – мои рекомендации по нашим дальнейшим действиям.

– 

Доложите суть.

– 

Слушаюсь. В начале войны наша Империя страдала недугом германофобии и шпиономании, что совершенно оправдано. Но перебор был явный. Мы оттолкнули от себя русских немцев, большинство которых немцами себя уже давно не считают, многие приняли православие, обрусели, а немецкий учили только в гимназиях. Фамилии им остались только как напоминание о происхождении. Больше всех из них, конечно, досталось тем, кто имеет определенный ранг в обществе – заводчики, фабриканты, банкиры, ученые, профессоры, землевладельцы. Затем мы бросились подозревать друг друга независимо от вероисповедания, происхождения и сословия. Германия в первый год войны исправно вела боевые действия, но с 1915-го года начала активно искать возможность подписания мирного договора.

– 

Отчего?

– 

Думаю, немцы поняли, что Австро-Венгрия не самый сильный союзник и справиться с нами в союзничестве с Францией и Англией будет не под силу. Сие упомянуто в одном из донесений на восьмой странице моего доклада. Как вариант рассматривался вывод из войны одной из стран Антанты через заключение мирного договора. Желательно России. Тогда у Германии появлялась возможность перебросить все свои армии на западный фронт и после победы над Англией и Францией вновь воевать с нами, но уже один на один.

– 

Разумно.

– 

Немцы настойчиво стучались в двери наших Высочайших особ, чтобы с их помощью получить желаемый мир, но безрезультатно. Поэтому поменяли тактику – переключились на работу среди наших пленных, иноземцев и население на неоккупированной ими территории. В последнее время они в больших количествах печатают и распространяют агитационную литературу, а мы до сих пор работаем по инерции 1914 года – ищем шпионов и вредителей. Германия же практически не разыгрывает карту русских немцев, а пытается в целом изменить настроения населения. Считаю необходимым соответственно переориентировать наших агентов в Империи и жандармерию.

– 

Согласен. А что по революционерам?

– 

Вы были правы. Германская разведка и Министерство иностранных дел активно вербуют и финансируют наших революционеров. У Парвуса объемный и детальный план саботажей и диверсий на нашей территории с последующим перерастанием в революцию. Парвус -крупная фигура с не менее крупными связями и поддержкой в коммерции и немецкой разведке. Запрашиваемый им объем финансирования огромный, но для немцев игра будет стоить свеч. Наши революционеры имеют не один десяток лет опыта по организации стачек, пропаганды и террористических действий. К тому же большинство из них находятся в Германии и Швейцарии. Только вот сидят без гроша, кормятся собиранием средств у сочувствующих заводчиков и европейских социал-демократов на издание своих публикаций, проведение конференций и достойный быт. Если немцы вольют в них хотя бы часть из запрашиваемых Парвусом миллионов и помогут перебраться в Россию, то Германии останется только ждать, когда они развалят наш тыл.

Демид Елизарович глубоко вздохнул.

– 

Прямо как вагонетка в шахте: нагрузи, подтолкни и поедет, набирая скорость и ломая все на своем пути.

– 

Приблизительно так.

– 

Что еще?

– 

Думаю, необходимо больше сотрудничать с французской разведкой. У них также есть информация по нашим революционерам в Европе.

– 

Резонно, – подполковник открыл мой доклад и бегло просмотрел несколько страниц. – Валерий Сергеевич, не имеете ли желания поприсутствовать на одном из революционных совещаний или съездов? Думаю, сие будет полезно для Вашей работы. Посмотрите на них вблизи, лучше поймете революционные мотивы и настроения.

– 

Слушаюсь.

– 

У Вас, по всей вероятности, не имеется подходящего гардероба. Позаимствуйте в Департаменте внешнего наблюдения. И главное, не брейтесь несколько дней. Усы поставьте щеточкой и никакого парфюма, –с улыбкой произнес подполковник. – А теперь о жизни и праздниках. Надеюсь, Вы не забыли, что сегодня встречаем Новый 1917-ый год?

– 

Никак нет.

– 

Где встречаете?

– 

Дома.

– 

Неужели в одиночестве?

Я кивнул.

– 

Никуда не годится! Пожалуйте ко мне. И не отказывайтесь. Вы произвели на мое семейство самое благоприятное впечатление. Дочь даже спрашивала о Вас, – подполковник снова улыбнулся и, как всегда, поправил усы и погладил бороду, а у меня дрогнуло сердце.

– 

Не смею отказаться.

Как-то вечером, придя с работы в уже родную для меня церковную библиотеку, я обнаружил трех новых постояльцев, прибывших на пароходе из Копенгагена: моряк с колчаковского фронта Сластницкий, корабельный гардемарин Рудзевич и унтер-офицер кавалерии бородач Бабашев. Отныне жизнь моя потекла малой иммигрантской общиной. Оказалось, что они проделали тот же путь, что и я – порт, консульство, собор. Поскольку я уже довольно неплохо знал местную жизнь, то счел своим долгом поделиться опытом, дать рекомендации относительно жизни в Буэнос-Айресе и поиска работы. Мои соотечественники оказались отменными патриотами – над дверью повесили привезенный с собой портрет адмирала Колчака и флотскую фуражку Сластницкого, а по бокам прикрепили фотографии генерала Деникина и Врангеля. Впрочем, общаться подолгу не удавалось из-за моего длительного рабочего дня, почти полного отсутствия выходных и постоянной усталости. По вечерам за стаканом чая мы вспоминали войну с Германией, революцию и гражданскую. Как-то я им рассказал о случае на пароходе, когда аргентинский офицер спросил меня, почему мы, кадровые офицеры Императорской армии, все проиграли. Сказал, что мы плохо воевали, и я не нашел, что ответить. Бородач Бабашев страшно возмутился, стал доказывать, что сие не его дело, а воевать мы умеем намного лучше, чем местная армия. Только записываться туда не будем, ибо у них все устроено по-немецки.