Свобода здесь названа «постылой», потому что теперь Онегин понимает, что для него она была не высокой ценностью, достойной защиты, а лишь другим именем привычного ему образа жизни – в материальном достатке и безделье, свободой от обязательств и каких-либо жизненных целей. Именно такой изображалась жизнь Онегина в первой главе. Приверженность Онегина идеалам свободы и чести оказалась умозрительна и неглубока, произошла подмена, и он показал себя бессердечным демагогом в отповеди Татьяне и малодушным «мячиком предрассуждений» в дуэльной истории с Ленским.

«Ошибки» Онегина были следствием заблуждений «ума», а не «сердца», а те, в свою очередь, были данью своему времени – литературным и поведенческим модам, характерным для столичной светской молодежи, к которой он принадлежал. Это ошибки «героя времени» – типичного, но не самого заурядного из его представителей.

Автор подружился с Онегиным, «…словий света свергнув бремя, / Как он, отстав от суеты» (1, XLV). Их сблизило отвращение от светских забав и критическое умонастроение. Как и автор, Онегин не просто жил, а «жил и мыслил» (1, XLVI), причем мысли его были свободны от корысти и суеты. Этим он и интересен Пушкину, потому он и избрал его своим спутником.

В «Евгении Онегине» представлена панорама жизни русского дворянства – петербургского, провинциального, московского. Онегин, с его умеренной отчужденностью от общества, лишенный житейских попечений и низменных страстей, критически мыслящий, а не теряющийся в поэтических грезах (как Ленский), был для автора подходящим спутником – одновременно участником и как бы сторонним наблюдателем этой жизни (в седьмой главе в той же роли была повзрослевшая Татьяна, но степень ее чуждости московскому обществу гораздо выше, поэтому сатирические интонации в описании Москвы особенно сильны). Поэтическая сторона действительности, открытая автору (и поэту Ленскому), для Онегина почти недоступна, но в остальном он – персонаж, внутренне близкий автору, с теми же увлечениями и разочарованиями, с теми же кумирами (Байрон) и заблуждениями ума, с теми же поздними сожалениями о них. Начав с указания на «разность» между Онегиным и собой (1, LVI), Пушкин далее наделяет его своими привычками и распорядком дня в Михайловском (в четвертой главе), отправляет в путешествие почти по тем же местам, по которым проехал сам в 1829 г., и, наконец, дает ему пережить некоторые собственные душевные муки от подведения итогов мятежной молодости.

Путешествие Онегина и переоценка им собственной жизни в восьмой главе произвели в нем перемену. Светское фатовство, оригинальничанье по модным литературным образцам, злоязычие и цинизм исчезли как нечто напускное. В Онегине показался человек, который, по выражению А.А. Григорьева, «внутри себя гораздо проще, лучше и добрее своих идеалов»[45], способный быть пылким, откровенным и неосторожным, как Чацкий (таков Онегин в письме к Татьяне). В последней сцене романа перед нами не «пародия», не «москвич в гарольдовом плаще», а человек, переживший моральную катастрофу, погруженный «в бурю ощущений», переродившийся Онегин, в котором остались только лучшие его черты, достойный любви Татьяны, дружбы автора и какой-то новой, более осмысленной жизни. Но здесь-то Пушкин и заканчивает свой роман и вопрос о возможности для Онегина этой новой жизни оставляет открытым.

В 1830 г. Пушкин готовился стать женатым человеком. Согласие на брак с Натальей Гончаровой было получено. Отец Пушкина, Сергей Львович, передал ему долю наследственного имения Пушкиных в Болдино в Нижегородской губернии. Прежде Пушкин здесь никогда не бывал. Он приехал сюда 3 сентября 1830 г., чтоб оформить на себя владение землей и крестьянами. В России тогда началась эпидемия холеры, и из-за карантинов, затрудняющих переезды, он задержался здесь до конца ноября 1830 г.

Так случилась первая Болдинская осень Пушкина, изумительная по количеству созданных им за эти три месяца шедевров: «Повести Белкина» («Гробовщик», «Станционный смотритель», «Барышня-крестьянка», «Выстрел», «Метель»[46]), маленькие трагедии («Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы»), «Сказка о попе и его работнике Балде», «История села Горюхина», поэма «Домик в Коломне» и около 30 лирических стихотворений. Первым из них была «Элегия», написанная 8 сентября 1830 г. В ней поэт словно отметил границу между тяготящим его прошлым и неизвестным будущим и тут же соединил их под знаками мысли, страдания, творчества и любви:

Вскоре был завершен и ЕО: 18 сентября Пушкин закончил «Путешествие Онегина», а 25 сентября 1830 г. – последнюю главу.

С Онегиным автор расстался «вдруг», оставив читателей теряться в догадках, куда теперь направится его «неисправленный чудак» и что будет с его любимою героиней. Пока Пушкин был жив, многие надеялись, что роман будет продолжен. После того как он был издан целиком (1833), друзья уговаривали поэта продолжать ЕО хотя бы из коммерческих соображений. Пушкин отнесся к этому с пониманием:

Советам друзей Пушкин все же не внял и так и оставил своих героев среди «лабиринта». Татьяна высказалась и ушла, Онегин стоит, пораженный услышанным, показывается муж Татьяны, и автор прощается с ними «навсегда» (8, XLVIII). Положение Онегина отчасти глупое и смешное, отчасти скандальное и опасное, но в любом случае какое-то безысходное. Дело не в том, как посмотрит на него муж Татьяны, а в полной растерянности Онегина, узнавшего, что она по-прежнему любит его, но что теперь для нее это почему-то не главное. Сам он, может быть, впервые полюбил по-настоящему, обрел в этой любви единственную ценность и смысл своей жизни, увидел в ней возможность для себя возродиться и начать все заново. Он забрасывал Татьяну письмами (в романе приведено только первое из них), страстно добиваясь ее ответа, вверялся ее воле, умоляя о прощении и сочувствии, прорвался к ней в неурочный час, застал врасплох и вроде бы получил все, чего хотел: Татьяна ответила и призналась, что не держит на него зла и не переставала его любить, но теперь в ее жизни Онегину просто нет места. Он как будто увидел Татьяну на сияющей неприступной вершине, а себя – «чувства мелкого рабом» (8, XLV). Любовная страсть Онегина, безрассудная и безответственная, оказалась такой же «ошибкой», как прежнее его философское равнодушие. Энтузиазм обновленного Онегина, бросающегося к ногам замужней Татьяны, явился таким же неправедным и преступным, как холодный скептицизм убийцы Ленского, и получил достойный отпор.