Татьяна избавляется от иллюзий, не переставая любить Онегина. Она становится вровень с автором ЕО, который именно так и относится к своему герою – с пониманием и сочувствием при ясном сознании его слабых сторон, не скрываемых от читателя. Такую Татьяну – трезво оценивающую даже своего единственного любимого человека – уже можно было выводить в свет, не опасаясь, что она будет обманута его внешним блеском и не сумеет отличить в нем пошлых кривляк от людей, заслуживающих уважения. Такая Татьяна могла стать собеседницей князя Вяземского (7, XLIX) и таким образом приобщиться к ближайшему окружению самого Пушкина.

В Москву Татьяна едет не по своей воле, но уже готовая к тому, что ей предстоит. С родными местами она прощается не как девушка, мечтающая о счастье, а как героиня, покорная высшему призванию, идущая навстречу своей судьбе:

В соответствии с тремя эпиграфами к седьмой главе Пушкин говорит о Москве сначала с гордостью и патриотическим воодушевлением, потом с умилением и добродушным юмором и, наконец, по-грибоедовски, с негодованием сатирика. Так же меняются и впечатления Татьяны. Впервые оказавшись в многолюдном московском обществе, она скоро узнает ему цену и испытывает сходные с авторскими переживания:

Она еще только на пороге своей новой судьбы с «шумом блистательных сует», но уже грустит о прежней уединенной и мечтательной жизни, к которой не будет возврата. Новая судьба Татьяны является в облике «важного генерала», который не сводит с нее глаз (7, XLIV), и автор иронически поздравляет ее «с победой».

Читатели, в отличие от Онегина знающие, что пережила и передумала Татьяна после его отъезда, не будут сильно удивлены, когда в последней главе, спустя два с половиной года, она появится перед ними не влюбленной «девочкой несмелой»,

Восьмая, последняя глава ЕО возвращает нас к месту действия первой – в Петербург. Повторяется зимнее затворничество Онегина в «молчаливом кабинете», его «хандра» и беспорядочное чтение книг (8, XXXIV–XXXV; ср.: 1, XLII–XLIII), но вся атмосфера восьмой главы не та, что в первой, да и в других главах романа. Это прощальная глава с соответствующими эпиграфом и концовкой. Она начинается с рассказа о превращениях Музы поэта. Своенравная и вольнолюбивая, одичавшая среди «племен бродящих» (8, V), она появляется на «светском рауте», где на «прелести ее степные» могут посмотреть свысока (8, VI). Поэт и его Муза оказываются в новой и чужой для них обстановке.

Как и Муза поэта, Татьяна внутренне осталась прежней «бедной Таней» (8, XLI), но на людях она совершенно другая:

Вернувшийся в Петербург Онегин тоже почти неузнаваемо переменился: прежний холодный эгоист теперь «в Татьяну как дитя влюблен» (8, XXX). Любовь пробудила его от душевной апатии, но не оживила его, а лишь сделала ощутимее мучения от запоздалого раскаяния. И автор заранее склонял читателей к признанию закономерности такого исхода:

Изменилось «все кругом», но преследующий Онегина образ убитого Ленского остался неизменным:

В последнем объяснении Татьяны с Онегиным вполне обнаруживается возвышенный строй ее мыслей и чувств, ее нравственная безупречность и благоразумие. Онегин узнает, что Татьяна по-прежнему любит его, но что теперь это для нее почему-то не главное, и стоит «как будто громом поражен» (8, XLVIII). Порок в его лице терпит заслуженное наказание – совсем как в старых романах, которыми Татьяна зачитывалась в деревне, в романах чувствительных и нравоучительных, где

Финал ЕО открытый, жизнь героев не завершена, но объяснились они окончательно. Финал этот очень грустный, потому что мы узнали, что не только Онегин, «пасмурный чудак, убийца юного поэта» (6, XLII), но и самоотверженная, добродетельная Татьяна глубоко несчастна, что сердце ее безучастно к свету, в котором она теперь живет. Мы узнаем это от нее самой:

Онегина автор бросает «в минуту, злую для него» (8, XLVIII), а Татьяну оставляет при высказанном ею взгляде на жизнь, очень похожем на тот, который в начале главы был назван «несносным» («Несносно ‹…› глядеть на жизнь как на обряд… – 8, XI).

Жалуясь на свое новое положение, внешне, казалось бы, столь блестящее, Татьяна с тоской вспоминает о родных местах, где впервые встретила Онегина, «где нынче крест и тень ветвей» над могилою ее «бедной няни», о том времени, когда