– Кто вышел из темноты и пришел к тебе? – спросил Питер.

– Она. Точнее, все было не совсем так. Она не бежала от темноты, она застряла в ней, как будто ее схватили. Я вывел ее на свет.

– Что ты имеешь в виду?

– Я увидел ее, когда пришел на прием к дантисту. Похоже, она была новенькой секретаршей или кем-то в этом роде. Было видно, какая она умница и чистюля. Я бы даже сказал, что она была довольно симпатичной. Но она отбрила меня, когда я попытался с ней заговорить. Понятное дело, это было не очень вежливо. Я представился и протянул ей руку, а она посмотрела на меня так, словно я предлагал ей дохлую рыбу, и умчалась прочь.

– Как ты себя почувствовал?

– Как неудачник. Как будто я был никем. Я был просто растоптан. Я пошел на парковку и стал дожидаться, когда все закроется и она выйдет с работы. Увидев ее, я подошел и спросил, почему протянул ей руку и предложил пожать. Она рассмеялась и сказала, что ее такое не интересует. Я ответил, что тоже в этом не заинтересован, просто проявляю дружелюбие. Она сказала, что у нее уже достаточно друзей, а потом повернулась и ушла. Повернулась и ушла, представляете? Она что, не могла просто пожать мне руку?

– Что ты сделал потом?

– Пошел домой и выпил пару банок пива. Посмотрел матч. Немного пофантазировал о ней – но потом у меня в голове стали возникать всякие штуки, которые я хотел бы с ней проделать. Ну, я сейчас не про секс. Это было как бы… про насилие. Я хотел сделать ей больно. Хотел ее прикончить. Я попытался избавиться от этих мыслей – я ведь не мог реально этого хотеть, правда? Я даже не знаю, откуда все это взялось, но чем больше я пытался игнорировать эти мысли, тем сильнее мне хотелось это сделать. Я просто не мог перестать думать об этом, док. Я залез в поисковик, чтобы узнать, что это такое со мной, и нашел кучу жутких сайтов, от которых мне только сильнее этого захотелось. Я себя больше не узнавал. Правда, потом я подумал, что человек не может вот так просто измениться, так что, наверное, что-то внутри меня всегда этого хотело – и росло, как водоросли или какая-нибудь опухоль, а я и не знал, что у меня внутри такой ужас. В общем, эта девчонка как-то вытащила эту штуку наружу. Думаю, это все ее смех. Она смеялась так, что я сразу понял, что вся ее жизнь проходит в той самой темноте, о которой я говорил вначале, и она не может оттуда выбраться. Мне надо было вывести ее на свет, вот так-то.

Питер кивнул и что-то черкнул в своих заметках:

– Что было потом?

Губы Джерри растянулись в легкой усмешке.

– Я еще пару дней шпионил за ней. Ходил за ней всюду, куда бы она ни направлялась: офис, дом, кино, супермаркеты. Я следил за тем, как она выгуливает своего пуделя, и вычислил, по каким сменам она работает. Господи помилуй, да я даже знал, когда у нее обед.

– Расскажи, как ты вывел ее на свет.

– Я перерезал ей шланг охлаждения. До дома ей было довольно далеко, так что я прикинул, когда машина встанет, и поехал за ней. Наконец, как я и рассчитывал, машина начала глохнуть, и она срулила на обочину. Не оставлять же было ее в такой ситуации, правда? Я направился к ней. О, да я был словно луч света в темном царстве! Мое появление сулило ей избавление от всех неприятностей, ну, по крайней мере ей так казалось.

Джерри сделал паузу.

– Слева там было озеро, а справа лес, так что на дороге было хоть глаз выколи. Она заметила мой фургон, увидела его фары и явно расслабилась. А как же, такая принцесса в беде – и тут появляется рыцарь на грузовике! Что за удача, а? Я подъехал поближе и немножко опустил окно – так чтобы она не могла меня как следует рассмотреть. Я спросил, не надо ли ей помочь, и она сказала, что это было бы очень здорово. Потом добавила, что не знает, что случилось, и очень мне благодарна. Ох уж эти фифы! Любезничают только тогда, когда им что-нибудь от тебя нужно. Понятно же, что вообще-то ей, блин, плевать.

– Что ты сделал? – спросил Питер.

Джерри пожал плечами.

– Я вылез наружу. Она не успела сообразить, что к чему, я стукнул ее монтировкой по голове. Я не собирался ее убивать или еще что, просто хотел побыстрее с этим разобраться. Потом я затащил ее в грузовик, проехал еще парочку миль и свернул на просеку – ее я приметил, когда охотился в этих местах. Я выключил мотор и потащил ее в лес; пришлось пройти еще с полмили. Под конец она начала приходить в себя, но вокруг было слишком темно, да и голова у нее, видимо, еще кружилась, так что она особо не паниковала, пока я не начал затягивать ей лодыжки.

– Что ты чувствовал, когда связывал ей ноги?

– Контроль, – ответил Джерри. – Чувствовал, что я тут главный. Она испугалась, а это было как раз то, чего я хотел. Надо было показать ей, какие у всего этого могут быть последствия – а ничто не объяснит этого лучше, чем связанные руки и ноги.

– Что было потом?

– Сначала она просто оглядывалась, типа не могла понять, что происходит. Дергалась и пыталась освободиться, но еще какое-то время молчала. Первый писк она издала только через несколько минут; понемногу он начал становиться громче, как будто она собиралась завопить, так что я залепил ей рот скотчем. Когда я подошел поближе, чтобы это сделать, она наконец-то как следует меня разглядела. У нее на лице было написано, что она меня узнала. Вот это было здорово! Именно этого я и хотел. Тут-то она и поняла, что я собираюсь сделать.

– Джерри, на этом ты мог остановиться. Был ли смысл продолжать? Тебе не кажется, что она и так поняла, что совершила ошибку?

– Нет, я должен был закончить, должен был. Она должна была заплатить за то, что сделала, заплатить своей жизнью. Таково было условие. Не я его придумал.

Доктор Римс шевельнулся в кресле, но продолжал безотрывно следить за экраном. Рэндаллу было видно, как Питер нервно постукивает пальцем по бедру; в какой-то момент он осознал, что проделывает то же самое. В комнате явственно ощущалось напряжение.

– Тогда кто? – прозвучал голос Питера на видео.

– Не знаю, – ответил Джерри, – но не я.

– Ладно. Как ты заставил ее заплатить за свою ошибку?

– Сначала я вылил на нее канистру бензина. От запаха у меня защипало в глазах. Как только бензин коснулся ее кожи, она начала психовать – видимо, никак не могла поверить в то, что происходит. Она крутилась как бешеная, пыталась освободить ноги или руки, мычала и плакала. Мне так понравилось за всем этим наблюдать! Я сказал ей, что она могла бы жить дальше, если бы не выделывалась передо мной, но, видно, такова уж ее судьба.

– Ты не задумывался о том, чтобы отпустить ее?

– Вы меня вообще слушаете? Я не мог ее отпустить. Мне бы этого не позволили. В общем, я зажег спичку и сказал, что у меня тоже куча друзей. Она пыталась что-то сказать, но из-за скотча ничего было не разобрать, и я бросил спичку ей на колени. Господь всемогущий, через секунду она уже вся полыхала! Это было просто безумие какое-то. И эти крики! Их было слышно даже через скотч. Я еще немножко там постоял, но потом начали загораться кусты и листва на земле. Надо было поторапливаться, пока кто-нибудь не вызвал пожарных. Я пошел обратно к грузовику и начал насвистывать песенку. Такому не веришь, пока сам не попробуешь, но, оказывается, свист и вопли неплохо сочетаются; есть в этом какая-то гармония. Я бы даже сказал, что это была наша с ней песня – ну, знаете, написанная только для нас двоих.

В комнате воцарилась тишина. Рэндалл выключил видео, положил пульт на стол и скрестил руки, наблюдая за реакцией сидящих перед ним мужчин.

Доктор Лайнхарт, глава департамента психиатрии Кваримского университета, продолжал смотреть на погасший экран. Его поза и выражение лица не изменились – однако он едва заметно покачивал головой.

– Мне казалось, вы сообщили, что делаете успехи, – наконец произнес он.

Питер несколько раз потер свои колени:

– Так и есть. Мы лишь просим вас учесть, что в ходе эксперимента могут наблюдаться периоды улучшения и ухудшения. Путь к выздоровлению не бывает легким. По моему мнению, Джерри понадобится еще как минимум от восьми до десяти терапевтических сессий, лишь тогда можно будет говорить о каких-либо значительных изменениях. Мы работаем над их достижением.