Заведение было небольшим, но уютным и с красивым интерьером. Штольман увидел несколько человек из высшего света и понял, что, как и сказал Павел, оно было только для своих, что-то вроде закрытого клуба. Ливен заказал графин коньяка и закуску.
— Давайте выпьем за знакомство, — предложил Ливен. Штольман не отказался.
— Яков, я узнал о Вас не так давно. Дмитрий рассказал мне о Вас перед смертью. Мне рассказал о Вас, а Саше — о нем самом. Саша о Вас ничего не знал, сам явно дошел до всего своим не всегда в меру острым умом… Я ведь хотел написать Вам и не один раз брался за это, да так и не сподобился. А вчера нашел одни документы, хотел с ним обсудить, поехал сегодня к нему, и оказалось, что мы разминулись. Он спешно уехал в имение, только отправил лакея в гостиницу с письмом для некоего Штольмана. Я решил, что это судьба. Не смог Вам написать, так должен встретиться и все рассказать. Чтоб не повторяться, что Вам сказал Саша?
- Показал портреты Дмитрия Александровича, записку к нему от моей матери, отдал ее портрет. Ну и сказал, что по всему выходит, что я — сын его Сиятельства.
— Не выходит, а абсолютно точно. Яков, Вы — его сын.
— Да, Александр Дмитриевич мне еще сегодня прислал заметки, где его Сиятельство пишет несколько строк обо мне, — чуть не забыл Яков Платонович.
— У него определенно о Вас не несколько строк. Но, предполагаю, в основном все бумаги в имениях. Так что потребуется время, чтоб что-то найти. Я очень рад, искренне рад, что Дмитрий мне поведал о Вас, что, как оказалось, у него остался родной сын. Конечно, меня расстроило, что с Вами получилось все так трагично, но прошлого не вернешь. Я надеюсь, что мы с Вами найдем взаимопонимание, и что наше знакомство не ограничится только сегодняшней встречей.
Вы наверняка хотите знать, как получилось так, что Вы оказались внебрачным сыном Дмитрия. Думаю, мне стоит начать рассказ с нашего семейства, это объяснит многое. Наверное, Вам кажется, что родиться в княжеской семье — это такое счастье. Я Вам расскажу о нас и после этого не удивлюсь, что Вы сочтете, что немного потеряли без такого родства.
Наш отец, Александр Николаевич, был деспот и самодур, играл людьми как куклами. Любил дергать за веревочки и наслаждаться представлением. Вершитель судеб, черт бы его побрал… Дмитрия он с рождения готовил на свое место. Но как? Всю волю ему сломал, тот дышал и то по его команде. Как же это что-то сделать не так? Это же его Сиятельство огорчить…
Гришка — материн баловень, ему все позволялось. Для отца он интереса не представлял, а мать в нем души не чаяла, во всем потакала. Ну попортил пару дворовых девок, так растет мальчик. Напился как свинья — так горе у барина, соседу в карты проигрался… В каждой семье бывает черная овца, так наша — целого стада стоила. Назовите мне любой порок — и я удивлюсь, что его не было у Гришки…
Евгений с Михаилом — погодки, всегда были вместе. Причем настолько близки, что как будто другие братья им чужие. Хотя это и понятно. С Дмитрием и со мной у них слишком большая разница, а с Гришкой, материным любимчиком, отношения не сложились. Кому же понравится, если один с малолетства во все тяжкие пустился и оставался безнаказанным, а их за малейшую провинность отец бил нещадно. Причем, если один провинился, бил обоих, мол, другому в назидание. Ладно хоть если за дело, а то ведь и просто в дурном настроении или по пьяни ни за что. Они общаются только между собой, других братьев как у них и нет. Обычные провинциальные дворяне, живущие размеренной семейной жизнью в соседних имениях.
Я — последыш, родился, когда уже никто и не ждал. Говорят, обычно самый младший ребенок — родительская отрада, баловень. Я же был просто не нужен. Меня сразу отдали мамкам да нянькам, затем гувернерам, родителей в детстве я едва помню. У меня был только Дмитрий, я жил с ним какое-то время. Потом родители определили меня в корпус, мол, хоть какой-то толк от меня будет, и, можно сказать, забыли.
Штольман внимательно слушал Ливена и думал, не про него ли тот рассказал. Так похоже все казалось… А ведь это законный княжеский сын. Пусть последний, но законный… и не нужный…
— Знаете, кто ко мне приезжал в корпус? Нет, не родители, Дмитрий. А кто забирал меня к себе на каникулы? Опять же Дмитрий. Он был мне больше, чем просто старший брат, он в какой-то мере заменил мне отца. Когда я вырос, Дмитрий говорил мне не раз, как завидовал мне, что на меня у отца не было никаких планов кроме военной карьеры. Что я могу жить, как хочу. А не так, как от него требовал отец.
Он же ему всю жизнь исковеркал. Дмитрий мне такое рассказал, что мне до сих пор не по себе. Катенька, Ваша мать, отцу не приглянулась. А она ведь была милая, добрая, красивая, а уж как Дмитрия любила… Кстати, Дмитрий только Кате позволял называть себя Митя. Он ведь с малых лет был только Дмитрий и Дмитрий Александрович. Даже для меня он не был Митя. Я называл его Димий.
— Как? — не понял Штольман.
— Ну маленький я не мог выговорить Дмитрий, получалось Димий. Так и осталось между нами.
Дмитрий ведь любил Катю и хотел жениться на ней, да отец не позволил. Сказал, мол, что она не ровня, что не нужна ему такая невестка. Кто она — дочь кузена графа, сирота, почти без приданого, и кто Дмитрий — князь. Пригрозил, коли Дмитрий женится, он его всего лишит. И все наследует Гришка, а он за год всех Ливенов по миру пустит. То ли на испуг брал, то ли действительно так сделать хотел, кто его знает. Но Дмитрий против воли отца не пошел, знал, что если отец и правда Гришку наследником сделает, всей семье придет конец. Да и просто не смел ему перечить.
Дмитрий со мной поделился, что отец ему тогда прямо сказал, что, мол, знает, что тот задумал. Что он собирается Катю совратить, и тогда ему как честному человеку придется на ней жениться, а семья будет вынуждена с этим смириться. Так вот даже если он Катю обесчестит, жениться отец ему все равно не даст, пусть она так опозоренная и будет. Сказал такую гнусность и смеялся в лицо…
Штольман подумал, до чего должен дойти человек, чтоб ему в голову пришла такая дурная мысль как намеренно обесчестить любимую, чтоб ему позволили на ней жениться. И вспомнил фразу из сна Анны «Нам не дадут быть вместе. Даже после всего…» От волнения он выпил рюмку.
— Но, слава Богу, у Дмитрия хватило тогда ума не доводить дело до беды. А то ведь и так между ними уже много чего было. Сам я только видел, как они целовались в саду… А вот когда Катя уже была замужем, тогда они и согрешили. Катя хотела хоть раз почувствовать, как это быть с любимым мужчиной. А не выполнять супружеские обязанности. Вот и почувствовала… И Дмитрий, видно, совсем голову потерял, раз ни о чем другом не думал… А потом ей стало стыдно, что она изменила мужу, хоть и нелюбимому. Муж-то к ней хорошо относился, думаю, до тех пор, пока не узнал, что она беременная. По-видимому, никак уж не получалось, что он — отец ребенка. А когда увидел Вас, Яков, то наверняка и сомнений не осталось, кто отец…
— А Ваш отец знал, что у Дмитрия Александровича есть внебрачный сын от Кати? — задал Штольман вопрос, который съедал его.
— Да Господь с Вами! Нет, конечно! Он бы тогда и Катю, и Вас со свету сжил. И поверьте, у него для этого были большие возможности. Думаю, поначалу Дмитрий, возможно, и хотел признаться отцу, а потом понял, какая доля вас ждет, и решил оставить все как есть.
— А Вы что-нибудь про мою матушка знаете? Я ведь про родителей совсем ничего не знаю.
