— Ты прав… Я об этом как-то не подумала…

Да, она об этом не подумала, как и не подумала и о другом — когда она поняла, о ком был разговор, она так испугалась за Павла, что забыла обо всем на свете, в том числе и о Варфоломееве, находившемся вместе с ними в комнате… Она называла Павла по имени и на ты, говорила с ним, даже кричала на него… как совершенно непозволительно племяннице вести себя с дядей… И Варфоломеев все это видел… пока Павел не выставил его… Она нахмурилась.

— Аня, ну а сейчас-то что?

— Я… поставила нас… в такую неловкую ситуацию… Что подумал Варфоломеев…

— Аня, Варфоломеев подумал только о том, что ты обо мне очень беспокоишься. Он меня очень хорошо знает, чтоб подумать о чем-то другом кроме этого… В этом я с тобой абсолютно честен.

— И у тебя не будет… неприятностей из-за этого?

— Почему у меня должны быть неприятности? Потому, что у меня прекрасные отношения с родственниками, и они за меня волнуются так, как это, к сожалению, не так часто бывает в других семьях? А то, что ты была… очень эмоциональной, это вполне понятно… в данных обстоятельствах… Любой человек мог бы потерять самообладание… не только ты… и не только я…

— Но ты выгнал его из комнаты… а он — твой начальник…

— Аня, это мой дом. А он, если уж на то пошло, в данный момент — непрошенный гость. Я его к себе сегодня не приглашал и имел полное право вообще не принимать его. Я же принял его, более того, пошел ему навстречу… И если человек не понимает сам, что в определенных обстоятельствах чувство такта — это необходимое условие поведения, то я не считаю себя обязанным… в такой момент думать о выражениях, которые меньше всего могли бы… ранить его самолюбие… Но в любом случае я извинюсь перед ним за грубость… когда сейчас буду с ним прощаться… Анюшка, тебе уже лучше? Мне не хотелось бы тебя оставлять, но нужно проводить полковника. Может, позвать Сашу или Наталью Николаевну?

— Нет, не нужно… Можно я посижу немного в этой комнате?

— Конечно. Отдохни. Я попрощаюсь с Артемием Ефремовичем и вернусь к тебе, — он поцеловал Анне ладонь и встал с дивана.

Ливен нашел Варфоломеева в своем кабинете.

— Ну что, господин полковник, Вы получили то, что хотели? — спросил он ледяным тоном.

— Я хотел совсем не этого… Это для меня было… неожиданностью.

— Как и для меня.

— И что Вы скажете?

— А что сказать? Как будто это в первый раз. Возможно, планируют несчастный случай… Или же подставить на чем-нибудь, или дискредитировать… чтоб я сам решил уйти — на какую-нибудь другую должность, а лучше всего в отставку… пока не разгорелся скандал… Но если хотят навлечь на меня бесчестие, так где поводы для этого? Государственных тайн я не продавал, из казны не воровал. В притонах опиум не курю, на улице пьяный не валяюсь. В банях в отличии от других князей, включая Великих, с любовниками не развлекаюсь. Байстрюков с девками из борделей не прижил, так как никогда их не посещал. Даже жене не изменяю, так как таковой не имею… Смотрю на свою жизнь и думаю… скукота одна…

— Ну не прибедняйтесь, Ваше Сиятельство… Скука — это не про Вас… как и покой… Шторм и покой — понятия несовместимые… — усмехнулся Варфоломеев.

Ливен вздохнул.

— Вы Анну Викторовну успокоили?

— Успокоил как мог. Переживает, конечно, за меня… Не может не переживать при ее-то добром сердце, родственник ведь как никак… Впечатлительная девочка, вон как разволновалась, напридумывала себе Бог знает что — что со мной может случиться то же, что и со Штольманом… Только князь и помощник начальника охраны Государя все же не начальник следственного отделения уездного городка… с которым можно не церемониться…

— А Вы правда у нее спиритическую доску забрали?

— Правда. Вы же знаете, что моего бывшего садовника убили. Вот она и хотела попробовать вызвать его дух.

— И что?

— А ничего. Забрал у нее доску и спрятал.

— Хорошо спрятали? Не найдет? Тайком не заберет?

— Хорошо, в сейф… К чему эти вопросы?

— Так Анна Викторовна страницу из записной книжки Серебренникова вырвала и себе взяла…

— Твою мать! — стукнул ладонью по столу Ливен так, что подпрыгнул чернильный прибор. — Вот ведь несносная девчонка! Неймется ей! Страницу с записями?

— Нет, пустую.

— А пустая-то ей зачем? Он же к ней, наверное, и не прикасался. Какой ей от нее прок?

— Ну, может, надеется, что даже это поможет ей вызвать его дух… Мне кажется, предмет, которым человек владел, нужен ей не для того, чтоб образовать с ним связь, а только чтоб сосредоточиться, настроиться…

— Возможно… Ну будет об этом… Артемий Ефремович, я хотел бы извиниться за свое поведение.

— Да что Вы, Павел, Александрович. Это я должен просить Вас и Анну Викторовну извинить меня. Я же не просто из любопытства стоял и смотрел. На меня какой-то ступор напал. И только когда Вы голос повысили, прошел… Я, пожалуй, поеду… Сегодня я буду в Екатерининском дворце, а завтра вернусь в Гатчину. Провожать меня не нужно.

Когда Павел вышел из комнаты, Анна вытащила из кармана лист из записной книжки Серебренникова, вырванный ей… на всякий случай. На нем не было записей, лист с заметками она бы вырвать не посмела… А чистый — ну кому он нужен… кроме нее… Конечно, капитан его вряд ли касался, но саму книжку держал в руках много раз, да и была она, скорее всего, с ним часто, поэтому она очень надеялась, что и чистый лист мог все же помочь ей вызвать дух Серебренникова. Ведь теперь речь шла не только о нем самом, но и о Павле, о Шторме, как его называли те люди… Для нее было очень важно узнать что-нибудь, хоть какую-то мелкую деталь, чтоб можно было бы… сузить круг подозреваемых, задумавших навредить Шторму. Ей очень хотелось верить, что эти люди не намеревались его убить, как сказал ей Павел. Но она понимала, что подполковник Ливен, заместитель начальника охраны Его Императорского Величества мог кому-то мешать настолько, что… иного выхода как убрать его со своей дороги они не видели…

Она положила листок между ладонями и подняла их перед собой словно в молитве, закрыла глаза и прошептала: «Дух капитана Серебренникова, приди! Покажи, как он погиб!» Ничего не произошло. Она попробовала снова: «Дух капитана Серебренникова, приди! Покажи, что произошло!» И снова ничего. Она попыталась в третий раз, но думая не только о капитане, но и о… Павле: «Дух капитана Серебренникова приди! Покажи, кто замыслил злодейство против Павла Ливена!» И тут она увидела комнату глазами Серебренникова и услышала подозрительный разговор снова. На этот раз голоса были слышны более отчетливо, голос первого человека был низким, второго более высоким. Серебренников перегнулся через подоконник, стараясь вытянуться как можно больше, чтоб увидеть что-то внизу. И она увидела это его глазами. За окном первого этажа была рука, державшая мундштук с папиросой. Света из комнаты и сияния луны было достаточно, чтоб видеть, что мундштук был довольно длинный, темного цвета с узором из светлого металла в виде обвивавшей его плети растения. Серебренников вытянулся из окна еще сильнее. Рука стряхнула за окно пепел и исчезла. Рука была слишком маленькой для мужчины…

Бумажный листок упал на ковер. Анне стало нехорошо, у нее закружилась голова, перед глазами все поплыло. Тяжело дыша, она опустилась в кресло и снова закрыла глаза. Когда она открыла их, перед ней стоял Павел. Со стаканом воды в руке:

— Девочка моя, попей, может, станет легче…

Она медленно сделала несколько глотков. Павел поставил стакан на столик. Затем присел перед ней и взял ее руки в свои.

— Анюшка, родная моя, ну зачем, зачем ты снова себя изводишь?

— Я не извожу…

— Ну а кто пытался снова вызвать дух Серебренникова… с помощью листка из его записной книжки — того, что лежит на ковре…