— Очень жаль… Но, может, мы с тобой его все же уговорим?

— Попробуем… Ну так как насчет колыбельной?

Саша кивнул в знак согласия. Павел запел «Schlafe, mein Prinzchen, schlaf ein…» Он пел мягко… и смотрел на сына нежным взглядом… А затем, когда Саша на секунду отвернулся, таким же нежным взглядом посмотрел на Анну и повторил куплет, немного изменив его: «Schlafe, Prinzessin, schlaf ein…»

— Прямо как много лет назад, — вздохнул Саша. — Батюшка почему-то никогда не пел мне этой колыбельной, только ты. Не знаешь почему?

— Не знаю… А вот мне пел…

— Тебе? Ты же уже тогда был большой… для колыбельных… Отец говорил, что взял тебя, когда тебе было семь.

— Думаю, для колыбельной… никогда слишком большим не бываешь, — улыбнулся Павел. — Да мне до него никто колыбельных и не пел…

— А… родители? — удивился Саша. — Разве нет?

— Нет, мой родной, не всем родители поют на ночь колыбельные… Просто потому… что у них… своя жизнь, — грустно сказал Павел. Анна поняла, что о детстве Павла Александр, его родной сын, знал меньше, чем она.

— Наталья Николаевна, а Вы своим мальчикам пели? — Анна решила отвлечь внимание от неприятной для Павла темы.

— Ну а как же… и сказки рассказывала, и книжки читала. Сережа так их лет до десяти слушал… Да, до того времени, как поступил в корпус, они ведь с Лисом в одной спальне спали… — улыбнулась графиня. — Быстро мальчики растут… Не успею оглянуться, как совсем мужчинами станут, как Вы, Александр Дмитриевич…

«Ну вот, хоть Наталья Николаевна назвала Сашу мужчиной. Наверное, ему лестно, что такая красивая дама видит в нем мужчину, а не мальчика… как его отец…»

Знала бы Анна, что Павел видел в тот вечер в сыне мужчину больше, чем это бы ему хотелось… Что он был бы рад, чтоб Саша оставался мальчиком еще хотя бы пару лет… Но нет, Саша уже вырос… вырос достаточно для того, чтоб вовсю интересоваться женщинами… И это его беспокоило…

========== Часть 27 ==========

Анна проснулась с мыслью, что после вчерашнего вечера она бы не удивилась, если бы ей приснилась Лиза — в тех украшениях, что подарил ей Павел, но увидела она совсем другое. Но про это она тоже должна рассказать ему. И как можно быстрее.

— Доброе утро, Аня, — Павел привстал со скамьи и, как уже повелось, поцеловал ей ладонь, а затем, когда она села с ним рядом, взял ее руку в свою. — Как спалось?

— Хорошо… Только у меня снова было видение…

— Снова видение? И тебе снова было… нехорошо? Что ж ты не позвала меня, девочка моя? — забеспокоился Павел и сжал ладонь Анны в своей.

— Нет, нет, ничего ужасного, ты не волнуйся… Я видела лишь руки того человека, кто сделал это с Кузьмой, только и всего… Точнее только одну руку, ту, которую плохо видела… в прошлый раз… Видела близко… и смогла заметить кое-что… Думаю, теперь этого человека можно было бы опознать…

— Как? У него на руке пальца не было или был кривой?

— Нет, пальцы у него все, а на указательном — перстень с крупным треугольным синим камнем в центре и маленькими камешками по бокам…

Ливен побледнел — он видел подобный перстень много лет назад. Но такая форма кольца не была какой-то исключительной, чтоб это не могло быть простым совпадением… И все же ему стало не по себе…

— И рука не как у рабочего человека… А как у… дворянина…

— Аня, а какие еще могут быть руки у человека, если он носит подобное кольцо? Уж точно не как у каменщика или крестьянина.

— Ты знаешь этого человека?

— Нет, не знаю, — честно сказал Павел. Человека он действительно не знал. А про кольцо Анна не спросила. Ну и слава Богу. А то он бы не знал, что ей ответить… И ему почему-то захотелось, чтоб убийцу его бывшего садовника не нашли никогда…

— Павел, нам нужно пойти в полицию, к следователю. Рассказать ему, что я увидела…

— И как ты это себе представляешь? Никольский — это не Штольман, который привык к твоим… чудачествам… Единственное, что может прийти ему в голову, если ты расскажешь ему — что ты видела это своими собственными глазами, то есть присутствовала при этом… А уж далее, как у него хватит фантазии, насколько ты во всем этом можешь быть замешана…

— Я??

— Ты.

— Но, Павел, как же тогда быть? Ведь это могло бы помочь следователю найти убийцу.

— Анна, ты пойми, здесь не Затонск, а Никольский не Штольман! Если Яков позволял тебе вмешиваться в дела следствия хотя бы до какой-то степени, то здесь в Царском Селе с Никольским такой фокус не пройдет.

— Павел… это не фокус… Ты же знаешь…

— Я просто так выразился… И все же пусть Никольский занимается этим делом сам. Без твоего… содействия. Никаких расследований! Я на этом настаиваю!

Анна нахмурилась. И тут же ее лицо просветлело.

— Нет, сама ты к Никольскому не поедешь! Ишь чего удумала! — догадался Павел о планах Анны. — Я дам распоряжение слугам, чтоб одну тебя в город не возили.

— Ну Паули!

— Да хоть Павлушей меня назови, все равно не поможет! — продолжил держать оборону Ливен.

— Ну ладно… — вздохнула Анна. — А каких цветов ты мне сегодня срежешь?

— Каких это тебе цветов? Тех, что тебе нужны для того, чтоб в то время, когда я буду их срезать, ты воспользовалась бы моментом и бегом на конюшню, пока там не получили моего распоряжения?

Анна посмотрела на Павла так, словно он… залез ей в голову.

— Анна, Анна, — покачал он головой, — даже не пытайся… Я же занимаюсь… оценкой… различных ситуаций… И уж такие простые уловки вижу без труда… Пойдем-ка домой, — он встал со скамьи и подал Анне руку.

По дороге к дому Павел остановился и срезал для Анны три крупных астры — белую, розовую и темно-красную.

— Нравятся?

— Да, спасибо, они очень красивые, — немного грустно ответила она, взяв у него цветы.

— Аня, не сердись на меня, я желаю тебе только добра… Постарайся меня понять… — он поцеловал Анне ладонь, а затем убрал из ее волос божью коровку, но не опустил ее, а посадил ей на ладонь, которую все еще держал в своей руке.

— Вот, поймал для тебя домашнего питомца. Можешь взять коровку с собой в Затонск, — улыбнулся он.

— Ну хорошо хоть коровку, а не целую корову, а то бы нам с Яковом пришлось ставить ее в сарай, — рассмеялась Анна. Но коровке было, по-видимому, хорошо и в княжеском саду, поскольку она взмахнула крылышками и упорхнула.

— Ну вот, улетела, — вздохнула она.

— Ну так, может, она в Затонск полетела, передать Якову привет от тебя. У других почтовые голуби, у тебя почтовая божья коровка, — еще раз улыбнулся Ливен.

— Но я с ней послания для Якова не передала… — поддержала Анна шутливый тон Павла.

— Так она и так знает, что ему передать — что ты его любишь… Аня, как же я за Вас счастлив… Ну пойдем, а то, наверное, графиня с Сашей уже спустились к завтраку, — он повел Анну в сторону дома, так и не выпустив ее руки из своей.

Александр, который также был все это время в саду, пошел вслед за ними — очень медленно, чтоб не появиться в доме самому сразу после них.

За завтраком, как и накануне за ужином, Александр пытался ухаживать за Анной Викторовной — то подливал ей чая, то предлагал сдобы, а то рассказывал о каких-то веселых случаях, имевших место в свете Петербурга. Он видел, как смотрел на него Павел, но делал вид, что не замечал этого. После завтрака Ливен-старший не поехал во дворец, а пошел к себе в кабинет, он ждал бумаги из столицы, которые должен был привезти Демьян, и над которыми ему предстояло поработать хотя бы пару часов, наравне с теми, что уже были у него на столе.

Услышав шаги на лестнице, Павел выглянул из кабинета. Саша был одет в костюм для верховой езды. Его глаза блестели — так же, как и накануне вечером…

— Ты куда это собрался?