— Ты читаешь женские романы?
— Аня, я читал его, точнее переводил с листа, для Лизы — английского она не знала… Ей он очень нравился, и она просила меня почитать его ей… в том числе и в ее последние дни…
— Извини…
— Аня, к чему извинения? Ты этого не могла знать.
— А этот роман есть в русском переводе?
— Есть, но это больше пересказы, нежели переводы… Мне, откровенно говоря, не понравился ни один, что я читал. Перевод Введенского, его Лиза читала сама, не так уж плох, но и в нем кое-что упущено. Да и русифицированные имена в английском романе резали… глаза и слух… Поэтому ей нравилось, когда переводил я… Если хочешь почитать книгу, я дам тебе… Можешь даже взять ее с собой в Затонск.
— Нет, это твоя с Лизой книга… Вдруг ты снова захочешь перечитать главу-другую, а у тебя ее не будет под рукой…
— Давай я дам ее тебе перед твоим отъездом, а вернешь ты мне ее, когда мы снова увидимся… Я бы дал тебе и русский перевод, но хочу, чтоб у тебя создалось свое впечатление о романе, а не то, которое ты бы получила через восприятие переводчика… Ты ведь в отличии от Лизы можешь прочитать роман и в оригинале…
— Спасибо. Я возьму книгу с собой. Павел, я видела статуэтку ангела… у тебя в спальне… Она мне показалась похожей на Лизу, но я видела ее лишь мельком, я могла и ошибиться.
— Нет, ты абсолютно права. Художник расписал лицо ангела… основываясь на ее изображении на портрете… Я заказал статуэтку к первой годовщине ее кончины… Мне хотелось, чтоб она… была рядом со мной, но так, чтоб люди… не подозревали… о моей тайне… — грустно сказал Павел. — Об этом никто не знает… точнее, не знал… до тебя…
— А можно спросить тебя об очень сокровенном?
— Спрашивай, я же давно сказал тебе, что ты можешь спрашивать у меня все, что тебя интересует.
— Павел, а как бы Вы жили, если бы Лиза… не умерла? Ведь вряд ли бы было возможно всю жизнь скрывать, что Вы не женаты. Да и Саша бы подрос. У него ведь отчество Дмитрия Александровича, а не твое…
— Аня, я думал об этом, много думал… Как вариант, я бы мог найти место службы далеко от Петербурга, где-нибудь в глубокой провинции или даже на рубежах Империи. Там, где если и знали о Ливенах, то по наслышке, а то и не слышали вовсе. Для окружающих Саша, скорее всего, был бы сыном моего брата, на вдове которого я женился… А поскольку отца он не помнил, то называл бы папенькой меня… Но как бы это могло быть на самом деле, нам не дано было узнать… Знаешь, Саша ведь называл меня папа. Когда мы были вместе с Лизой. Он рано начал говорить, очень рано, как и ходить тоже… Конечно, он не помнит, что я когда-то был для него папой, а не Павлом…
— А сейчас, когда он узнал, что ты его настоящий отец, называл?
— Нет, ни разу.
— А ты бы хотел?
— Очень, — печально сказал Ливен. — Но не надеюсь. Понимаю, что если до восемнадцати лет у него был один батюшка, то на девятнадцатом другой папенька не появится… Да и кроме этого, некоторые мальчишки в восемнадцать лет еще дети, а Саша слишком взрослый для своих лет…
— Он говорил нам с Яковом об этом в Петербурге. Что ощущает себя намного старше, лет на двадцать пять.
— Ну насчет двадцати пяти, думаю, он преувеличил, а вот от чуть за двадцать - недалеко от истины. Так что у меня взрослый сын, можно сказать, мужчина, а не юноша.
— А хотел бы маленького? — из чистого любопытства спросила Анна.
Это был вопрос, от которого стало… больно… очень больно… Но об этом никто не должен был знать… Он вздохнул про себя и спросил обычным тоном:
— Маленького? Только если ты подаришь — вы вместе с Яковом. Тогда кто я ему буду, дед?
— Павел, ты слишком молод, чтоб быть дедом. Будешь дядей…
— И еще я буду ему крестным, ты ведь мне в этом не откажешь?
— Конечно, нет… Если когда-нибудь будет кого крестить… — печально сказала Анна.
Павел прекрасно понял, о чем сказала Анна. Что вопреки предположению графини Анна пока не была в положении. И жалела об этом.
— Анюшка, родная моя, всему свое время. Тебе ведь и Марфа это сказала. Вы женаты всего ничего. Это, наоборот, хорошо, что у Вас пока ребенок не намечается. Вы с Яковом еще притираетесь друг к другу, узнаете друг друга лучше… Всегда лучше, если у супругов сначала согласие и понимание, а уж потом дети…
— Согласие и понимание? Да, это очень важно… Павел, мне кажется, что в некоторых вещах Яков меня никогда не поймет так как ты… Хоть и очень любит меня, и я его очень люблю… Почему так?
— Почему? Быть может, потому, что мы с тобой говорим очень откровенно, доверительно… С Яковом у тебя по-другому. Думаю, одна из причин в том, что хоть мы с ним в чем-то и похожи, мы все же разные люди. Со своим опытом, со своим восприятием мира. Яков, насколько я могу судить, из той категории людей, про которых говорят «чужая душа — потемки», или «вещь в себе». Похоже, у него в жизни не было людей, с которыми он мог бы быть близок и доверять им, он все время был сам по себе, пока не встретил тебя. Я другой, про меня знают то, что я позволяю знать про себя, видят меня таким, каким я хочу, чтоб меня видели. Но это не значит, что я никому в жизни не доверял и ни с кем не был откровенен, хотя бы до определенной степени. Мне очень повезло, у меня в жизни был Дмитрий, он был моим самым близким другом, а не просто старшим братом, заменившим мне по сути родителей. У меня с ним были доверительные отношения. Он обо мне знал много, больше чем любой другой человек, он был моим советчиком в очень многих вопросах и жизненных ситуациях. И он меня понимал. Опять же во многом. К сожалению, он не смог дать мне нужной поддержки и понимания в ситуации с Лизой. Но я думаю, что это было по той причине, что он просто отторгал что бы то ни было, связанное с ней. Что ему было настолько не по себе, что эта женщина была ему навязана в супруги, что даже по сути организовав мой с ней союз, не мог по-настоящему проникнуться моим горем… Например, мне хотелось поговорить о Лизе, с кем еще кроме него я мог? А в ответ я получал: «Уволь меня от этих разговоров». Или же я плакал по Лизе, когда держал Сашу на руках, а он мне говорил, что хватит лить слезы, что надо быть мужчиной… Я ведь не знаю, как он себя вел, когда узнал, что Катя умерла. Может, он проревелся раз да и спрятал свои чувства глубоко, а потом ожидал того же от меня. Не могу судить… Но в остальном он был тот человек, к которому я мог обратиться по любому поводу… У Якова, видимо, такого человека не было. И ему трудно осознать, что теперь у него такой человек есть — ты… Вторая причина в том, что не только из-за склада характера Якова, но и в виду обстоятельств, в которые вы попали, вы долгое время друг другу очень многого не говорили и пока все еще не до конца понимаете, что сейчас между вами все по-другому. Что сейчас не только можно, но и нужно говорить о тех вещах, которые волнуют и беспокоят. И то один другого не так поймет, то другой напридумывает себе что-нибудь… Отсюда и непонимание, и обиды, и ссоры…
— Павел, откуда ты это знаешь? Тебе Яков говорил про наши ссоры?
— Нет, никогда. Это не в его характере. Это было лишь мое предположение… основанное на моем очень коротком опыте семейной жизни. Я очень любил Лизу, она со временем тоже полюбила меня, как я говорил тебе ранее. Казалось бы, что еще нужно для счастья? Даже в таком положении как у нас? Нет, любовь это отнюдь не все, что нужно для этого. Как я уже сказал, согласие и понимание просто необходимы.
Например, Лиза любила кататься по окрестностям, эта усадьба в то время была в удалении от других поместий. Лиза брала экипаж и правила сама. Сколько раз я говорил ей не ездить одной, так как это опасно в ее положении. Я за нее переживал, а она обижалась, что я ограничиваю ее… что она и так все время дома одна со слугами, что ей хочется хотя бы на прогулку, но не со слугами, которые каждую минуту охают и ахают и тем самым портят настроение… Я злился, что она меня не слышала, а она, что я сам живу полной жизнью, а ей не позволяю и малого…
