Они все еще стояли в гардеробной. Павел взял сюртук и прикинул к себе.
— Помнишь, я говорил тебе, что Дмитрий был меня чуть повыше? Видишь, рукава мне немного длинные?
Анна хотела помочь Павлу приложить сюртук получше, но, дотронувшись до него, на мгновение увидела дух князя в этом сюртуке, стоявший рядом с ними, и отпрянула назад.
— Аня, в чем дело? Я что-то сделал не так?
— Нет, нет. Это не ты… Я только что видела дух Дмитрия Александровича…
— Снова?
— Я не знаю, что со мной. То дух Лизы, то Дмитрия, то садовника… Ко мне столь часто духи не приходили с тех пор, как я их видела до исчезновения Якова… И приходят они сами по себе, я их не вызываю… — немного слукавила Анна. — А раньше, когда хотела, чтоб пришли, не знала, что из этого получится, — ей вспомнилось, как в Петербурге она видела князя Ливена и Платона Штольмана после смерти Кати, но в ее видении Штольман стоял к ней спиной, и, каков он внешне, она так и не узнала. Она решила спросить об этом Павла.
— Павел, а ты когда-нибудь видел Штольмана, отца Якова?
— Да, однажды. Мы с Дмитрием тогда ездили в имение соседей, где Катя жила с родственниками, и у них гостил этот Платон Павлович. Я запомнил, как его звали, так как у него отчество было как мое имя. Но фамилии его я тогда не знал, как и не знал того, что именно за него потом выдали Катеньку.
— И каков он был? Красивый?
— Аня, ну что я в девять-десять лет мог понимать в мужской красоте? Я и сейчас-то не знаток этого, — засмеялся Ливен и уже серьезно добавил, — помню, что он был высокого роста, почти как Дмитрий, значит, примерно моего, статный. Лицо очень приятное, я бы сказал красивое, красивее, чем у Дмитрия.
— Как у тебя?
Павел улыбнулся:
— Аня, ну нашла красавца… Хотя комплимент приму, знаю, что сделан от души… Во внешности Штольмана было что-то… интересное… Не знаю, каких кровей в нем было намешано, но почти с уверенностью могу сказать, что вряд ли он был чистокровным немцем. В его облике было что-то южное, возможно, средиземноморское или испанское… Так мне показалось. Просто тогда я читал одну приключенческую книгу, там был испанский граф, он был нарисован на многих картинках, так я почему-то подумал именно про него, когда увидел Штольмана. Поэтому я его и запомнил.
— То есть Яков на него совсем не похож?
— Ну все мы люди… Аня, если б Яков не был копией Дмитрия да еще с нашими ливенскими зелено-синими глазами, возможно, какое-то отдаленное сходство и можно было найти… при большом желании… Ну волосы вьющиеся у обоих… хоть и разного цвета — у Штольмана намного темнее… Мне действительно трудно сказать что-то определенное… Знаешь, та книга, где был граф — ни названия, ни автора я не помню, но она до сих пор в библиотеке в том имении в Лифляндии, что рядом с бывшим имением Катиных родственников. Если хочешь, я напишу управляющему, и мне пришлют ту книгу.
— Да, это было бы интересно. А каким человеком тебе показался Штольман?
— Я тогда об этом не думал. Что ж, попробую вспомнить, что было сорок лет назад… Впечатление он произвел положительное, спокойный, сдержанный человек… Хотя, подожди, я увидел, как он смотрел на Дмитрия, когда думал, что его не видят, не знаю, как лучше охарактеризовать его взгляд, в нем было что-то нехорошее…
— Как к сопернику? Ревность?
— Нет, не сказал бы… Быть может, злоба, ненависть…
— Из-за Кати? Из-за того что Дмитрий за ней ухаживал?
— Скорее всего. Конечно, в то время я об этом и не задумывался. Это я сейчас пытаюсь делать выводы. У Дмитрия была репутация повесы, видимо, Штольман думал, что никаких серьезных чувств у него к Кате быть не может. Что он завлечет в свои сети наивную невинную барышню, а затем бросит… Никто ведь точно не знал, как далеко у них зашло… Например, я сам пару раз видел, как они целовались, не в щечку, по-настоящему, страстно… А однажды видел, как они вместе выходили из покоев Дмитрия… а уж что там между ними было — можно только догадываться… Может, потом, когда Дмитрий расстался с ней из-за отца, Штольман решил, что князь, получив свое, просто бросил ее, и предложил Катиным родственникам брак с ней, считая, что спасает ее.
— Спасает?
— Спасает ее репутацию. Что после князя она вряд ли кому будет нужна… Да еще со скромным приданым…
— Но… у Кати с Дмитрием тогда не было того… из-за чего репутация барышни может быть безвозвратно погублена… В этом Дмитрий Александрович сам признался Штольману… после смерти Кати… когда тот сказал ему, что Яков — его сын… Что у них был всего один раз, после которого и родился Яков… У меня было такое видение…
— Аня, Штольман и сам, думаю, понял, что Катя досталась ему девицей. Не идиот же он был в сорок лет, чтоб не понять подобного. Но до свадьбы-то он этого знать не мог… Вот, возможно, и думал, что для Кати все же лучше брак с ним, чем вообще никакого…
— Он, похоже, Катю любил… а не просто так решил на ней жениться, из жалости…
— Ну насколько глубоки были его чувства к ней, я сказать не могу. Он знал Катю дольше, чем Дмитрий, это точно. Возможно, она ему нравилась, возможно, он и был в нее влюблен, но только держал свои чувства при себе. Наверное, думал, что в свои сорок лет он не пара такой молоденькой девочке. А когда у нее закрутилось с князем, а потом Его Сиятельство, как Штольману казалось, ее бросил, он посчитал себя не такой уж неподходящей партией для Кати. Наверное, надеялся, что Катя со временем забудет князя…
— А она не забыла…
— Нет, не забыла… И потом согрешила с ним… да еще и сына от князя родила… Знаешь, я в чем-то сочувствую Штольману. Что его благородные намерения пошли прахом. И не его вина, что так получилось. Думаю, ему было очень больно и горько.
— Павел, Яков говорил, что его отец был холоден с его матерью, а его и вовсе не замечал.
— Аня, а что ты хотела? Жена принесла ему в подоле ребенка от любовника. Какая в этом радость? И все же он поступил благородно, от мальчика не отказался, жену-прелюбодейку на улицу не выгнал. Да, жил с ней, по-видимому, как живут соседи — просто под одной крышей. Мальчика сердцем не принял, но и не обижал его. В подобной ситуации это еще не самый худший исход. Нельзя заставится себя полюбить ребенка от любовника жены или простить жену за измену, не формально, а от всего сердца, не все люди способны на такое, но не быть подонком можно. Так что Штольману я не только бы не предъявлял претензий, но и пожал ему руку за то, что он был порядочным человеком, — Ливен решил на затрагивать вопроса, что этот порядочный человек продал усадьбу и не оставил приемному сыну и полушки…
— Павел, я согласна с тобой, что Штольман не был плохим человеком. Просто мне очень жалко Якова, что у него было такое безрадостное детство, и что в его жизни, возможно, из-за этого не было близкого человека столько много лет…
— Аня, сейчас у него есть ты, это благословение Божие. И есть я. И Саша. И был настоящий отец, хоть он об этом и не знал… Я не буду закрывать комнаты Дмитрия. Если ты захочешь еще сюда прийти, не спрашивай больше у меня разрешения.
— Хорошо, спасибо.
— И ты все же подумай насчет ваших комнат, что бы ты хотела там изменить. Или у тебе уже сейчас есть пожелания?
Желание у Анны уже было. Но просить об этом Павла она не могла. О таком не просят.
— Аня? Ну так что?
— Я… подумаю…
— Подумаешь о том, как сказать мне, что хочешь кровать с пологом как у принцессы для вас с Яковом? — усмехнулся Павел.
— Павел! Откуда…
— Да по твоим глазам видно было… как тебя это впечатлило… Куплю я для вас такую кровать, только поменьше немного, ведь и спальня у вас не такая большая.
— Ты только Якову об этом не говори. А то засмеет меня…
— Засмеет? Что жена решила поставить в спальню шикарную кровать? Извини, не вижу в этом повода для насмешек…
