— Аня, ты не против, что я поставил его здесь? Мне не хотелось ставить его в кабинете. Туда приходят посторонние люди, и некоторые не в меру любопытные из них будут задавать лишние вопросы. Сюда же я поставлю ваш с Яковом снимок с вашей свадьбы — когда он мне пришлет его. Там вы такая красивая и счастливая пара.

— Павел, ты же знаешь, что настоящей свадьбы у нас не было.

— Зато любовь у вас настоящая. А это гораздо важнее.

Внимание Анны привлекла картина на стене — той, где стоял диван с креслами и столиком. Это был морской пейзаж — парусник на довольно спокойном море… море цвета глаз Павла Ливена, лишь с несколькими небольшими волнами.

— Это марина Айвазовского, — пояснил Павел

— Копия картины? — уточнила Анна. Она видела несколько репродукций картин этого художника в журналах, которые показывал им в гимназии учитель рисования, у которого она брала уроки.

— Нет, Аня, это оригинал, — рассмеялся Ливен, — как и тот ночной морской пейзаж, что у меня в спальне. Негоже Его Сиятельству весить у себя копии. Я говорил тебе, что могу позволить себе довольно много. Уж пару картин точно. Мне очень нравятся морские пейзажи, и Айвазовский — один из моих любимых художников. Я ездил к нему в Феодосию, когда был с семьей Императора в Ливадийском дворце. Оттуда и привез картины, две здесь в моих покоях в усадьбе и одна в квартире в Петербурге.

— Необычайно красиво.

— Хочешь посмотреть вторую? Мне она нравится еще больше. Ты поймешь, почему… Ты не беспокойся, у меня там убрано, — чуть смущенно сказал Павел.

Анна старалась не разглядывать спальню Павла в открытую, но не заметить огромную кровать с серо-голубым пологом и покрывалом из такой же материи было невозможно. На прикроватной тумбе была книга Jane Eyre, которую она раньше видела в библиотеке, и фарфоровая статуэтка ангела, очень напомнившего ей… Лизу… В комнате еще был туалетный стол со стулом, большое зеркало, оттоманка — так же, как и в ее спальне, но отсутствовали шкаф для одежды и ширма.

— У меня большая гардеробная за спальней, как и во всех покоях в господском крыле. В гостевых спальнях гардеробных нет, поэтому там стоят шкафы и ширмы. Это единственное отличие гостевых комнат от хозяйских, — ответил Ливен на незаданный вопрос. — В доме перепланировки не проводилось, расположение комнат такое же, как при прежних владельцах. Нам хотелось переехать побыстрее, думали, что потом как-нибудь переделаем больше по своему вкусу. Лиза занялась только убранством комнат на первом этаже — гостиными, столовой, пока не стала совсем кругленькой как колобок. Я оборудовал свой кабинет. До спален дело так и не дошло. Потом уже было не до этого… Ну, а позже… мне уже было все равно… — грустно сказал он. — Ну или почти все равно. Я только немного преобразил свои покои. Мебель поставил ту, которая нравится, картины сюда привез… Так как тебе эта?

На полотне снова было море и парусник. Но был не день, а ночь. На небе была полная луна, от ее отражения по ряби моря бежала лунная дорожка. Луна также освещала корабль. Картина была спокойной, умиротворяющей…

— Это как «Лунная соната» в красках? — спросила Анна. — Только «Лунная соната» печальнее…

— Интересное сравнение. Я никогда так не думал. Но ты точно подметила. Мне нравится смотреть на этот пейзаж перед сном… иногда это помогает… отвлечься… и забыться… Я люблю море, люблю смотреть на него, даже без кораблей, как волны набегают на берег, с пеной или без, или когда полный штиль и оно просто сливается с горизонтом… и появляется ощущение бесконечности… Люблю его запах и шум…

— Павел, как ты все это описываешь… с душой… Скажи, сколько человек тебя знают… таким?

— Каким?

— Романтиком, быть может?

— Романтиком? Моя жизнь и служба не позволяют мне быть романтиком. Но, возможно, в глубине души я и такой… тебе виднее… А сколько человек знают меня таким — Дмитрий, Лиза и… ты. Больше никто…

Анна поняла, почему Павел никогда не приглашал любовниц в свои покои, он не хотел, чтоб они видели, каков он на самом деле — не светский лев, дамский угодник… а романтичный, чувственный и… ранимый человек.

— Аня, а ты сама была на море? — Ливен сменил направление разговора.

— Нет, никогда.

— А хочешь его послушать?

— Послушать?

— Да. Пойдем в комнату.

Ливен взял с полки большую раковину:

— Приложи к уху и послушай. Говорят, что это похоже на шум моря.

Анна сделала, как сказал Павел.

— Если хочешь, возьми себе.

— Нет, я не возьму, это твое… Павел, если ты так любишь море, почему ты не стал морским офицером?

— Потому что моего мнения отец никогда не спрашивал. Он решил, что я буду военным. Его Сиятельству Александру Николаевичу перечить было невозможно. Да и моря я в детстве по сути дела не видел, хоть у Ливенов и есть усадьба на Рижском взморье. Но там я впервые побывал, когда уже был почти взрослым. До этого я видел только Неву и Финский Залив в Петербурге. Но корабли я, конечно, видел, как и морских офицеров. Но я даже не мечтал, что могу быть одним из этих офицеров с кортиками. Мне была уготована другая судьба. А потом, лет в пятнадцать-шестнадцать, побывал на море… и до сих пор восхищен им… Пойдем, я покажу тебе другие комнаты.

Они вышли в коридор.

— Самые большие покои мои и Лизы. Они соединяются дверью через гардеробные. Лизины комнаты сейчас закрыты. За Лизиными комнатами кладовая. С другой стороны коридора покои Дмитрия, Саши и за ним, с торца — ваши с Яковом. С другой стороны от них — кладовая, та, что примыкает к комнатам Лизы, так что мешать вам никто не будет.

Павел провел ее по покоям, которые находились в конце коридора. В них была жилая комната, спальня, ванная и гардеробная. Комнаты были поменьше, чем у князя, как он и сказал. Мебель была попроще, кровать большая, больше чем у них в Затонске, но без полога. Все было в бежево-коричневых тонах.

— Аня, это пока так. Потом Вы с Яковом сможете переделать тут все по своему вкусу.

— Что значит переделать?

— Поменять мебель, занавеси… Что угодно. Сделать так, как будет нравиться вам.

— Павел, распоряжаться в твоем доме? Это невозможно.

— Аня, теперь это и ваш дом, и вы должны чувствовать себя здесь именно как дома, а не в гостях… Можешь даже подумать, что бы ты хотела поменять здесь к своему следующему приезду. Если тебе придут в голову какие-то идеи, скажи мне, не стесняйся. Вам должно быть здесь комфортно, ведь, думаю, после переезда в Петербург вы будете бывать здесь не так уж редко. По крайней мере я на это надеюсь. А теперь пройдем в комнаты Дмитрия.

Покои Дмитрия Александровича были по размеру примерно такими же, как те, что Павел предполагал отдать ей с Яковом. Здесь была мебель, похожая на ту, что была в «их» комнатах. Только кровать была не такой широкой. Это, по-видимому, потому, что жены у князя не было, и большая кровать ему была не нужна. Павел был прав, что комнаты были обезличенные, по ним не скажешь, кто тут жил, действительно как гостиничный номер — заехали на время и уехали, оставив его таким же для других гостей. Павел провел ее даже в гардеробную, и там обнаружилась вещь, принадлежавшая князю — сюртук.

— О, я совсем про него забыл, — сказал Павел. — Дмитрий оставил его потому, что он уже выходил из моды и забирать его в Петербург он не захотел. Но сказал, что в деревне он ему еще может послужить. Демьян спросил меня, что с ним делать. Я сказал оставить там, где он был. Ну вот он до сих пор здесь и висит.

— А ты в комнаты к Дмитрию Александровичу не заходишь?

— Очень редко да и то только в гостиную. Я ведь сказал тебе, что комнаты безликие. Если бы здесь было много вещей Дмитрия, которые мне бы напоминали о нем, может, и заходил бы чаще. Но, как видишь, здесь ничего нет. Кроме того, я бываю в его особняке в Петербурге, так что ностальгии относительно этих комнат у меня нет.