— Павел, почему ты не нравишься этому человеку? — вдруг спросила Анна.
Ливен не ожидал подобного вопроса.
— Я полагаю, потому что я князь. Не все приветствуют титулованных особ на службе, считая, что им легче сделать карьеру, что им даются привилегии, послабления и тому подобное.
— Это так?
— Аня, мне почти пятьдесят лет, а я все еще подполковник. Хотя мог бы быть полковником, а при очень хорошем раскладе и выше. Но я не карьерист, не иду по трупам, никого не подсиживаю, и, что главное, перед начальством не лебезю и уж тем более не занимаюсь лизоблюдством. Я из тех людей, про кого говорят «служить бы рад, прислуживаться тошно». А такие, даже с титулами, не всегда в почете.
— А этот Мелентьев — из тех, что ты только что сказал? Карьерист, идущий по трупам, и лизоблюд?
— Насколько я могу судить, да. В данном случае, он в прямом смысле пойдет по трупам — трупам моего бывшего садовника и второго человека, чтоб выказать себя перед начальством…
Ливен попросил Мартынова ехать медленно, торопиться уже было некуда. От качки Анну стало клонить в сон, и она опустила голову на плечо Павла. Он накинул на нее шаль Марии Тимофеевны и немного приобнял ее — пусть его девочка немного отдохнет, прошедший день был очень тяжелым, а тот, что уже наступил, и того не легче.
Мартынов остановил коляску довольно резко, и Анна проснулась:
— Мы приехали?
— Да, Анна Викторовна.
— Спасибо Вам, господин Мартынов, что беспокоитесь за Павла Александровича, — поблагодарила она военного.
— Да как же не беспокоиться-то за Его Сиятельство? По-другому никак нельзя. Он о нас беспокоится, и мы о нем…
— Мартынов, ты езжай, отдохни… Тебе заступать сегодня?
— Так точно, Ваше Сиятельство.
— Если так, найдешь Покровского, отдашь господину майору записку, что я приказал поставить сегодня кого-нибудь вместо тебя. Я сейчас ее напишу.
— Не нужно этого, Ваше Сиятельство. Я не устал совсем…
— Ну хорошо, как знаешь… А вот я устал, да и Анна Викторовна тоже…
— Аня, ты иди к себе, а я пойду в кабинет. Всем спокойной ночи.
Анна поднялась к себе. Она и правда устала, и нужно было ложиться спать. Но ее мучила одна мысль, ей казалось, что она все же где-то видела мужчину, которого зарезали. Но где она его могла видеть? Из усадьбы она никуда не отлучалась. Гостей кроме графини у них не было, среди его слуг, как сказал Павел, этого человека не было тоже… Может, ей просто почудилось? Во внешности мужчины не было ничего необычного, чтоб он чем-то мог запомниться… И тем не менее у нее было впечатление, что она его видела, притом совсем недавно… А что сегодня произошло? Павел приказал выпороть Кузьму, которого потом убили… Выпороть за то, что он говорил гадости про нее и Якова… говорил какому-то неизвестному мужчине… Теперь она вспомнила… Именно с ним садовник делился своими грязными мыслями. Нужно непременно сказать об этом Павлу! Прямо сейчас! Вдруг это важно, а то днем его будет допрашивать этот противный Мелентьев.
Она сбежала вниз, увидела под дверью кабинета Павла свет от лампы и, постучав, зашла. Павла в кабинете не оказалось, хоть лампа на столе и горела. Дверь в другую комнату была открыта настежь. Там на узкой кровати, наполовину закрытый одеялом, в своей любимой клетчатой пижаме, уткнувшись лицом в подушку, спал… ее Яков. От неожиданности она окликнула его:
— Яша…
Мужчина пробормотал:
— Аня, откуда тут Яков? Иди спи уже… И мне дай поспать… Ты хоть в коляске подремала…
— Павел! Паули! Вставай!!
Ливен открыл глаза и сел, спустив ноги на ковер.
— Аня, ну что еще случилось?
— Павел, мне нужно тебе сказать что-то. Это нельзя откладывать до утра…
— Подожди меня в кабинете. Я сейчас… Извини, я не могу найти халат…
— Это сейчас совершенно неважно, — махнула она рукой. — Да и я к тебе всего на минуту.
— Ох, Анна Викторовна, не печетесь Вы о своей репутации. Ходите по ночам в комнаты к мужчине, — чуть улыбнувшись, покачал головой Ливен и сел за стол, чтоб не стоять перед Анной в одной пижаме.
— Ты не первый, кто мне это говорит. Но сейчас речь не об этом.
— Даже так? И кто же это был?
— Я потом тебе расскажу. Сейчас важно другое. Павел, я вспомнила, где видела того второго мужчину, что был зарезан. Это ему садовник говорил… всякие гадости. Только я его не сразу узнала. В саду на нем был картуз, да и видела я его сбоку всего пару секунд. Но сейчас я уверена, что это был он…
Ливен что-то пробормотал, похоже, то же, что сказал, когда ему сообщили об убийстве садовника ранее.
— Что ты сказал?
— Что это совсем не кстати…
— Почему?
— Потому, что именно с ним Кузьма делился своими мерзкими… фантазиями… И мне, естественно, это могло не понравиться…
Анна не могла понять ход мыслей Павла.
— Аня, задета честь моей семьи. Я мог этого так не оставить. Разделаться и с обидчиком, и со свидетелем оскорбления… Как бы меня и в его убийстве не стали подозревать…
— Павел, это же глупо! За это не убивают.
— Поверь мне, убивают и за меньшее. И вообще без причины…
— Ну так не говори им ничего. Никто ведь больше не знает про тот разговор. И вообще, что конкретно там сказал садовник…
— Разговор мог слышать кто угодно — я сам, как я и хочу сказать, чтоб тебя вообще не впутывать… Любой из слуг — сад-то большой, деревьев и кустов много. За любым мог быть кто-то, кого ты не видела, но кто мог тоже слышать это…
— Это плохо… Павел, а как тот человек попал в сад?
— У меня в усадьбе нет изгороди. Со стороны сада, как и с любой другой, в моих владениях мог оказаться кто угодно.
— Мне кажется, это человек уже бывал у тебя в усадьбе… Ведь Кузьма сказал ему про графиню… а тот про нее ничего не спросил… значит, видел ее…
— Похоже на то… Аня, думаю, уже сегодня в усадьбу прибудут полицейские, чтоб опросить слуг, что же все-таки произошло между Его Сиятельством и садовником, и расспросить про того второго мужчину, вдруг его кто-нибудь знает или видел… Возможно, кто-то из моих слуг его опознает…
— Павел, у тебя из-за меня такие неприятности…
— Анюшка, ну что ты право… Ты тут совершенно не при чем… Это я сам кашу заварил… мне и расхлебывать…
Анна обошла стол и положила руку Павлу на плечо:
— Павел… тебя не арестуют?
— Ну что ты так переживаешь, девочка моя?
— Ну как же не переживать? Не все ведь такие честные как Штольман и хотят найти настоящего преступника… Некоторым совершенно без разницы, кого отправить на каторгу…
— Аня, поверь, князя не так легко отправить на каторгу. Если дойдет до того, что меня действительно сделают основным подозреваемым, мой адвокат позаботится обо мне. А пока не бери это в голову, — Ливен накрыл своей рукой руку Анны, лежавшую у него на плече.
Анна почувствовала теплоту руки… и мягкость пижамной кофты, которой касалась так много раз… Пижама ее Якова… ее Яков… ее Штольман… Если все же станут подозревать Павла, нужно будет немедленно сообщить Якову. Он уж точно не бросит Павла в беде…
— Ну что ты так призадумалась? Я же сказал, что пока не о чем беспокоиться… Ты лучше расскажи, что там за похождения по ночам к мужчинам?
Анна рассказала Павлу про историю с инженером Буссе.
— Павел, ну скажи, разве Яков был прав?
— Абсолютно прав. Нечего барышням по ночам шастать в номера к прожженным волокитам. Пусть их хоть десять раз хотят убить.
— Неужели Яков на самом деле подумал про меня плохо?
— Он не про тебя плохо подумал, а про него. Как только представил, что с тобой мог сотворить тот пьяный ловелас, так у него боязнь за тебя… ну и ревность тоже… затмила всякий разум… и понесло его… Да, он был прав, что беспокоился за тебя, но только он… не смог найти для этого подходящих слов… Так что, думаю, получил за дело… Но и ты тоже хороша… Развлекли Вы с Яковом местных жителей, — Ливен хихикнул.
