— Доброе утро, девочка моя, — Ливен привстал со скамьи и поцеловал ей ладонь. — Зачем же подниматься в такую рань? Это мне нужно на службу…
— Павел, я за тебя беспокоилась… как ты… вдруг тебе… нездоровится…
— Иными словами, не напился ли я вчера до потери рассудка и не мучаюсь ли с похмелья? — усмехнулся Ливен. Анна промолчала.
— Аня, я же тебе обещал, что не напьюсь, а свое слово я стараюсь держать. Кроме того, мне сегодня на службу, у меня с утра важная встреча. Вчера мне нужно было к ней подготовиться, изучить кучу документов. Больше, чем я предполагал. Так что как бы мне не было горько, я бы не позволил себе лишнего. Служба для меня превыше всего.
— Значит, ты правда вчера был занят бумагами до ночи?
— Ну не до ночи, но мне пришлось просидеть над ними гораздо дольше, чем хотелось бы… А потом я очень устал… от всего… и от бумаг… и от того, что произошло ранее…
— Ты… хоть ел что-нибудь? Ты ведь вчера не вышел ни к обеду, ни к ужину…
— Аня, когда у меня много дел, я, бывает, не выхожу из кабинета, Демьян или Матвей приносят мне что-нибудь прямо туда — как вчера. Я поел немного, ни настроения, ни аппетита не было… За весь вечер я выпил бутылку анжуйского вина, но для меня это… как для тебя пара стаканов компота… Если честно, сам я не люблю крепкие напитки, коньяк пью больше в компании или как вчера… чтоб немного затуманить разум… Виски, ром, водку и другие напитки я держу только для гостей. Не знаю, сколько бутылок вина мне нужно, чтоб напиться, никогда не пробовал, а того коньяка, что был у меня в кабинете, мне все равно бы не хватило… дойти до того состояния… чтоб вообще ни о чем не думать…
— Значит, думал? — осторожно спросила Анна.
— Конечно, думал…
— И что же ты надумал… я могу узнать?
— Попросить у тебя прощение за вчерашнее. Я вел себя неподобающе…
— Павел, я тебя уже простила. Да и прощать, собственно говоря, было нечего…
— Спасибо, Анюшка, для меня это очень важно… — взгляд зелено-синих глаза пронзил Анну, как это уже бывало.
— Павел, я не об этом…
— А я об этом. Аня, если б тебя не было, я не знаю, что бы было… Да, мог напиться до потери сознания… не вчера, так сегодня или в любой другой день… мог вообще пойти в разнос… Но не могу. Потому что ты рядом… Я не сделаю или по крайней мере попытаюсь не делать ничего… что могло бы причинить тебе боль, страдание или расстроить тебя… Постараюсь оградить тебя от подобного… И от неприятностей в целом…
— А как же твои боль и страдания?
— Мои? Постараюсь справиться… А если не смогу… Ты ведь мне поможешь?.. — грустно улыбнулся Ливен. — Но я очень надеюсь, что теперь смогу справиться сам… Поскольку ты уже помогла… Больше, чем ты это можешь себе представить… Спасибо тебе, девочка моя, — он снова поцеловал ей ладонь.
Анна подумала, что Павел попросил у нее прощения. Два раза — вчера и сегодня. За то, что, как он считал, он вел с ней себя неподобающе. А она сама — было ли это подобающе прийти к нему и рассказать такое, от чего можно сойти с ума, а не только захотеть напиться до беспамятства? Вчера она считала, что она должна была рассказать ему про обидчика Лизы… А потом, когда он видела Павла в его кабинете, а затем в комнате Лизы — человека в последней степени отчаяния… узнавшего, кем оказался шантажист, и кем мог оказаться в связи с этим его любимый брат… Она очень сомневалась, что сделала правильно, рассказав ему о своем видении… Кому от этого стало лучше? Уж точно не Павлу. И не ей самой. Но Павел ни в чем ее не обвинил, даже не разозлился на нее за такие ужасные новости. А еще и просил прощения за свое поведение. Нет, это ей нужно просить у него прощения. Хотя бы сейчас…
— Павел, и ты меня прости… Я не думала, что это принесет тебе столько боли. Я виновата перед тобой.
— Аня, ты ни в чем не виновата. Виноват лишь Гришка, больше никто. Я мог узнать о том, что было в твоем видении, например, из дневников Дмитрия, которых множество, и на которые мог бы наткнуться сам или, что намного хуже, Саша. Вот тогда без сомнения мне было бы намного тяжелее. Я никогда не пожелал бы, чтоб у Саши зародились те же подозрения про Дмитрия, что и у меня. Не думаю, чтоб в дневнике он написал что-то прямо. Но додумать суть произошедшего… Саша смог бы без труда.
— Думаешь, Дмитрий Александрович действительно мог написать о таком в дневнике?
— Кто его знает… Очень надеюсь, что нет… И что Саша об этом никогда не узнает… И прошу тебя, никогда не говори об этом Якову. Это ему знать совершенно не нужно. Обещаешь?
— Обещаю.
— И я хотел попросить тебя еще об одном. Пожалуйста, не вызывай духов ни Лизы, ни Дмитрия, ни Гришки. Я действительно очень за тебя переживаю. Не хочу, чтоб тебе снова было нехорошо… Кроме того, возможно, о некоторых вещах лучше догадываться, чем знать о них наверняка… Я очень стараюсь настроить себя на мысль, что Гришка все же умер своей смертью… Не очень пока получается… Но, думаю, со временем, я смогу себя в этом убедить, — немного приврал Ливен Анне. Он прекрасно знал, что эта мысль будет приходить к нему, как бы он не хотел от нее избавиться…
— Павел, я очень на это надеюсь… А насчет твоей просьбы, а что если их духи сами ко мне придут — как бывает…
— Ну тогда уж ничего не поделать… если сами придут… Единственное, на что я очень надеюсь, что тебе не станет снова плохо… Ну будет об этом… — Ливен решил закрыть неприятную тему. — Какие цветы ты бы хотела сегодня? Я срежу для тебя.
— Цветы? Зачем? Розы все еще очень хороши.
— Давай тогда я сорву букетик Анютиных глазок? Анютины глазки для Анюты. Можешь поставить их в спальне, если захочешь.
Они пошли к одной из клумб с Анютиными глазками, и Павел сорвал несколько нежно-голубых:
— Анюшка, эти цвета твоих глаз. В следующий раз я сделаю букетик из разноцветных — мне очень нравятся синие и фиолетовые с желтым. Они такие… радостные.
— Павел, а какой букет ты соберешь завтра для Натальи Николаевны?
— Для графини? — князь с недоумением посмотрел на Анну. — Аня, для того, чтоб делать букеты в комнаты гостей, у меня есть садовники.
Матвей нашел прелестную маленькую вазочку, куда поставили собранный князем букетик. Дворецкий разлил чай в любимый мейсен Его Сиятельства. Глядя на счастливую улыбку князя, ему хотелось улыбнуться самому. Такая улыбка у Его Сиятельства бывала только тогда, когда приезжал Александр Дмитриевич. Не дал Бог князю детей, а из него ведь получился бы замечательный отец. Александра Дмитриевича любит как своего сына, да и к девочке вон как сердцем прикипел. Стал бы он для какой-то дамы на коленках ползать и Анютины глазки собирать, то ли у него садовников нет, чтоб букет составить…
Его Сиятельство махнул дворецкому, чтоб тот оставил их с племянницей одних.
— Аня, меня снова не будет примерно до полудня, а графиня уедет на целый день и вернется завтра. Так что ты сегодня будешь полдня одна, и тебе придется занимать себя самой.
— Откуда ты знаешь, что Наталья Николаевна уедет?
— Она сказала Матвею, а он мне.
— Ты не против, что она, будучи у тебя в гостях, посещает других знакомых?
— Почему я должен быть против? Она — свободная женщина. Едет к своей давней приятельнице, с которой не виделась долгое время… И могу предотвратить твой вопрос, я ей верю на слово. Действительно ли она едет к этой даме или какому-то другому человеку, я не собираюсь проверять. Как говорится, чему быть, того не миновать.
— Павел, неужели ты не ревнуешь ее к другим мужчинам? Ведь Наталья Николаевна такая красивая женщина. Должно быть, многие мужчины оказывают ей знаки внимания…
— Да, Наталья Николаевна очень красивая женщина. И это естественно, что мужчины оказывают ей знаки внимания. Поверь мне, дальше банального флирта в свете вряд ли кто-то отважится зайти, зная, что она — моя любовница. А попытаться отбить ее у меня — что ж, пусть попробует… Но, как я уже сказал тебе, чему быть, того не миновать… Если ей встретится порядочный мужчина, который полюбит ее и будет готов связать с ней свою жизнь, а не взять на содержание или просто… посещать ее, и пробудит в ней ответные чувства, я отойду в сторону, ее возможному счастью я мешать не буду.
