— Павел, а Лиза с Катей похожи? Или мне это только показалось?

— Ну как похожи, обе невысокого роста, можно даже сказать миниатюрные. Дмитрию Катя даже до плеча не доставала. Но он меня и чуть повыше был. Лиза была мне в аккурат по плечо… Обе блондинки с голубыми глазами, но черты лица все же разные… А почему ты спросила?

— Я просто подумала, что если они были чем-то похожи, как так, что Дмитрий Александрович совсем не заинтересовался Лизой?

— Может, поэтому и не заинтересовался, что чем-то напоминала ему Катеньку. Ну, если сказать грубо, копия это не оригинал. Не Катя, другая, и все тут… Может, была бы совсем другого типа внешности и увлекся ей… Кто его знает, возможно, он вообще думал, что отец над ним издевался, специально выбрал ему такую жену, чтоб он смотрел на нее, думал про Катю и мучился…

Анна вздохнула.

— Знаешь, а я, возможно, наоборот, на Лизу внимание и обратил, так как она мне Катю напоминала, только не понял этого. Они ведь не только внешне были похожи, но и чем-то по характеру, обе добрые, скромные, застенчивые, мягкие… Правда одно большое отличие в них все же было. Катю я помню счастливой, веселой, улыбчивой, а вот Лиза даже улыбалась как-то с грустинкой.

— Как на портрете?

— Да, как на портрете. Этот портрет заказал ее дед, тот, который с нашим отцом организовал ее брак с Дмитрием… Катя узнала с Дмитрием, что такое любовь, а уж потом ее выдали замуж. А Лизу сначала выдали замуж, а уж гораздо позже она испытала чувства по отношению к мужчине. На венчании она была очень печальная. Знала бы она, что ее в том браке ожидало…

— Ты был на венчании?

— О, я не просто там был, я был еще и шафером Дмитрия, — с горечью сказал Павел. — И это была не блажь брата, это отец настоял. Причем, он знал, что я был к Лизе уже тогда неравнодушен… Я же до этого просил его не женить Дмитрия на Лизе, а разрешить мне жениться на ней, она ко мне хоть симпатию испытывала — как человеку, не как к мужчине, но все же это лучше, чем идти под венец с мужчиной почти на тридцать лет старше, к которому было абсолютное безразличие… Но отец только посмеялся в лицо…

Анна слышала ранее от Якова, что отец, зная, что Павел был влюблен в Лизу, женил на ней Дмитрия, но была шокирована еще больше, чем в первый раз, так как до этого ей не было известно, что Павел был шафером брата.

— Паули, но как же так?? Разве можно так издеваться над людьми?? Чтоб человеку отказать в женитьбе на барышне, к которой у него чувства, а потом заставить его быть свидетелем на свадьбе, где ее выдают за другого, да еще его брата…

— Аня, наш отец любил над людьми измываться, был тиран и сволочь каких поискать. Я бы сказал еще более грубо, да не при даме подобное говорить… И Гришка, скотина, больше всех из нас в него повадками пошел. Папаша наш был сластолюбец и выпивоха. Все мы, чего греха таить, к бутылке прикладываемся, ты сама по мне с Яковом видишь. Да и женщин у нас всех довольно много, и это не секрет. И у Дмитрия, и у меня, и у братьев пока не женились… Но никто из нас с женщинами жесток не был. Как я тебе сказал, я напиваюсь крайне редко, о Дмитрии могу сказать то же самое. Думаю, и Яков такой же. Притом, никто из нас пьяный агрессивным не становится, рук не распускает… Не то что отец или Гришка. Отец Евгения и Михаила бил, без причины, просто потому что власть над ними имел. Бил и на трезвую голову, а по пьяни так еще жестче… Про Гришку слухи ходили, что он своих любовниц и… любовников тоже не щадил, когда напивался… Вот такие у меня и твоего Якова были родственники… И это то, что я знал раньше, до того, что ты мне рассказала сегодня…

— Павел, а отец с вашей матушкой был груб?

— Груб был, словесно. Но чтоб руку на нее поднять, такого не припомню — княгиня все же, негоже, чтоб другие видели, что она в синяках ходит… Но я видел родителей в своей жизни очень мало, чтоб судить… Слугам от него доставалось, да и на любовницах, думаю, отец свою злость срывать мог.

— Любовницах?

— Любовницах, женщинах, которых он всю свою жизнь… удостаивал своим княжеским… вниманием… а то и вовсе без внимания, так… Ходок он был еще тот…

— А матушка ваша что же, не знала об этом?

— Как не знать? Знала, конечно. А что она могла сделать? Да и зачем? Брак у них был по договоренности, ни о какой любви там и речи не было.

— Пятеро детей без любви? Я… я думала, что они… охладели друг к другу уже потом… когда ты родился…

— Аня, чтоб охладеть друг к другу, нужно сначала воспылать, а такого между ними никогда не было. А насчет детей — что же ты думаешь, что дети только по любви появляются? Отнюдь нет. Думаю, что могло и больше пяти быть. Возможно, скинула мать, и даже не одного… а уж потом они жили… каждый своей жизнью… И, если честно, не знаю, сколько у отца еще кроме нас пятерых…

— И такое могло быть?

— Аня, если мужчина изменяет жене направо и налево, конечно, может. Но, правда, никто Его Сиятельству Александру Николаевичу вроде как незаконных детей не предъявлял.

Анна снова вспомнила разговор с Александром, когда он сначала предположил, что если отец Штольмана был похож на Ливенов, то он мог быть побочным сыном старого князя. Но Яков ответил, что его отец на Ливенов не похож. И тогда Саша сказал, что, значит, Яков — сын Дмитрия Александровича, поскольку он-то точно с Его Сиятельством одно лицо…

— Павел, а все мужчины изменяют?

— Многие. Почему ты спрашиваешь?

— Ну интересно… — пожала Анна плечами.

— Подожди, неужели ты боишься, что Яков может тебе изменить? Ох, Аня, Аня! — покачал Павел головой… Как тебе только такое в голову могло прийти?

— Не то чтобы боюсь… Но у него было много женщин… как у вас всех… как у тебя…

Павел улыбнулся:

— Аня, я сказал довольно много. Много — понятие очень… неоднозначное… Для одного мужчины и пять женщин за всю жизнь много, для другого несколько десятков недостаточно…

— У нас в Затонске был купец, так у него было три любовницы одновременно, — поделилась Анна.

— Три любовницы одновременно? Какие однако страстные мужчины оказывается у Вас в Затонске, — усмехнулся Ливен. — Нет, три это чересчур, да и две тоже многовато… Женщин у меня было достаточно, больше, конечно, по молодости. Я ни в коей мере не бахвалюсь этим, но и не стыжусь этого, просто князю-то женщины охотней свои милости раздают, чем, например… полицейскому. Но беспорядочных связей у меня не было никогда. Нередко мужчине приписывают гораздо больше женщин, чем у него было в реальности, думаю, с Яковом могло быть так же. Знаешь, как в свете бывает, поцелуешь вечером даме ручку, а на следующий день скажут, что утром ты вышел из ее спальни… Могу тебе сказать, что образ и репутация мужчины не всегда соответствуют действительности… и как он относится к женщинам — тоже… Например, у меня репутация светского волокиты, но своей жене я не изменял никогда, ни разу, и даже в мыслях такого не было. Для меня союз с любимой женщиной священен, иначе зачем в него вступать?

Я вижу в Якове много от себя самого. Любимой женщине, с которой у него отношения, а уж тем более жене он не изменит. Я могу представить только одну ситуацию, когда он мог бы это сделать. Когда сам уличил бы любимую женщину в измене. Тогда не исключаю возможности, что с горя он пошел бы напился в стельку и подцепил кого-нибудь. А потом, может, даже и не вспомнил, с кем согрешил… А поскольку ты изменять ему явно не собираешься, можешь быть спокойна.

— А тебе изменяли?

Ливен посмотрел на Анну, словно она спросила глупость. Анна почему-то вспомнила о том, что сказала ей графиня, что князь был превосходным любовником, со своими дамами обходителен, а не жесток… как его родственники… красив… Неужели такому можно изменить?

— Не может быть… Павел, ты ведь — князь, такой красивый мужчина и, как говорят, превосходный любовник…