— Позвольте, полковник, то есть как женился? Он же в России был женат. Не сожительствовал с женщиной, а венчался с ней. Жена не умерла, он с ней не развелся. Это же двоеженство, — заметил следователь Штольман.

— Не знаю, как. Через пять лет после его отъезда его жена подала прошение о расторжении брака с безвестно отсутствовавшим супругом, но его не удовлетворили. Знакомый ее мужа, который сам осел в России на всю жизнь и тоже обзавелся семейством, навещая своих родственнков там, случайно встретил его, у того была новая жена, не любовница, а именно супруга, и дети, старший из которых был года на три года моложе младшего сына, оставленного в России. Вот такие новости получила русская жена того негодяя, которой так и не удалось избавиться от брака с ним. С другой стороны, была бы она счастлива с ним, если б он не уехал? Думаю, что нет. С таким человеком настоящего счастья не построишь, лишь иллюзию, до поры до времени, пока ему самому выгодно, чтоб так казалось… А она хоть и не смогла больше выйти замуж, жила потом, как говорится, в греховном союзе, но с хорошим, добрым человеком, который воспитал ее обоих сыновей. Они его по сути отцом и считают, а не того французского проходимца. От некоторых людей лучше быть на расстоянии, и чем дальше, тем лучше. Брат дю Плесси к этой же категории людей относится…

Да что там, свекр мой из таких же был. Вон Мария переехала от отца к нам и словно другим человеком стала. Полнокровной жизнью зажила, радость в ней почувствовала, без постоянных-то оглядок, что отец скажет… К примеру, готовить предложила, сказала, что для нас с Юлей ей самой это делать хочется. Дома ее отец заставлял, хоть у них и прислуга была. Говорил, что раз она на шее у него сидит, пусть хоть в хозяйстве от нее какая-то польза. Готовила она отменно, только отцу все было не так, то недосолено, то пережарено. Рагу из кролика готовила так, что и косточки хотелось обсосать, а ему все было не по вкусу. И не потому, что в еде был привередливый, а потому что хоть так мог ей ежедневно досаждать…

— А тефтели она готовит?

— Еще какие! Я ведь поэтому их и заказал.

Тефтели, которые принесли вместе с телятиной для Штольмана, по мнению Дубельта, были изумительными, как и штрудель, поданный позже, как раз перед тем, как в ресторан зашел Карелин.

========== Часть 20 ==========

Увидев Штольмана в компании с другим господином, Карелин направился прямо к ним, только отдав метрдотелю свою шляпу.

— Добрый вечер, господа. Яков Платонович, я не хотел Вас отвлекать, но не мог не засвидетельствовать Вам еще раз свое почтение.

— Алексей Александрович, позвольте Вам представить — Анатолий Иванович Дубельт, полковник из Петербурга.

— Очень приятно. Карелин Алексей Александрович, здешний помещик.

— Алексей Александрович, Вы присаживайтесь. Полковник согласился принять участие в розыске Каверина.

Карелин сел на свободный стул и поставил саквояж рядом с ним на пол.

— Господин полковник, Вы знакомы с Кавериным?

— К моему счастью, нет. Я, скажем так, видел его.

— До его отставки?

— Как раз перед ней. Ротмистр Каверин был подозреваемым в деле о расхищении полкового имущества, но был оправдан. Однако был вынужден выйти в отставку по решению полкового суда чести.

Карелин попытался осмыслить то, что только что узнал, взял со стола рюмку Штольмана, залпом выпил коньяк, помолчал, затем пробормотал:

— Вот же угораздило Ульяну связаться с человеком, у которого ни стыда, ни совести, ни порядочности, ни чести… Ладно бы просто бабником был и любил покутить да пыль в глаза пустить, но подобным себя запятнать… быть под следствием, уйти в отставку по решению суда чести… какое позорище…

Штольман налил в свою рюмку коньяка, так как не увидел поблизости полового, чтоб он подал еще одну, и протянул Каверину, тот снова выпил.

— Как я потом Тане такое смогу сказать? Ей и того, что ее мать замужем за ним не была, хватит…

— Вам не следует ей говорить подобного, — посоветовал Дубельт. — Если она у него, сам он ей про это не скажет. А когда она найдется, лучше про такого никудышного отца вообще поменьше говорить. Был и был, хотя фактически никогда и не было…

— Вы думаете, она найдется?

— Очень на это надеюсь. Мне кажется, что Ваша дочь действительно может быть у Каверина. Я попрошу одного знакомого офицера порасспрашивать, не знает ли кто, где он живет или жил, выйдя в отставку.

— Премного Вам благодарен.

— Мы с господином Штольманом тут поразмышляли. И у нас есть вопрос. У Вашей супруги ведь была прислуга?

— Да, приходила одна женщина. Убирала, обеды готовила, а ужины — когда Ульяна с Ильей Анатольевичем, к примеру, вечером в ресторан не собиралась. А завтраки Ульяна готовила сама.

— Любопытная прислуга? Могла в хозяйских вещах рыться?

— Не знаю. Скорее всего нет, по крайней мере производила положительное впечатление.

— Это плохо.

— Почему?

— Мы надеялись, что она могла видеть письма Каверина, а следовательно, возможно, запомнить, откуда они были.

— Да даже если бы она их и видела, это бы ничего не дало. Она была неграмотная.

— Совсем неграмотная? — спросил Дубельт и сделал знак подошедшему к их столу половому, чтоб он не прерывал их разговора и удалился. А то Карелин может потерять важную мысль

— Буквы еле-еле в слова складывала. Если Ульяна для нее записку оставляла, что сделать по дому или купить, то ей ее Таня читала. Сама бы она то, что на конверте было написано, никогда прочитать не сумела.

— Как жаль… Из прислуги только эта женщина была?

— Когда Ульяна собиралась, к примеру, на бал или в театр, то приходила горничная от Полянского одевать ее и причесывать. Но она бы точно никогда не стала копаться в письмах или бумагах хозяев, Илья Анатольевич сразу бы такой прислуге указал на дверь, а она у него была еще до того, как он Ульяну привез. Полянский некоторые бумаги на столе в кабинете оставлял, да и я свои не прятал, когда у него останавливался.

— Вы останавливались у Полянского? Когда же?

— Так каждый раз, когда в Петербург приезжал — кроме последнего, когда господин Штольман посоветовал мне даже не появляться у него…

— Это что-то новенькое, — нахмурившись, сказал Штольман. — Вы мне говорили, что видели Полянского несколько раз, а, оказывается, Вы у него дома гостили.

— Понимаете, Яков Платонович, я… не решился об этом сказать. Вы же и так, должно быть, считаете, что у нас отношения… странные и без этого… Когда я в первый раз приехал, мы у Ульяны встретились, в тот раз совершенно случайно. Я Ульяне привез деньги, как и тогда, когда она с Кавериным жила, ну и хотел посмотреть, как они с Таней обустроились. Посоветовал ей быть осторожней с тратами, особенно теперь в столице. А Полянский потом наедине сказал мне, что даже и не думал, что муж Ульяны будет беспокоиться о том, на какие средства она будет жить, ведь это только его забота. Я ответил, что Ульяна мне до сих пор жена, хоть и только на бумаге, поэтому я считаю, что должен вносить свой вклад. Он сказал, что другой на моем месте не подумал бы и копейки дать жене, у которой связь с другим мужчиной, да еще тем, у кого денег хватит не одну любовницу содержать. В общем, мы с Полянским тогда решили, что раз уж я настаиваю, то пусть мои деньги идут в основном на пропитание Ульяне и Тане, в то время как он будет платить за все остальное. Спросил, где я остановился, по названию гостиницы понял, что я не мог тратить больше, я ведь тогда только на одно жалование жил. И сказал, что когда я в следующий раз приеду, чтоб непременно остановился у него. Мол, люди мы теперь не чужие, нечего мне по гостиницам клопов кормить, когда у него две комнаты для гостей всегда готовы. Кроме того повар отменный, а раз я города толком не знаю, могу, проголодавшись, забрести туда, куда лучше никогда не заходить. У него в былые времена и Каверин останавливался, до того, как он забрал от него Ульяну. Я пытался отказываться, но он настоял.