Собираясь на службу, Штольман думал, что делать с перстнем и тростью, оставленными Павлом. Не мог же он заявиться в участок с перстнем, да еще тем, который за версту кричал о своей стоимости. Трость тоже дорогая, сразу видно, не из какой-то лавки, а сделана на заказ… Но ее наличие хоть можно оправдать служебной надобностью — как орудие самообороны… Раздумывая брать ее или не брать, он чуть не упустил время, когда нужно было выходить из дома. Беспокоясь о том, что опаздывать было бы нехорошо, он подхватил свой саквояж и быстрым шагом пошел в управление, и уже по дороге обнаружил, что все же взял не свою обычную, а подаренную Павлом трость. Ну что ж, это получилось само собой… значит, так тому и быть.

По дороге в управление пара человек, как ему показалось, посмотрела на него пристальнее, чем следовало бы, но о нем в последнее время ходило столько разговоров, что обращать на это серьезное внимание было бы нелепо. Дежурный в участке тоже взглянул на него с малоскрываемым интересом и, было, хотел что-то сказать ему, но промолчал.

========== Часть 2 ==========

В кабинете уже был Коробейников, он сидел за своим столом и рассматривал дорогую записную книжку, видимо, это была улика по делу, с которым он сам еще не успел ознакомиться… Затем его помощник повел себя более чем странно — он погладил ее, потом еще раз… И даже понюхал… И блаженно вздохнул…

— Антон Андреевич, Вы что, теперь все улики так исследовать будете? Если так, то вон еще саквояж можно понюхать и поласкать, — сказал он с издевкой про саквояж, стоявший на его столе.

— Ой, Яков Платонович, я и не заметил, как Вы вошли…

— Да куда уж Вам заметить, если Вы такими важными делами заняты… С какого дела улики, не соизволите доложить?

— Это не улики… это другое… подарки… — смутившись, сказал Коробейников.

— Подарки? Коробейников, это называется другими словами — взятка, мзда. Не успел я на полдня отлучиться, как кто-то к нам уже с подношениями пожаловал. А Вы, как я вижу, и рады, — резко сказал Штольман.

— Да о чем Вы, Яков Платонович? Как, как Вы могли подумать, что я от кого-то подношение приму? — возмутился Антон Андреевич.

И правда, чего это он сегодня? День еще не начался, а он уже спустил на Коробейникова всех собак — ни за что, ни про что…

— Извините, Антон Андреич, я, действительно, видимо, чего-то не понимаю. Откуда подарки?

— Их принесли из гостиницы, сказали, что их оставил постоялец и просил доставить в понедельник с утра в полицейское управление для Штольмана и Коробейникова. Мне их отдал дежурный. Эту записную книжку и саквояж. Вы уж не обессудьте, Яков Платонович, саквояж мы с дежурным вместе открыли — мало ли что, вдруг там бомба или гадость какая… Но нет, внутри ничего подозрительного…

— Это хорошо, что догадались посмотреть, действительно, мало ли что… Так от кого сии дары? От волхвов?

— От Его Сиятельства… князя Ливена…

— От Ливена??

— Да, от него. У меня в записной книжке карточка, вот, — Коробейников протянул своему начальнику кусочек картона с именем и гербом. На обратной стороне карточки была надпись «Антон Андреевич, примите небольшой презент в знак моего расположения. Надеюсь, он будет полезен для Вашей благородной службы. Князь Ливен».

— Вы разрешите взглянуть на Ваш подарок?

— Разумеется, Яков Платонович, — Коробейников отдал записную книжку Штольману.

Книжка была из качественной бумаги, с твердой корочкой, чтоб было удобнее писать, и с дорогой обложкой из прекрасно выделанной кожи. Коробейникову, чтоб купить такую, нужно не один месяц откладывать жалование… Штольман понял, что, вероятно, Павел заметил, что его помощник пользовался подобной, только, конечно, дешевенькой, такой, которая ему по средствам. Теперь его карман будет оттягивать другая — дорогая, солидная, какая могла быть у чиновника высокого ранга, а не у коллежского асессора. Что ж, хороший подарок и нужный.

Ему самому Павел оставил саквояж. Тоже дорогой, это было сразу понятно по изумительной выделке кожи. В саквояже была записка «Для нужд следствия. Кофр для сбора улик. Павел». Яков Платонович прямо видел перед собой ехидную улыбку Павла, когда тот писал записку. К саквояжу прилагался бумажник. Павел был очень наблюдательным — саквояж, который видел лучшие времена, он отметил для себя явно в гостиничном номере в Петербурге, где они с Анной останавливались, и решил купить ему новый в столице и привези оттуда. То, что саквояж и бумажник были не из кожгалантерейной лавки Затонска, было совершенно очевидно. Здесь не было вещей такого качества и такой цены… Саквояж, как и бумажник, давно нуждались в замене, это правда, но руки все никак не доходили купить новые взамен хорошо послуживших… И вот он дооткладывал до того, что ему их привез Павел…

И тут у сыщика Штольмана возник вопрос. То, что Павел видел, что его саквояж уже давно пора было менять, и купил новый — это было понятно. А вот как было дело с записной книжкой? Вряд ли в Петербурге Павел думал о подарке помощнику своего племянника, но книжка тоже была куплена не в Затонске. Возможно, Павел подарил свою собственную новую, которая была у него с собой, или купил ее для него самого вместе с саквояжем и бумажником, а потом решил, что молодому человеку такой подарок доставит гораздо больше радости, чем его племяннику, который принимал подарки, чуть ли не делая одолжение… Даже если книжка изначально и предназначалась ему, а потом была подарена Коробейникову, он был нисколько не в обиде. Он и так получил от Павла более чем достаточно. А Антону Андреевичу вряд ли кто-нибудь сделает такой щедрый подарок. И он еще раз подумал, насколько Павел чуткий и заботливый человек.

— Яков Платонович, у нас кто-то, видно, в пятницу трость оставил, а я и не заметил, — кивнул Коробейников в сторону вешалки у двери. — Не знаю только, кто это мог быть. Может на ней инициалы есть?

— Нет там инициалов, там вензель…

— Вензель? Какой?

— Князей Ливенов, — пояснил Штольман.

— Князей Ливенов? — переспросил Коробейников. — Так что же она Его Сиятельства? Вот незадача, он ведь уже уехал в Петербург, да? Как тогда ее ему передать?

— Антон Андреевич, эта трость не Его Сиятельства. Если бы Вы были более наблюдательны, Вы бы заметили, что князь пришел и ушел с тростью. Вы же вместе с Трегубовым на улице стояли, — начал закипать Штольман.

— Если не князя, значит, Ваша?

— Моя, — нехотя признался Яков Платонович.

— А… посмотреть можно?

— Можно, — разрешил Штольман. — Посмотрите да и займитесь наконец делом, а то так и весь день пройдет…

— Так вот, значит, какой у князей Ливенов вензель… — Коробейников стал рассматривать трость со всех сторон и, видимо, случайно нажал на кнопку — трость распалась на шафт и рукоять с тонким клинком.

— Яков Платонович, я… кажется, ее сломал, — побледнел Коробейников.

— Ничего Вы не сломали, так и должно быть… Да смотрите поосторожнее с клинком, а то еще сами себя заколете… Не хватало нам еще ранений помимо тех, что злоумышленники могут нанести…

— Значит, у нее устройство такое? Чтоб клинок быстро вытащить?

— Именно.

— Очень… полезная вещь… при нападении… — оценил Коробейников. — Стало быть, Его Сиятельство специально заказал такую, зная о Вашей службе, полной опасностей… А ведь, глядя на нее, и не подумаешь, что она может быть грозным оружием…

— Грозным оружием, если уметь им пользоваться, иначе оно может быть обращено против тебя самого.

— Но ведь Вы, Яков Платонович, умеете? И Его Сиятельство тоже? У него самого такая наверняка есть.

Штольман посмеялся про себя, что у Его Сиятельства целый арсенал, а уж каким оружием он не умел пользоваться, трудно было представить. При его-то службе…