У неё в душе буря эмоций, она слушала его долго, не пытаясь перебить, и ни на секунду не сомневалась в его искренности. Смысл сказанного проникал всё глубже, достигая полного осознания. Всё внутри неё тянулось к нему, и его слова только больше подтверждали уверенность в нём. Ей всё ещё было страшно отпустить ситуацию, но Юля прекрасно знала, что всё, что он говорит, взаимно. Да, у неё проблемы с чувством доверия, ещё большие — с выражением этого. Она была удивлена, нет, даже восхищена, насколько он точно подбирал каждое слово, чтобы они задевали её душу. И она на самом деле была готова быть перед ним такой же беззащитной. Такой, впрочем, и была.

— Давай я, — произносит она, нежно улыбаясь, и усаживает его на место, а сама соскакивает, — Что ты будешь? — спрашивает она, ловко наполняя чайник и ставя его на закипание, — Кофе?

— Я боюсь, что уже на семьдесят процентов состою из кофе на сегодняшний день, так что давай чай, — произносит он как бы между прочем, а Юля понимает, что снова облажалась.

— Боже, ты же после суток, — произносит упавшим голосом, — ты хотя бы спал?

— Несколько часов. Всё в порядке.

— Я тебя не достойна, — произносит она, пряча лицо в руки и не видя, как он раздражённо закатывает глаза. Конечно, эгоистичная идиотка, он такой вымотанный, а ты ему про собственную усталость талдычишь. Давай, оправдай это изменениям в собственном теле, да толку-то.

— Прекрати делать из меня святого, Соколова, и искать изъяны только в себе. Мы оба знаем, что это не так. Да это и не соревнования, кто хуже, а кто лучше. Я просто хочу быть лучше ради тебя, и если мне это удаётся, то это и твоя заслуга. Не хочу наступать на те же грабли, что много лет назад, после которых… Ну, ты сама знаешь, — он замолкает, спокойно глядя ей в глаза, и девушка невольно вздыхает, отвернувшись, чтобы разлить чай по кружкам, и опуская их на стол с тихим бряком, — Ты злишься?

— Да, злюсь.

— ..на меня?

— Нет, на себя. Я чувствую себя полной неумехой, которая только и делает что ошибается, и даже если и знает правильный ответ, то на зло говорит не то. А кому на зло? Я делаю только хуже! — она слишком устала, чтобы вспыхивать, и запал быстро кончается, поэтому девушка горько добавляет, — Я не должна была говорить то, что сказала.

— Должна была, если ты это чувствовала.

— Но я не испытывала этого! В том-то и дело. Получается, я…соврала, сказала это только для того, чтобы причинить тебе боль, ради глупой, бессмысленной и нелепой проверки. Даже не думала своей головой, что я действительно могу задеть тебя, будто ты обязан бороться за меня. И с кем? Со мной же! — она резко замолкает и поднимает виноватые глаза, — Прости меня. За всё. — она смотрит на него, и в глазах столько разочарования, именно к самой себе.

— Что я говорил про чувство вины? — напоминает Костя, страшно округляя глаза, но после смягчается, — Так, иди сюда, — протягивает он к ней руку, — давай-давай, — Юля нехотя делает шаг, передавая руку, и мужчина тут же усаживает её к себе на колени.

— Что за жалость к себе, Юлька? Развела мне тут нюни, эх, а ещё взрослая женщина, майооор, — тянет он, ласково глядя ей в глаза, и девушка обвивает руками его шею, слегка нахмурившись, — Я тоже сделал тебе больно. Абсолютно осознанно. В отместку. Чтобы отрезвить, вот так щёлкнуть по очаровательному конопатому носику, — он и правда слегка ударяет её по кончику носа, — Давай оставим этот эпизод в прошлом. Закроем, но не будем забывать. Будем учиться на ошибках. И ты, и я. Так, три секунды тебе позлиться на саму себя, на меня, на всё остальное. Раз, — он чмокает её в правую щёку, — два, — в левую щеку, — три, — ловит своими губами её, ощущая, как она улыбается сквозь поцелуй, — Всё, собралась? — говорит мужчина строгим голосом, поудобнее устраивая её на своих коленях и даже не собираясь отпускать, а она и не вырывается, наоборот, обнимает крепче, скользит ладонью по щеке, смотря прямо в глаза, отчего его сердце делает кульбит, а сама-то вот-вот заплачет.

— Ой-ой, какая плакса, не ожидал от вас такого, Юлия Александровна, не ожидал. И как такую не стрессоустойчивую взяли в органы работать? — произносит он с улыбкой, понимая, что серьёзности им на сегодня достаточно, пусть побудет маленькой девочкой, его маленькой сладкой девочкой.

— Понятия не имею. Сама каждый раз удивляюсь, — девушка мимолётно смахивает ладонью слезу, вновь возвращая её на шею мужчине.

— Ой ли, — смеётся майор, видя, что она улыбается, — Нарываешься на комплименты, да?

— Может быть, — уклончиво отвечает та, кокетливо потупив глазки.

— Хитрюга, — вздыхает Костя, нежно заправляя прядь рыжих волос ей за ухо, — моя лисичка, — он ловит её беззащитный взгляд, как у раненного оленёнка, и готов растаять от каждого взмаха этих ресниц, — Ты лучшее, что могло со мной случиться. Ну кто я без тебя? Твои чёртовы совершенные несовершенства, делающие тебя особенной. Не буду говорить о твоём профессионализме, вот ещё бы не лезла впереди меня в драку, вот была бы просто умница. Но об этом остаётся только мечтать, — его бархатный смех согревает её своим звучанием, — И готовишь ты прекрасно, только редко. А как мурлычешь, когда играешь на пианино. Твоя красота и природный шарм неоспоримы, и никакие шрамы тебя не портят, — Лисицын проводит большим пальцем по нижней губе женщины, — Ты мой адреналин, никогда не дашь расслабиться и заскучать. Моя зависимость. Моя слабость. Поэтому, будь осторожней. Что, «любишь ушами», Юль? — смеётся майор, видя как девушка в его руках просто расцветает, — А знаешь, какой самый лучший комплимент для меня?

— Даже боюсь предположить, — тихо выдыхает Соколова, не в силах отвести глаз от его. Она могла ему столько наговорить, потому что ему есть, чем гордиться. И она им гордится и даже восхищается.

— Лучший комплимент — твои счастливые глаза, — тихо-тихо и сладко-сладко шепчет он ей прямо в губы, незамедлительно целуя, и у обоих захватывает дух и немного кружится голова от этой близости родственных душ.

— Может, ты мне всё-таки скажешь, в чём причина смены твоего поведения? — мягко, боясь спугнуть произносит мужчина, когда они вновь обращают к друг другу взор. Он прекрасно видит, как в её глазах отражается смятение.

— Пока не могу, — тихо произносит она, опустив глаза.

— Юль, ты опять начинаешь?

— Нет! — рьяно произносит она, — Нет, Костя, правда, я скажу тебе, но чуть позже. Я должна быть во всём уверена.

— Ты меня пугаешь. Точнее, пугает то, до чего ты можешь дойти своей умной головой, — слегка истерично признаётся он.

— Один день, только один день, и я всё, — Юлька чмокает его в губы, — всё тебе расскажу.

***

Женщина полусидит в кровати, укрывшись одеялом, и почти блаженно улыбается. Впервые за четыре дня в её голове полный порядок, на душе как-то легко, пусть и немного горько — нельзя так быстро перебрать собственное отношение и перестроить все эмоции. Юля знает одно — она больше всего хочет подарить ему ребёнка. Хочет быть его женой, матерью его детей. Его надёжным тылом, его семьёй. Она так долго шла к этому, почти десять лет, чтобы вдруг осознать — вот так, внезапно, по щелчку. Понимает, что страх и сомнения всё же вернутся, но сомневается она в себе, а не в нём. Он, конечно, не идеален. Она тоже. Но он идеальный для неё. Тот, кто может выдержать её характер и не сойти с ума. Кто знает, когда ей нужен «холодный душ», а когда ей нужна ласка и забота. Кому не нужны уже никакие проверки, а если она их вдруг и устроит, он пройдёт. Потому что дальнейшая жизнь всё ещё готовит для них испытания. Но они обязательно справятся. Вместе, как он и говорил. И она будет лучшей, обязательно станет лучшей версией себя. Если мужчина смотрит на тебя так — то у тебя просто нет шансов оставаться прежней.

— И чего это ты так улыбаешься? — спрашивает Костя, гася большой свет, и вальяжно забравшись под одеяло, видя в свете ночника на устах любимой загадочную улыбку, как у Джоконды. Ох, его собственное произведение искусства. Юля легко пробегает тонкими пальчиками по влажным волосам Лисицына и так нежно усмехается, а глаза её буквально искрятся счастьем, будто подсвечивая лицо изнутри.