Мужчины уже не было, очевидно, всё-таки развлекал другую даму разговорами, хотя эта петербуржская леди вводила Соколову в некий ступор своим понимаем и гостеприимством. Это было так странно, ново и непривычно, но, может, той просто было одиноко, а они попались под руку? В любом случае, она была ей благодарна и обязательно скажет «спасибо», пусть и будет внутри сгорать от стыда. Быстро осмотрев обстановку комнаты, на которую до этого не обратила никакого внимания, Юля с сожалением взглянула на платье, которое пострадало в пылу страсти, но заметив заботливо уложенную форму даже растаяла, забыв о том, что ещё пару минут назад собиралась расправиться с Костей. Ей бы быть счастливой, что ей достался такой обходительный и самоотверженный мужчина, а она… Она иногда думает, что такого не заслуживает, и всеми силами отталкивает от себя желаемое. Но на самокопание и жалость к себе у неё сейчас совсем нет времени, и, быстро собравшись и придав себе максимально непринуждённый вид, она пошла искать своего напарника.

Впрочем, её действия были обречены на успех, потому что она точно знала, где тот находится. Тихо, как кошка, Юлия подошла к столовой, из которой доносились голоса, и аккуратно остановилась в дверях, пока глаза привыкали к яркому свету.

— Да как же? Неужели всё это правда, Костенька! — сетовала хозяйка, и Юля невольно улыбнулась на это фамильярное обращение.

— Чистая правда, Виталина Леопольдовна, готов дать Вам слово офицера, если вас только это убедит! — с улыбкой отвечал майор, и Соколова прекрасно была знакома с этим бархатным, мягким, вкрадчивым голосом со скрытыми стальными нотками, который, казалось, автоматически включался у её напарника, и он был так убедителен, что и ей самой порой хотелось признаться во всём, даже в том, чего она не совершала, не говоря уже о допросе свидетелей и прочих мероприятий, где личное обаяние Лисицына играло далеко не последнюю роль. Вот и сейчас, она легонько улыбнулась, коря себя за то, что готова повестись на это, даже не зная о чём речь, но тут взгляд мужчины остановился на ней, и он буквально просиял. Вот как лампочку включают в тёмной комнате, так и Константин вспыхнул каким-то внутренним светом, так, что блеск его глаз усилился, улыбка стала шире, и, кажется, всё лицо преобразилось. Ей как-то говорила об этом Валя, но тогда Юля только отмахнулась, потому что своего напарника видела чаще всего задумчивым, напряжённым, готовым броситься в бой. И это вспыхнувшее счастье, которое она сейчас наблюдала, было для неё подобно пуле, удару хлыста, смертельному приговору, потому что она знала… что, в любом случае, причинит ему боль, вновь и не раз.

— А, Юленька, проходите-проходите, не стойте на пороге, — вырвал девушку из оцепенения голос Виталины Леопольдовны, для которой перемены в выражении лица Кости тоже не остались незамеченными, и та призывно поманила гостью к себе, — Не стесняйтесь, — улыбка её оказалась столь убедительно радушной, что, глубоко вдохнув, Юле не осталось ничего другого, как пройти в помещение и аккуратно присесть на свободный стул.

— Я сейчас налью тебе чай, — подскочил Костя, ловко управляясь с заварочным чайником и наполняя элегантную чашку перед ней, а его галантность явно производила впечатление на хозяйку, что та чуть не захлопала в ладоши.

— Какой галантный молодой человек, — с улыбкой произнесла она, и обратила своё внимание на Юлю, — Вы угощайтесь, дорогуша, угощайтесь, — хлопотала она, пододвигая к Соколовой тарелки с пирогами и конфетами, — Всё вкусное, свежее, не переживайте, — мягко заверила она.

— Спасибо, Виталина Леопольдовна, — произнесла Юля, аккуратно цепляя кусок пирога себе в тарелку, уже успевшая запомнить имя, так что необходимости знакомиться лично уже не было. Интересно, что там Костя ей уже успел рассказать? Вообще, он не был многословным, но как у любого человека, иногда на него находила такая словоохотливость, что удержать его было трудно, особенно, когда он чувствовал себя комфортно и пытался произвести хорошее впечатление. Девушка перевела взгляд на мужчину, который уже добавил кипяток к её чаю и усаживался на место, — Спасибо, — поблагодарила она и его, а тот ответил лишь лёгким поднятием уголков губ и театральным поклоном.

— Пироги шикарные, правда, так что… не обижай Виталину Леопольдовну, — тихо добавил Костя, отправив в рот ещё один кусок, а леди довольно закивала. «Спелись» — пронеслось в голове майора, но она вспомнила про обед, который остался уже далеко позади, а живот предательски подводило даже от аромата свежей выпечки.

— Так вы значит, Юленька, тоже оперативник? Как же вас такую хрупкую взяли работать с опасными бандитами? Вы такая худенькая, скромная, маленькая, боже мой, что же творится в мире! — сокрушалась дама, не сводя с Юли глаз, от чего той было неловко, потому что она уже успела откусить кусочек пирога и теперь судорожно его глотала. «Началось» — подумала она, потому что едва ли не каждая взрослая женщина высказывала ей отношение к её работе, начиная от матери, которая, казалось, уже давно смирилась с выбором дочери, до первых встречных домохозяек, хотя она для них же и старалась, по сути, спасая общество от преступности.

— Помните? «Есть такая работа — Родину защищать», — с улыбкой и мягко сказала девушка, скрывая своё раздражение, — Не вижу там указания какой-то половой принадлежности, тем более, раз есть женщины-преступники, почему же не может быть женщин-полицейских? — задала она риторический вопрос, но не станешь же объяснять человеку, что это — призвание, как актёр и как врач, и она эту дорогу выбрала давно и, надеялась, что навсегда.

— Вам не стоит недооценивать Юлю только из-за внешних данных, Виталина Леопольдовна, — встал на защиту возлюбленной Костя, который знал, что согласись он, что Юлия Александровна — хрупкая, он так от неё схлопочет, что мало не покажется, — Она — профессионал своего дела, прекрасный следователь и сыскарь, к тому же, если и уступает кому-то из мужчин в силе, то бегает очень быстро, а это немаловажно при нашей работе.

— И стреляет отлично, — добавила уже Соколова, переводя многозначительный взгляд на Костю, в котором легко можно было прочитать угрозу. Хотя ей было приятно, что он так высоко ценит её заслуги. Вот только чуть что, хватает за руки, мол, «не лезь вперёд батьки в пекло», а тут… Может, он и правда изменился, или осознал, что «майора» за красивые глаза не дают?

— Вот-вот, — добавил тот, возвращаясь к своему чаю.

Кажется, хозяйку они не убедили, но спорить та уже не решилась, всё ещё с лёгкой грустью бросая взгляды на Юлю, а после улыбнулась:

— Вы такая прекрасная пара, — произнесла она, переводя взгляд с одного на другого, явно смущая оперативников, — Нет, поверьте моему глазу, молодые люди, я много повидала в своей жизни. Обычно я себя так не веду, да и часто либо студенты приходят, которым в общаге да с родителями никак не остаться наедине, либо любовники — я не осуждаю, всё в жизни случается — но чтобы пара в браке… Такое для меня впервые.

Юля чуть не поперхнулась чаем и бросила на Лисицына резкий взгляд, хотя тот тоже выглядел весьма обескураженным.

— Мы не женаты, — наконец произнесла эксперт, переводя взгляд на леди.

— Как? Разве нет? — удивление читалось в её распахнутых, густо подведённых глазах, которые она перевела на мужчину.

— Да, Виталина Леопольдовна, — подтвердил Константин Львович слова своей напарницы, — Я её звал, семь раз предложение делал, но она каждый раз меня отвергает, — он состроил такую жалостливую мордашку, что Юля легонько пнула его ногу под столом. Кого этот актёр погорелого театра из неё выставляет? И не семь, а четыре только, да и разве это предложения? Да значит причины были, чтобы отказать, и вообще, зачем высказывать это посторонним людям? Всё своё возмущение она могла выразить лишь в злобном дыхании, которое она решила спрятать в своей дымящейся паром чашке, будто ничего её больше не привлекало.

— Ох, Юленька, а вы не так просты, как на первый взгляд, теперь я вижу, — казалось, эту даму вообще ничего не может смутить, и даже толики некого уважения мелькнули в её глазах, — Но всё равно я не понимаю, почти десять лет знакомы и всё романы крутите! — Соколова уже устала удивляться, как много об её личной жизни известно петербурженке, иногда даже больше, чем ей самой, — Вот мы с Михаилом Сергеевичем в ЗАГСе расписались после трёх недель знакомства, и я ни дня не пожалела. И по гарнизонам с ним ездила, и в маленьких комнатках общежития ютились, и с замиранием сердца ждала вестей от него, но никогда не было сожаления о том, что согласилась стать его женой. Тридцать шесть лет прожили, душа в душу… Нет, не было всё идеальным и безоблачным, мы ссорились как все люди, даже посуду били, и, ох, грешно сказать, но раз уж быть откровенной, — дама кратко хихикнула, — и из дома его выгоняла, да только он не уходил! А всё потому, что выбор свой сделали, и верили всегда друг другу и друг в друга. Два сына, пятеро внуков… А как он ухаживал в начале, как с букетами встречал у филармонии. Я, Юленька, уже говорила Косте, что работала преподавателем там, а Миша бежал, чтобы успеть до развода мостов, и всё равно не успевал, и мы гуляли всё ночь, а потом на утро родители — интеллигенты высшего класса — меня ругали как девчонку… — женщина улыбалась, но на глаза у неё навернулись слёзы, и было видно, что она сейчас не здесь, не с ними, а там, когда ещё была совсем молоденькой, влюблённой в своего суженного. Ни Юля, ни Костя не решались нарушить повисшую тишину, и только тиканье часов раздавалось в кухне. Дама перевела дыхание и выдохнула, — Да, было время, было время..!