— Мисс Эллиот, не сочтите за трудность, — сказал ей капитан Харвилл при расставании. — Уэнтворт велел мне отдать вам это письмо. Я понимаю, что это против этикета, и все же очень прошу вас принять его.

— Спасибо, — она взяла плотный конверт в руки.

— Вы хорошо себя чувствуете?

— Да, спасибо, — в волнении повторила она, и уже не могла не думать ни о чем другом, кроме этого письма.

Она поспешно простилась с капитаном Харвиллом и отпустила свою карету, намереваясь дойти до Камден Плейс пешком. По дороге она могла бы без помех прочитать письмо и спокойно подумать. Она прошла чуть вперед по улице, когда нетерпение в ней возобладало настолько, что она вскрыла послание Фредерика и принялась пожирать глазами следующие строки:

Я не могу долее слушать Вас в молчании. Я должен Вам отвечать доступными мне средствами. Вы надрываете мне душу. Я раздираем между отчаянием и надеждой.

Энн почувствовала, как подкашиваются ее ноги. Она села на ближайшую скамейку и дочитала его письмо до конца.

Я предлагаю Вам себя, и сердце мое полно Вами даже более, чем тогда, когда Вы едва не разбили его девять лет тому назад.

Эти строчки расплывались перед ее глазами, она никак не могла поверить. Она перечитала его письмо снова, и только тогда ее наполнило счастье. А когда наполнило, то, казалось, наполнило до краев.

Лишь ради Вас одной приехал я в Бат. Я думаю только о Вас.

— Мисс Эллиот! — окликнул ее такой знакомый голос.

Она поднялась и увидела капитана Уэнтворта, который остановился около нее.

— Харвилл сказал мне, что вы отпустили карету и пошли пешком. Едва я об узнал об этом, то поспешил за вами. Позвольте мне проводить вас…

Он осекся, увидев распечатанное письмо в ее руках. Энн едва дышала.

Я никого, кроме Вас, не любил.

Неужто Вы не заметили? Неужто не угадали моих мечтаний?

Фредерик внимательно смотрел на нее, не решаясь ни на что другое.

— Капитан Уэнтворт, я получила ваше предложение, — произнесла она, отчаянно борясь с волнением и проигрывая. — Я намерена принять его.

— Вы… вы уверены? — он запнулся, однако заставил себя договорить.

— Да, я абсолютно полна решимости. И ничего, вы можете в этом быть совершенно уверены, не сможет убедить меня в обратном.

Сейчас Фредерик был полон самых разных конфликтных чувств. И трепет, и радость, и облегчение, и признательность смешались в нем воедино. Вы избавили меня от больших страданий, казалось, говорил его счастливый взгляд.

Все то волнение, которое Энн пережила, так сильно сказалось на ней, что она не без благодарности оперлась на его руку. Вместе они вернулись обратно на улицу и пошли не спеша к ее дому на Камден Плейс. Фредерик был готов повторить каждое слово, которое он написал ей в письме. Каждое признание. Он готов был рассказать ей всю свою историю. Он никого никогда не любил кроме нее. Он слишком поздно это понял, а за свое опрометчивое поведение он был так жестоко наказан.

Те недели, которые Фредерик провел у брата в Шропшире, были одними из самых мучительных в его жизни. И все же тогда он предпочитал компанию Эдварда любому другому возможному обществу. Именно у своего старшего брата гостил он в Сомерсете восемь лет тому назад, и Эдвард был свидетелем тех событий, которые там произошли. Тогда он не без содрогания вспоминал о Лайме и считал себя таким же глупцом, каким считал его и сам Эдвард.

А ведь он был рад, когда все Уэнтворты уехали из Сомерсета, ибо твердо решил никогда туда больше не возвращаться и не видеться с семьей Эллиотов. Его решимость в значительной мере поколебалась, когда он узнал, что его сестра Софи намерена не только вернуться в Сомерсет, но и поселиться ни где иначе, как в Киллинч-холле. Имя Эллиотов снова было у него на слуху со всеми вытекающими отсюда финансовыми подробностями о состоянии дел сэра Уолтера. Он был против аренды Киллинч-холла и, несмотря на все радушие его сестры и адмирала Крофта, не собирался гостить там более нескольких дней, отправившись затем к Эдварду в Шропшир. Он знал, что Эллиоты перебрались в Бат, а значит встреча с Энн ему никак не грозит. И все же Фредерику претило оставаться надолго в Киллинч-холле, с которым было связано столько неприятных для него воспоминаний.

Впрочем, все прошло как нельзя лучше. Казалось, время вылечило его, и вернувшись в Сомерсет, в стены дома, где он был однажды так жестоко отвергнут прежними обитателями, он не почувствовал ровно ничего кроме самого легкого волнения. Он даже настолько приободрился, что нанес визит своим новым соседям — Мазгроувам. Людям в высшей степени воспитанным и приятным. Насколько же велико было его удивление, когда оказалось, что Энн не только не уехала в Бат, но что она гостила у своей сестры в Аперкроссе. Он не искал с Энн встречи, но теперь не мог ее избежать. И он должен сознаться, что впоследствии ему было так приятно от того, что он остался именно таким, каким хотел казаться — скучающим и равнодушным. Он даже был слегка разочарован.

Фредерик с легкостью поменял тогда свои планы на Сомерсет, решив погостить в Киллинч-холле дольше, чем собирался. Его подкупил тот теплый прием, который оказали ему Мазгроувы. Как разительно отличалось их поведение от холодных чопорных Эллиотов, которые сочли его недостаточно достойным для Энн. Его уязвленная гордость находила удовлетворение в том внимании и восхищении, которые оказывали ему девушки Мазгроув. И раз уж судьба свела его с Энн снова, то он должен дать ей понять, что не простил ее и что он осуждает всю слабость и покладистость ее характера. На деле же — он понял это только в Шропшире — он не был равнодушным, он бесился и по-прежнему лелеял свой гнев и нанесенную ему обиду. Как сильно его задело упоминание Мэри, что Энн ни разу не говорила ей о том, что они знакомы.

Сначала он начал пересекаться с Энн в Апперкроссе, отделываясь лишь парой-тройкой вежливых слов. Он должен был признать, что Энн держала себя с ним крайне скованно и отстраненно. Он заметил, что она уделяла своим племянникам гораздо больше времени, чем всем остальным вместе взятым. Впрочем, он не ожидал от нее ничего другого, и это (сейчас он хотел бы честным с ней) абсолютно его устраивало. Он был занят то Луизой, то Генриеттой, и сам не мог сказать, которая из барышень Мазгроув нравилась ему больше. Да он абсолютно не замечал и не хотел замечать Энн! Разве что иногда в его обращении к ней сквозили неосознанные знаки внимания, которые удивляли ее не меньше чем его самого. Ну что ж, успокаивал он сам себя, он не мог быть невоспитанным.

Первым тревожным звоночком для него стала новость о том, что Чарльз Мазгроув сватался к Энн до его женитьбы на Мэри и получил в ответ решительный отказ. Это не могло не вывести Фредерика из колеи, он был ошеломлен и озадачен. Он считал Чарльза Мазгроува в высшей степени приятным молодым человеком. Старший сын и наследник почтенного семейства по соседству с Киллинч-холлом, он обладал всем тем, чего так не хватало Фредерику девять лет назад — состоянием, поместьем, соответствующим положением в обществе. Для Энн это была во всех отношениях удачная партия. Определенно было бы только лучше, если бы она рассталась со своей семьей и сменила их общество на семейство Мазгроув, которые явно души в ней не чаяли. Все доводы рассудка, какими всегда руководствовалась Энн, говорили в пользу этого брака. Так почему она отказала Чарльзу? Луиза не смогла дать ему исчерпывающего ответа. Мистер Мазгроув считал, что Энн отговорила леди Рассел. Ах, леди Рассел… Как он мог забыть про леди Рассел. Все же эта новость продолжала сильно занимать его. Он весь терялся в догадках. Возможно ли, чтоб он мог быть причиной?

Их совместная поездка в Лайм сделала эту ситуацию снова двусмысленной. Он успел позабыть, что его друг Гарри знал имя девушки, с которой Фредерик был когда-то помолвлен. Капитан Харвилл не мог сдержать определенного удивления, завидев своего друга снова в обществе мисс Эллиот. И не прошло и нескольких дней, как Фредерик заметил, что Энн понравилась его друзьям гораздо больше барышень Мазгроув за то участие и внимание, которые она оказала капитану Бенвику. Какая досада видеть это и знать, что мисс Эллиот, будь она уже миссис Уэнтворт, прекрасно вписалась бы в общество его самых близких друзей!