Когда она обмякла в его руках, Эмори подхватил ее подмышки, чтобы она не упала. Джозеф отпустил ее шею и отступил назад, любуясь следами, оставленными его пальцами. Подняв глаза на Эмори, он сказал:

— Она полностью твоя.

Джозеф усмехнулся.

— Уверен, она не будет возражать против того, что ты хочешь с ней сделать. У нее пунктик насчет охранников.

Улыбка скользнула по лицу Эмори, и он потащил тело Арианны из комнаты, исчезая в длинном коридоре, в то время как Джозеф стоял у своего стола и смотрел, как ее предают судьбе. Он снова обрел силу, вновь обрел гордость, заполонившие его тело и разум, он, наконец-то, одержал верх над той единственной, что посмела так подло его предать.

Глава 24

Арианна медленно открыла глаза. Руки горели от боли так, словно их вырвали из плеч, а с запястий словно содрали кожу. Она повернула голову, и комната поплыла перед глазами, периодически обретая четкость, пока она пыталась проснуться окончательно.

Ноги разъезжались, но она заставила себя подняться и встать на них твердо, увеличив тем самым давление на израненные руки. Металл сковывавших ее цепей словно испугался движения и забряцал, когда Арианна наконец смогла открыть глаза и рассмотреть комнату, появившуюся в поле зрения.

При быстром осмотре это оказалась дополнительная спальня, которую она украшала когда-то. Однако более пристальное изучение выявило грязь на полу и пропитанный засохшей кровью бетон между каменными плитами. Зловонный запах исходил от стен и стоявшей в центре кровати, заваленной измятыми и запятнанными простынями.

Она боролась с приступом тошноты, ставший очень чувствительным желудок взбунтовался против этого «аромата».

В комнате она была одна и быстро сообразила, что была прикована к стене и оставлена кем-то в подвешенном состоянии до пробуждения. Вспомнила, как Джозеф душил ее, а его телохранитель Эмори держал до тех пор, пока она не потеряла сознание. Прохладный воздух коснулся кожи, говоря, что кто-то снял с нее одежду, и Арианна задрожала от мысли, что с ней сделают.

Арианна не знала, кто войдет через дверь. Она молила, чтобы это оказался Джозеф. Она не вынесет, если Эмори разрешили к не прикоснуться, но ее молитвы не были услышаны, и через час последний вошел из вестибюля.

— О, отлично. Ты проснулась, и мы можем наконец-то начать, — голос Эмори походил на голос сумасшедшего.

Арианна похолодела от страха остаться наедине с охранником Джозефа, на ее коже выступил пот:

— Что ты делаешь? Где Джозеф?

— Он больше не хочет тебя, сказал, что я могу теперь поиграть с тобой. Ты не рада? — Эмори захихикал, и этот смех был таким же отвратительным, как его голос.

Приблизившись к ней, одной рукой он принялся водить по ее животу и груди, в то время как другая проникла между ее ног.

Ее тело дернулось, пытаясь увернуться от него, несмотря на цепи, которые приковывали ее к стене.

— О, да. Это будет чудесно, я хотел трахнуть тебя в течение многих лет, Арианна, — он усмехнулся. — Я всего лишь не хотел кончить как твой ухажер. Я знал, что Джозеф скоро устанет о тебя.

— Эмори, ты должен остановиться. Я беременна… это ребенок Джозефа, — Арианна поклялась всем, что у нее было. — Ты должен пойти и привести его, чтобы я могла сказать это.

Она ненавидела саму мысль отдать себя в руки этого мужчины, стоявшего перед ней, но выбора не было, если она собиралась сохранить себе жизнь. Печально, но Арианну не заботило, будет она жива или нет, но стоило ей вспомнить о двух мальчиках, которых она оставила в музыкальной комнате, то к ней пришло осознание, за что стоит сражаться. Сердце словно разлетелось на осколки от мысли что ни у Аарона, ни у Ксандера не будет никого, если с ней что-то случится. Она не могла смириться с тем, что никогда их не обнимет, не сыграет с ними на музыкальных инструментах или не увидит, как они играют.

— О, Боже! Эмори, пожалуйста, приведи Джозефа… он должен знать! — ее голос перешел на крик от боли, которые причиняли ей его прикосновения. Она кричала и молила его остановиться, но руки, рот и зубы Эмори коснулись каждого дюйма кожи, заставляя ее желать смерти на этом самом месте.

— Пожалуйста…

Эмори рассмеялся, а жар его дыхания прошелся по ее коже, пока их глаза не оказались на одном уровне. Расстегивая ремень, Эмори облизнул губы.

— Я не расскажу Джозефу ничего, кроме того, как хорошо было трахать тебя до смерти. — Поверь мне, крошка, спустя несколько часов ты больше не будешь беременна. Я намерен насладиться сегодняшним вечером.

Арианна забилась в цепях, зовя на помощь мужа. Она лелеяла безумную надежду, что он придет, чтобы она могла сказать ему, почему он не мог позволить Эмори это сделать. после нескольких минут горло пересохло, и она не могла выдавить из себя ни звука. Эмори смотрел на нее непроницаемо темными глазами, расстегивая ремень. Штаны упали на пол.

— Ты облажалась, Арианна. В буквальном смысле, — из его груди вырвался дьявольский смех

Схватив ее ягодицы, он развернул ее так, что ее лицо впечаталось в стену. Он поднял ее и вошел с такой силой, что ее нос закровоточил от столкновения со стеной. Много времени не потребовалось, чтобы он закончил и начал снова, разрывая своим членом нежную кожу ее влагалища и задницы. В течение этих минут она чувствовала, как кровь стекает по ногам, и все время продолжала звать Джозефа, несмотря на боль в горле.

Когда Эмори закончил, то на шаг отступил от нее. Держа член в руках и осмотрев залитый кровью пол, он рассмеялся и поднял свою алую руку, чтобы она видела.

— И подумай… это только начало.

Эмори быстро пересек комнату и, открыв ящик комода, начал доставать инструменты. У Арианны отвисла челюсть, а глаза округлились, когда она увидела, что он достал из ящика. Ножи, клещи, бритвы и медицинские инструменты.

Она ничего не могла с собой поделать, и ее вырвало, что добавило еще и запах рвоты к ужасному аромату в комнате.

Эмори обернулся и улыбнулся, видя, что ей плохо. Быстро преодолев разделявшее их расстояние и окунув в блевотину палец, он начал с силой запихивать его ей в рот:

— Ты что-то уронила.

Ее снова стошнило и он, смеясь, убрал палец.

— Если ты пытаешься разжалобить меня и считаешь, что я не буду тебя трогать, то придется придумать что-то получше, чем это, сучка.

Голова уперлась в стену, слезы сами собой хлынули из глаз, а под потоком эмоций подкосились ноги. Безрезультатно она пыталась поднять себя за эти цепи, найти силы не удалось. Мысли возвращались к прошлому: воспоминания о Конноре, смех у реки, солнечный свет, согревающий кожу, в месте, где они могли скрыть свои жизни. Она подумала о мальчиках, их смех, крики, представила, как они выросли. Сердце разбивалось от мысли, что она никогда не увидит, как они станут взрослыми.

Чувство абсолютной пустоты поглотило ее, но его оттенило осознание, что дети будут предоставлены воле и наставлениям сумасшедшего, а их жизни поглотит черная дыра, представляющая собой «Эстейт» Джозефа. При мысли о лицах мальчиков, оставленных в музыкальной комнате, у Арианны внутри все словно умерло от понимания, что это был последний раз, когда они видели друг друга.

Жизнь несправедлива. Сказки и истории, которые ей рассказывали в детстве — ничто иное, как фантазии, мечты, что никогда не осуществятся. Нет принца, который приехал бы на белом коне, нет лягушонка, который превратится бы в идеального мужчину, когда его поцелует принцесса. Нет. Ее жизнь была какой угодно, но не справедливой. Иллюзией будущего, которое ей никогда не узнать, светом, который погасил мужчина, за которого она много лет назад вышла замуж.

А теперь она прикована к стене, отдана безумцу, бездушному ублюдку, упивавшемуся болью, кровью и смертью. Ей было ненавистно, что он будет последним человеком, которого она видит и знает, поэтому, закрыв глаза, она попыталась уйти в место, где могла сбежать из комнаты, в которой была заточена.