— Ступай. Иди к парням, Фредди, и не переживай ни о чем. Я предупрежу Мэри. Ты прав, у нас с тобой еще будет время спокойно поговорить. — Барбара что есть силы прижалась к нему и поцеловала в губы.

Она была с ним. Она не испугалась.

… Пожалуй, это был лучший День рождения за много лет. Без камер, без толпы фриков, заглядывающих в рот. Пили водку и, почему-то не хмелея, болтали до утра. Родж травил байки, подначивал и шутил. У Фредди открылось второе дыхание. Он весело смеялся, потешался над Роджером, и они, перебивая друг друга, громко и радостно вспоминали молодость. Даже Брайан, который в последнее время ходил как в воду опущенный из-за предстоящего развода с Крисси, поддерживал оживленный разговор. Вскакивал, бродил по кают-компании и, размахивая руками, рассказывал смешные истории.

Сюда он приехал с Анитой, тем самым впервые официально признав роман, вспыхнувший год назад, и, кажется, только сейчас понял, что движется верной дорогой, хотя на душе у него по-прежнему лежал здоровенный камень. Как бы то ни было, лучше уйти, пока душевные страдания и больная совесть не превратили его в пациента психушки.

Джон… просто сидел на краю диванчика, чуть заметно улыбался и по большей части молчал, наблюдая за тем, что впоследствии назвал Чудом. Он смотрел на помолодевших парней — на веселого, загорелого до черноты Роджера, на безусого и погрузневшего Фреда, к которому пока не привык, на бледного Брая, в чьей кудрявой гриве теперь отчетливо проглядывла седина, — и думал о том, что происходящее между ними — это и есть самое настоящее обыкновенное чудо, и никак иначе. В эту ночь они вчетвером как будто вернулись в те старые добрые времена, когда снимали домик в Труро, а Роджер приходил к ним с пивом, выдержав напор материнской заботы, и они сидели на маленькой веранде до утра.

Спать завалились в двух кубриках, по старой традиции бросив жребий, кому с кем делить койку. В дом к женам отчего-то не пошел никто.

***

Барбара мысленно готовила себя к чему-то подобному, и все же известие ее оглушило. Она уже и не помнила, жизни скольких ее знакомых унесла эта новая болезнь, о которой в последние годы не судачил только ленивый. Случилось именно то, чему она когда-то предрекла случиться и чего, по правде говоря, боялась больше всего. Случайные люди растащили его по кусочкам. Мимолетные связи, ничего не значащие и ни к чему не обязывающие, убили его тело, но еще раньше опустошили душу — Барбара это видела.

Впрочем, она не была бы Барбарой Валентин, немецкой Бриджит Бардо и Мэрилин Монро в одном лице, если бы позволила себе раскисать от плохих вестей. Бурные ночки в Мюнхене вполне могли аукнуться этой гадостью, хотя возможно, Фредди подхватил заразу гораздо раньше… Что ж, в любом случае не стоит преждевременно хоронить его. Это же Фредди! Ее малыш — лучший мужчина из тех, что встречались ей на протяжении всей жизни. Уж в этом-то она разбиралась лучше некуда. Самый добрый, щедрый, умный, веселый… И уж точно он еще не единожды задаст всем жару!

Веселье потихоньку сворачивалось. Часть гостей уже разошлась по номерам. Кто-то вызывал такси, кто-то еще пил у бассейна и громко смеялся. Музыку выключили. Конечно, сейчас по разным уголкам сада расползутся маленькие компании приятелей, которые будут тихонько допивать остатки крепких напитков и обсуждать праздник, плодя сплетни.

Барбара уже присматривалась, с кем бы провести время. Возвращаться в номер не хотелось — она понимала, что, оставшись в одиночестве, будет до утра думать лишь о том, что Фредди смертельно болен.

От раздумий ее отвлек знакомый голос:

— Привет. Ты не видела Фредди? Полчаса его ищу…

Джим Хаттон — очередной приживала в доме Меркьюри. Вроде бы, садовник. Который какое-то время был игрушкой Фредди — во всяком случае, Барбаре так казалось, — но очень быстро надоел — уж больно глуп. Несколько раз Фредди говорил ей, что такого болвана свет белый не видывал, и что Джим даже Фиби даст фору. Барбара смеялась, в который раз удивляясь тому, что он тратит время на подобных людей, но она знала, что он ответит. Что ему жаль их. Что в целом они — неплохие парни, и не виноваты, что родились дураками. Да и куда они пройдут? Кому еще они нужны?..

Джим, хорошо подвыпивший и очень грустный, неприкаянно бродил по маленькому саду.

— Фредди уехал с парнями, — отозвалась Барбара равнодушно. — Может, в клуб, а может, к кому-то в гости. Или домой к Роджеру. Он не говорил… А тебе-то что? Иди спать. Сдается мне, ты уже хорошо выпил.

Джим с досадой пнул подвернувшийся под ногу камушек, который тут же звонко отскочил в кусты.

— Опять он мне ничего не сказал. Как будто я ему никто! — Он пьяно пошатнулся и взмахнул рукой.

— Ты меня, конечно, прости за то, что лезу не в свое дело, но с чего ты взял, что для Фредди ты — кто-то? Садись, поговорим. — Барбара указала рукой на невысокий бордюрчик, который окружал клумбу с яркими цветами.

Было очень тепло. Цикады, весь вечер заглушаемые громкой музыкой, сейчас разошлись не на шутку. От цветущих растений исходил одуряюще-сладкий аромат. Отчего бы не поговорить в таком приятном месте?

Щелкнув застежкой элегантной сумочки, Барбара достала сигареты.

— Будешь?

— Я бросаю. — Джим несмело опустился рядом.

— Почему?

— Фредди решил больше не курить — его мучают приступы кашля. Вот и я…

— Ты всегда делаешь то же, что и он? — Барбара покачала головой. — Хрен с ними, с сигаретами, но золотой мой, ты, кажется, совсем запутался. Почему ты решил, будто что-то значишь для Фредди? Только потому что у вас с ним что-то было? Ведь было, так?

— А как же! — воскликнул было Джим. И тут же смолк, грустно потупившись. — То есть… Мы с ним всюду вместе. Во всех поездках. Было… — Он осекся. — Это ничего не значит! Фредди давно ни с кем не спит. Я точно знаю. У него… проблемы. Но у нас отношения. Он сам об этом говорил. В последнем интервью. «Я счастлив с человеком, с которым живу». Это он про меня, я уверен!

— Фредди сказал лишь то, чего от него ждали давно. После всей этой газетной грязи в последние месяцы было бы странно, если бы он наконец не заявил что-то вроде: «Сейчас я живу, как монах, и выращиваю тюльпаны». Вроде, он использовал эти выражения?

— Но это я живу в одном доме с ним! Ближе меня у него сейчас никого нет. Ты же помнишь, в Мюнхене… Он много раз звал меня с собой. Билеты оплачивал…

— Зайка, он тебя звал, чтобы потом было, с кем обратно лететь. Фредди терпеть не может летать один. К тому же, он тогда хотел приструнить кое-кого из наших общих знакомых, и ты удобно подвернулся под руку. Догадываешься, о чем я толкую? — Барбара смахнула пепел на дорожку. — Ты придумал себе девчачью сказку, дорогой. Выкинь эту дурь из головы и живи своей жизнью!

Джим молчал, но по его лицу было видно, что он уязвлен — плотно сжатые губы, протрезвевший и посуровевший взгляд, устремленный куда-то в темноту сада. Барбара чувствовала, что он готов заплакать. Ведь, несмотря ни на что, где-то в самом мрачном, самом отдаленном уголке души понимал, что она права.

Ей частенько доводилось видеть подобное. Ослепленный восхищением перед кумиром — чувство, которое, увы, слишком часто путают с любовью, — человек начинает принимать желаемое за действительное, попросту отказываясь замечать то, что не вписывается в его личную картинку реальности. Джим не хотел никого обманывать, единственный человек, которому он действительно врал, — это он сам. Он искренне верил, что является тем самым возлюбленным Фредди, даже не задумываясь о том, что рядом есть еще и Джо, и Мэри…

Наверное, со стороны Фредди было жестоко поддерживать в нем эту веру. Но разорвать иллюзию — еще более жестоко.

Барбара горько вздохнула. Что ж, шоу-бизнес — это, как ни крути, суровая штука. И если ты живешь под одной крышей с Фредди Меркьюри, то должен это усвоить.

— Я тебе сейчас скажу одну вещь, Джим. Пожалуйста, выслушай и постарайся понять меня правильно. Знаю, ты любишь Фредди, но он — не пара тебе, а ты ему — и подавно. Взгляни-ка вокруг. Десятки людей, побросав свои дела, прилетели сюда. Это известные и очень занятые люди, Джим, но сегодня они здесь. И только по одной причине — они любят Фредди. Как и ты. Я и сама много раз отказывалась от работы, чтобы побыть с ним. И сейчас устроила себе отпуск, отказавшись от очередного проекта, в котором могла бы сыграть интересную роль. А ведь я — уже не цветущая секс-бомба, в моем возрасте актрисы не разбрасываются ролями, но для меня важнее было приехать сюда. Фредди — это веселый и шумный праздник. С ним хочется быть каждый день, и он, зная это, старается быть для всех нас праздником. Очень старается. И у него получается. Однако из всех, кого ты сейчас видишь, по-настоящему он любит только Мэри, Роджера, Джона и Брайана. Мы знакомы с ним несколько лет. Я, как и ты, жила с ним и знаю, о чем говорю. Я могла просить его о многом, но Фредди далеко не всегда шел навстречу. Он занимался сольником, когда однажды позвонил Роджер и сказал, что написал «Radio Ga Ga». Фредди тут же послал нахер собственные дела и включился в работу над альбомом. Он — добрый и щедрый человек. Он может дарить тебе дорогие подарки — мне, например, он подарил бриллиант в несколько карат чуть ли не в первый день знакомства, — может возить тебя по миру, знакомить со звездами, давать деньги… Он и тебе их давал, верно?